И даже революционные события, радость этих дней, возвращение с каторги отца Даньки, великие изменения в судьбе голодающей семьи рабочего — все это не снимает постоянного напряжения, чувства тревоги, горести, которые маячат где-то впереди. И они, эти горести, эти беды, наступают.
Переехала из подвала в бывший барский особняк семья бедняка, но начавшаяся гражданская война, контрреволюционный мятеж выкидывает ее на улицу. Отец Даньки гибнет от рук белогвардейцев. Да, над маленьким городом, как и над всей Россией, проносится очистительный, сметающий старое и отжившее вихрь революции. Но победа над силами старого достается нелегкой ценой. Данька становится участником революции, и она подчиняет себе его жизнь, его действия. Интересы революции, в которой Данька и его друзья видят единственную возможность будущей счастливой и достойной жизни, определяют все их поведение, их жизнь и смерть.
Но было бы глубоко неверным, если бы писатель показывал, что только время, только сила революционного вихря является единственным двигателем поступков людей. Все значение исторической трилогии Арсения Рутько именно в том, что она утверждает: перед каждым ее персонажем — от самого главного, до самого незначительного — поставлена проблема выбора. Даже самые великие исторические события не избавляют человека от необходимости самому сделать свой выбор. И, сделав его, стоять на нем, ибо отступать от этого выбора уже невозможно — к этому ведет сама логика ожесточенной классовой борьбы.
Перед нами, читателями книги Арсения Рутько, открывается целая галерея людей, чей выбор объяснялся разными причинами, но прежде всего причинами социальными и нравственными. Для самого Даньки, для старшего друга матроса Вандышева выбор революционного пути определила их жизнь, сознание социальной несправедливости, жертвой которой они стали. Для потомка коньячного фабриканта доктора Шустова, для бывшего помещика Граббе их выбор борьбы с Советской властью также естествен: они готовы на все, готовы пролить реки крови, лишь бы вернуть свои богатства, свое привилегированное положение. Но вот уходит из своего класса, бросает своего отца — купца — Соня Кичигина. Эта молоденькая девушка идет к людям, которые, казалось бы, являются ее врагами, отнявшими богатство, благополучие, спокойную жизнь, идет потому, что чувствует: за этими людьми правда, этими людьми движет бескорыстие, честность, желание помочь нуждающимся. Нравственная сила революционных идей создает как бы магнитное поле, которое притягивает все лучшее, что есть в разбитом, побежденном классе Поэтому идет помогать народной власти не только молоденькая вчерашняя гимназистка Соня, но и многоопытный, многознающий профессор Алексей Иванович.
Между детством Даньки Кострова, между временем, когда он охотился и голубями, и временем, когда он становится сотрудником ЧК в Москве, проходит всего лишь несколько лет. Но нас не должно удивлять это необыкновенно быстрое созревание, казалось бы, мгновенное превращение ребенка во взрослого человека, отягощенного чувством своей ответственности и долга. Очень много уместилось в небольшом отрезке времени отрочества Дани Кострова. И дело совсем не в необыкновенной личности героя книги. Вспомним 16-летнего командира Красной Армии Аркадия Гайдара, сказавшего про свою жизнь, что это была обыкновенная биография в необыкновенное время.
В герое трилогии Арсения Рутько мы видим прообраз маленьких героев нашей недавней истории. Писатель создавал свои книги о Даньке Кострове, (обогащенный не только воспоминаниями о собственном детстве, собственном отрочестве, но и живыми впечатлениями о массовом героизме советских людей в незабываемые годы Отечественной войны.
Арсений Рутько убежден, что не пропадает жизненный опыт предыдущих поколений. Он передается от одного поколения к другому, он обогащает души, приобщает нас ко всему, что было пережито нашими отцами, дедами, прадедами. К их сознательному труду, к их радостям и горестям, победам и поражениям. Ничто не проходит бесследно! Надо только, чтобы каждый наш молодой современник ощутил свое сопричастие к нашему великому прошлому, проникся теми чувствами сострадания, мужества, сурового долга, которые двигали поколением Даньки Кострова.
