Что может быть невиннее?»
– Получилось! Мама, у тебя получилось! – закричал Поль. – Вот здорово! Почти как у Джинкс, а у нее получается почти, как я.
«Почти, как у меня», – хотелось ей поправить его, но Юджиния только рассмеялась и ничего не сказала. Она наклонилась к Брауну, и он направил ее руку. «Это же детская игра, – уверяла она себя. – Ну что может быть невиннее?»
Но в этот момент Джордж решил, что не может больше мириться с этим. Почему он так поступил, он не смог бы объяснить. Казалось, ноги сами понесли его вперед.
– Хорошо у тебя получается, моя дорогая, – услышал он свои собственные слова. – Захвачен твоим искусством. Очень впечатляет. Большой прогресс. Должен вас поздравить, лейтенант Браун. – Слова лились сами по себе, цепляясь одно за другое. – Моя жена, несомненно, безмерно счастлива обучиться этому искусству.
Юджиния взглянула на мужа и неожиданно сдвинула брови.
– Нет никакой причины так злиться, Джордж, – проговорила она, но понимала, что у него есть причина, потому что знала, что он хотел сказать на самом деле.
– Ну что ты, Джини, я ничего не хотел сказать… Захваченный врасплох, Джордж беспомощно лепетал.
Внезапно Лиззи решила, что она рассержена на маму. Сначала она сидела за столом надувшись и совсем скучная, а теперь ведет себя так эгоистично и нечестно, не дает папе повеселиться вместе со всеми, дольше всех кидает чайкам еду и вообще привлекает к себе слишком много внимания.
– Ты хочешь покидать, папа? Пожалуйста, сейчас моя очередь. Кидай вместо меня, если хочешь.
Но ни Джинкс, ни Поль не желали, чтобы их обошли. Отталкивая друг друга, они кинулись к отцу.
– Встань сюда, папа! Пойди сюда!
Они сгрудились около него, радостные и благодарные. «Видишь, мама! – говорили их худенькие плечики и задранные кверху головы. – Видишь, как это должно быть?» У Джинкс от гордости и торжества глазки сощурились и стали похожи на две узенькие щелочки. Поль уцепился ручкой за синюю тужурку Джорджа и прижался ногой к его белой штанине, а Лиззи, казалось, вот-вот лопнет от радости, и среди них Юджиния почувствовала себя посторонней.
– Если вы все против меня… – начала она прерывистым, негодующим голосом, уже не представляя себе, что сейчас может произойти. Зажатый в ее руке кусок хлеба сделался тяжелым, как артиллерийский снаряд, и она уронила его в воду.
– Джини… Джини… – успокаивал ее Джордж. – Я в самом деле не имел в виду… Ведь это же просто игра, моя дорогая… ты не должна…
– Вы все здесь развлекались, веселились, а я… а я должна была… должна была организовать праздник… убрать то, что вы насорили… сделать так, чтобы вы все… чтобы все…
Юджиния чувствовала, как ее распирают угрызения совести, – припомнились все грубые слова или поступки, о которых сожалела, но слова лились безудержным потоком. Стыд и раздражение боролись в ней, и от этого становилось еще тяжелее.
Дети не ответили, не ответил и Джордж. Они смотрели на палубу и переминались с ноги на ногу – Джинкс, Поль и Лиззи потому, что еще были слишком маленькие и сами часто бывали не правы, а Джордж потому, что ему нечего было сказать. «Лучше переждать, – резонно решил он. – Нужно оставить Джини в покое. Пусть немного выпустит пар. У каждого бывают грудные дни. Каждому доводилось встать не с той ноги».
Но Юджиния не могла остановиться. При виде перепуганного мужа и словно бараньих глаз детей она еще больше распалилась. Она злилась, что не может взять себя в руки, но ее совершенно сорвало с тормозов.
Потом, словно не в состоянии справиться с собой, а может быть, От злости – неважно почему, она поступила очень странно. Она сорвала с головы свою серую соломенную шляпку и зажала ее стоймя в руке. Шляпка была широкополая, с большой узорчатой шелковой лентой, на которой были пришиты розовые шелковые пионы – красивая вещица, прелестная, как весеннее утро, – и Юджиния, насупившись, перевернула ее в руке и начала крутить, рассматривая нежные лепестки, которые шевелил ветерок, и жемчужную соломку, переливавшуюся под лучами солнца. Потом, так же стремительно, как перед этим сдернула ее с головы, Юджиния швырнула шляпку высоко вверх, и та полетела по высокой дуге прямо на солнце.
Серебристый диск пролетел по небу. Казалось, он никогда не потеряет высоты.
– Ух ты! – вполголоса промолвил Поль.
– Ой, мама! – прошептали девочки и ухватились за платье матери, а миссис Дюплесси пробормотала:
– Что за экстравагантный жест!
Юджиния ничего этого не слышала; она пристально следила за полетом шляпы, которая поднималась все выше к небесам. Она наблюдала, как шляпка крутилась и крутилась в воздухе, и Юджинии казалось, что вместе со шляпкой улетают ее сердце и душа, и она перегнулась через перила к волнам, чтобы увидеть, как шляпка исчезнет в облаках.
Но шляпка вдруг упала. Подхваченная ветром или холодной волной высоко вздымающейся в воздух океанской водяной пыли, она затрепетала, рухнула вниз, подпрыгнула раз-другой на воде, разбросала лепесточки над крутящейся пеной и пошла ко дну.
– Ой! – выдохнула Юджиния. Она смотрела на волны, как будто ожидала увидеть следы борьбы, словно шляпка могла бросить вызов смерти и вновь появиться на свет, но ничего не произошло. Шляпка исчезла насовсем.
– Не расстраивайся, Джини, – тихо проговорил Джордж. – Мы достанем тебе другую, правда, дети? Мы…
– Да, мама, да! – хором вступили Поль и Джинкс. – Мы можем… потому что у Олив целые тонны… – Их маленькие тельца прижались к ней, стараясь показать, как ей сочувствуют и любят. – Помнишь, когда я сделал того кролика из перьев, засунул его в коробку, и кошка…
Но Юджиния не обращала внимания – голоса близких звучали, как шум морского ветерка в ушах, семья, окружавшая ее, могла быть всего лишь бледным призраком мечтаний. Она смотрела на море и видела, как тонет ее шляпка. Она видела это снова, и снова, и снова. Шляпка пропала безнадежно, безвозвратно исчезла, сколько ни всматривалась Юджиния жадным взглядом и синеву моря.
– Манила… так, кажется, ты сказал, Карл?
Часы на столе Турка тикали с размеренным постоянством. Он взял сигару, зажал ее между большим и указательным пальцами и стал рассматривать, плотно ли прилегает лист, как он облегает сигару и делает ли ее гладкой, как обструганная деревяшка. В конце концов, он откусил кончик и зажег спичку. Благостный запах серы и табака возносил его на небеса, куда он надеялся попасть после всех его трудов праведных.
– Значит, ты получил письмо от Пейна… или, вернее, от Риджуэя. Старик пишет мне сам… от руки… Совершенно удивительно. – Турок рассмеялся собственной шутке. – Конечно, я никогда не читаю его сочинений. Можешь прочитать, если думаешь, что это окажется полезным.
Турок снова рассмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175
– Получилось! Мама, у тебя получилось! – закричал Поль. – Вот здорово! Почти как у Джинкс, а у нее получается почти, как я.
«Почти, как у меня», – хотелось ей поправить его, но Юджиния только рассмеялась и ничего не сказала. Она наклонилась к Брауну, и он направил ее руку. «Это же детская игра, – уверяла она себя. – Ну что может быть невиннее?»
Но в этот момент Джордж решил, что не может больше мириться с этим. Почему он так поступил, он не смог бы объяснить. Казалось, ноги сами понесли его вперед.
– Хорошо у тебя получается, моя дорогая, – услышал он свои собственные слова. – Захвачен твоим искусством. Очень впечатляет. Большой прогресс. Должен вас поздравить, лейтенант Браун. – Слова лились сами по себе, цепляясь одно за другое. – Моя жена, несомненно, безмерно счастлива обучиться этому искусству.
Юджиния взглянула на мужа и неожиданно сдвинула брови.
– Нет никакой причины так злиться, Джордж, – проговорила она, но понимала, что у него есть причина, потому что знала, что он хотел сказать на самом деле.
– Ну что ты, Джини, я ничего не хотел сказать… Захваченный врасплох, Джордж беспомощно лепетал.
Внезапно Лиззи решила, что она рассержена на маму. Сначала она сидела за столом надувшись и совсем скучная, а теперь ведет себя так эгоистично и нечестно, не дает папе повеселиться вместе со всеми, дольше всех кидает чайкам еду и вообще привлекает к себе слишком много внимания.
– Ты хочешь покидать, папа? Пожалуйста, сейчас моя очередь. Кидай вместо меня, если хочешь.
Но ни Джинкс, ни Поль не желали, чтобы их обошли. Отталкивая друг друга, они кинулись к отцу.
– Встань сюда, папа! Пойди сюда!
Они сгрудились около него, радостные и благодарные. «Видишь, мама! – говорили их худенькие плечики и задранные кверху головы. – Видишь, как это должно быть?» У Джинкс от гордости и торжества глазки сощурились и стали похожи на две узенькие щелочки. Поль уцепился ручкой за синюю тужурку Джорджа и прижался ногой к его белой штанине, а Лиззи, казалось, вот-вот лопнет от радости, и среди них Юджиния почувствовала себя посторонней.