Для этого увлеченно, с непрекращающимся напряжением работал и продолжает работать писатель Арсений Иванович Рутько.
Лев РАЗГОН
ПЛЕНИТЕЛЬНАЯ ЗВЕЗДА
ТРИЛОГИЯ
Книга первая
ГОЛУБИНЫЕ ГОДЫ
1. ГОЛУБИНЫЕ ГОДЫ
В маленьком уездном городке, где я родился и вырос, было только три больших кирпичных здания: две шестиэтажные паровые мельницы купцов Тегина и Барутина в самом городе и четырехэтажное здание Тюремного замка на берегу Чармыша.
Окна мельниц, запорошенные мучной пылью, были мутно-белые, непрозрачные, за ними не таилось ничего интересного для нас, но окна тюрьмы всегда пугали своей жутковатой темнотой,— в них иногда неясными, почти неразличимыми пятнами угадывались чьи-то лица.
Мы, дети, так же как взрослые, знали, что тюрьма эта и пересыльная и «политическая срочная», то есть такая, где отбывали свой срок политические заключенные,— их тогда почти все в городе считали извергами и убийцами. Изредка мы видели, как этих бледных бородатых людей в серых безрадостных одеждах усиленный конвой с шашками наголо вел по Продольной улице от вокзала к тюрьме.
Мы, мальчишки, провожали их на почтительном расстоянии до Тюремного замка, смотрели, как они один за другим скрывались за железными заржавленными воротами. Потом, когда ворота закрывались, мы, улегшись в кружок где-нибудь на берегу Чармыша, принимались рассказывать друг другу о приключениях Шерлока Холмса и Ната Пинкертона.
Летом, бегая на Чармыш купаться, мы нередко делали крюк, чтобы пробежать мимо тюрьмы. Было что-то таинственно-притягивающее в кроваво-красных кирпичных стенах, в караульных башнях, из окошек которых выглядывали часовые, в черных железных воротах с квадратным оконцем на высоте человеческих глаз...
Иногда, набравшись смелости, мы проходили под самой тюремной стеной мимо полосатой, как шлагбаум, сторожевой будки. Если в это время в воротах открывалось окошко, мы в ужасе бросались прочь. Впереди в таких случаях бежал, прижимая к груди единственную свою руку, самый маленький из нашей «тройки» — Ленька Огуречик, за ним — я, а уж за мной по-медвежьи топотал Юрка Вагин.
Отцы наши работали на мельнице Барутина: у Юрки — грузчиком, у однорукого Леньки — слесарем по ремонту, а мой — «засыпкой», на самом верхнем, шестом этаже. Ежедневно в полдень мы ходили на мельницу, относили отцам обед.
Огромный двор, замощенный крупным булыжником, был покрыт толстым слоем пыли, лишь вдоль стен тускло поблескивала чешуя камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Переехала из подвала в бывший барский особняк семья бедняка, но начавшаяся гражданская война, контрреволюционный мятеж выкидывает ее на улицу. Отец Даньки гибнет от рук белогвардейцев. Да, над маленьким городом, как и над всей Россией, проносится очистительный, сметающий старое и отжившее вихрь революции. Но победа над силами старого достается нелегкой ценой. Данька становится участником революции, и она подчиняет себе его жизнь, его действия. Интересы революции, в которой Данька и его друзья видят единственную возможность будущей счастливой и достойной жизни, определяют все их поведение, их жизнь и смерть.
Но было бы глубоко неверным, если бы писатель показывал, что только время, только сила революционного вихря является единственным двигателем поступков людей. Все значение исторической трилогии Арсения Рутько именно в том, что она утверждает: перед каждым ее персонажем — от самого главного, до самого незначительного — поставлена проблема выбора. Даже самые великие исторические события не избавляют человека от необходимости самому сделать свой выбор. И, сделав его, стоять на нем, ибо отступать от этого выбора уже невозможно — к этому ведет сама логика ожесточенной классовой борьбы.