– Если вы все против меня… – начала она прерывистым, негодующим голосом, уже не представляя себе, что сейчас может произойти. Зажатый в ее руке кусок хлеба сделался тяжелым, как артиллерийский снаряд, и она уронила его в воду.
– Джини… Джини… – успокаивал ее Джордж. – Я в самом деле не имел в виду… Ведь это же просто игра, моя дорогая… ты не должна…
– Вы все здесь развлекались, веселились, а я… а я должна была… должна была организовать праздник… убрать то, что вы насорили… сделать так, чтобы вы все… чтобы все…
Юджиния чувствовала, как ее распирают угрызения совести, – припомнились все грубые слова или поступки, о которых сожалела, но слова лились безудержным потоком. Стыд и раздражение боролись в ней, и от этого становилось еще тяжелее.
Дети не ответили, не ответил и Джордж. Они смотрели на палубу и переминались с ноги на ногу – Джинкс, Поль и Лиззи потому, что еще были слишком маленькие и сами часто бывали не правы, а Джордж потому, что ему нечего было сказать. «Лучше переждать, – резонно решил он. – Нужно оставить Джини в покое. Пусть немного выпустит пар. У каждого бывают грудные дни. Каждому доводилось встать не с той ноги».
Но Юджиния не могла остановиться. При виде перепуганного мужа и словно бараньих глаз детей она еще больше распалилась. Она злилась, что не может взять себя в руки, но ее совершенно сорвало с тормозов.
Потом, словно не в состоянии справиться с собой, а может быть, От злости – неважно почему, она поступила очень странно. Она сорвала с головы свою серую соломенную шляпку и зажала ее стоймя в руке. Шляпка была широкополая, с большой узорчатой шелковой лентой, на которой были пришиты розовые шелковые пионы – красивая вещица, прелестная, как весеннее утро, – и Юджиния, насупившись, перевернула ее в руке и начала крутить, рассматривая нежные лепестки, которые шевелил ветерок, и жемчужную соломку, переливавшуюся под лучами солнца. Потом, так же стремительно, как перед этим сдернула ее с головы, Юджиния швырнула шляпку высоко вверх, и та полетела по высокой дуге прямо на солнце.
Серебристый диск пролетел по небу. Казалось, он никогда не потеряет высоты.
– Ух ты! – вполголоса промолвил Поль.
– Ой, мама! – прошептали девочки и ухватились за платье матери, а миссис Дюплесси пробормотала:
– Что за экстравагантный жест!
Юджиния ничего этого не слышала; она пристально следила за полетом шляпы, которая поднималась все выше к небесам. Она наблюдала, как шляпка крутилась и крутилась в воздухе, и Юджинии казалось, что вместе со шляпкой улетают ее сердце и душа, и она перегнулась через перила к волнам, чтобы увидеть, как шляпка исчезнет в облаках.
Но шляпка вдруг упала. Подхваченная ветром или холодной волной высоко вздымающейся в воздух океанской водяной пыли, она затрепетала, рухнула вниз, подпрыгнула раз-другой на воде, разбросала лепесточки над крутящейся пеной и пошла ко дну.
– Ой! – выдохнула Юджиния. Она смотрела на волны, как будто ожидала увидеть следы борьбы, словно шляпка могла бросить вызов смерти и вновь появиться на свет, но ничего не произошло. Шляпка исчезла насовсем.
– Не расстраивайся, Джини, – тихо проговорил Джордж. – Мы достанем тебе другую, правда, дети? Мы…
– Да, мама, да! – хором вступили Поль и Джинкс. – Мы можем… потому что у Олив целые тонны… – Их маленькие тельца прижались к ней, стараясь показать, как ей сочувствуют и любят. – Помнишь, когда я сделал того кролика из перьев, засунул его в коробку, и кошка…
Но Юджиния не обращала внимания – голоса близких звучали, как шум морского ветерка в ушах, семья, окружавшая ее, могла быть всего лишь бледным призраком мечтаний. Она смотрела на море и видела, как тонет ее шляпка. Она видела это снова, и снова, и снова. Шляпка пропала безнадежно, безвозвратно исчезла, сколько ни всматривалась Юджиния жадным взглядом и синеву моря.
– Манила… так, кажется, ты сказал, Карл?
Часы на столе Турка тикали с размеренным постоянством. Он взял сигару, зажал ее между большим и указательным пальцами и стал рассматривать, плотно ли прилегает лист, как он облегает сигару и делает ли ее гладкой, как обструганная деревяшка. В конце концов, он откусил кончик и зажег спичку. Благостный запах серы и табака возносил его на небеса, куда он надеялся попасть после всех его трудов праведных.
– Значит, ты получил письмо от Пейна… или, вернее, от Риджуэя. Старик пишет мне сам… от руки… Совершенно удивительно. – Турок рассмеялся собственной шутке. – Конечно, я никогда не читаю его сочинений. Можешь прочитать, если думаешь, что это окажется полезным.
Турок снова рассмеялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175