Перед нами, читателями книги Арсения Рутько, открывается целая галерея людей, чей выбор объяснялся разными причинами, но прежде всего причинами социальными и нравственными. Для самого Даньки, для старшего друга матроса Вандышева выбор революционного пути определила их жизнь, сознание социальной несправедливости, жертвой которой они стали. Для потомка коньячного фабриканта доктора Шустова, для бывшего помещика Граббе их выбор борьбы с Советской властью также естествен: они готовы на все, готовы пролить реки крови, лишь бы вернуть свои богатства, свое привилегированное положение. Но вот уходит из своего класса, бросает своего отца — купца — Соня Кичигина. Эта молоденькая девушка идет к людям, которые, казалось бы, являются ее врагами, отнявшими богатство, благополучие, спокойную жизнь, идет потому, что чувствует: за этими людьми правда, этими людьми движет бескорыстие, честность, желание помочь нуждающимся. Нравственная сила революционных идей создает как бы магнитное поле, которое притягивает все лучшее, что есть в разбитом, побежденном классе Поэтому идет помогать народной власти не только молоденькая вчерашняя гимназистка Соня, но и многоопытный, многознающий профессор Алексей Иванович.
Между детством Даньки Кострова, между временем, когда он охотился и голубями, и временем, когда он становится сотрудником ЧК в Москве, проходит всего лишь несколько лет. Но нас не должно удивлять это необыкновенно быстрое созревание, казалось бы, мгновенное превращение ребенка во взрослого человека, отягощенного чувством своей ответственности и долга. Очень много уместилось в небольшом отрезке времени отрочества Дани Кострова. И дело совсем не в необыкновенной личности героя книги. Вспомним 16-летнего командира Красной Армии Аркадия Гайдара, сказавшего про свою жизнь, что это была обыкновенная биография в необыкновенное время.
В герое трилогии Арсения Рутько мы видим прообраз маленьких героев нашей недавней истории. Писатель создавал свои книги о Даньке Кострове, (обогащенный не только воспоминаниями о собственном детстве, собственном отрочестве, но и живыми впечатлениями о массовом героизме советских людей в незабываемые годы Отечественной войны.
Арсений Рутько убежден, что не пропадает жизненный опыт предыдущих поколений. Он передается от одного поколения к другому, он обогащает души, приобщает нас ко всему, что было пережито нашими отцами, дедами, прадедами. К их сознательному труду, к их радостям и горестям, победам и поражениям. Ничто не проходит бесследно! Надо только, чтобы каждый наш молодой современник ощутил свое сопричастие к нашему великому прошлому, проникся теми чувствами сострадания, мужества, сурового долга, которые двигали поколением Даньки Кострова.
Для этого увлеченно, с непрекращающимся напряжением работал и продолжает работать писатель Арсений Иванович Рутько.
Лев РАЗГОН
ПЛЕНИТЕЛЬНАЯ ЗВЕЗДА
ТРИЛОГИЯ
Книга первая
ГОЛУБИНЫЕ ГОДЫ
1. ГОЛУБИНЫЕ ГОДЫ
В маленьком уездном городке, где я родился и вырос, было только три больших кирпичных здания: две шестиэтажные паровые мельницы купцов Тегина и Барутина в самом городе и четырехэтажное здание Тюремного замка на берегу Чармыша.
Окна мельниц, запорошенные мучной пылью, были мутно-белые, непрозрачные, за ними не таилось ничего интересного для нас, но окна тюрьмы всегда пугали своей жутковатой темнотой,— в них иногда неясными, почти неразличимыми пятнами угадывались чьи-то лица.
Мы, дети, так же как взрослые, знали, что тюрьма эта и пересыльная и «политическая срочная», то есть такая, где отбывали свой срок политические заключенные,— их тогда почти все в городе считали извергами и убийцами. Изредка мы видели, как этих бледных бородатых людей в серых безрадостных одеждах усиленный конвой с шашками наголо вел по Продольной улице от вокзала к тюрьме.
Мы, мальчишки, провожали их на почтительном расстоянии до Тюремного замка, смотрели, как они один за другим скрывались за железными заржавленными воротами. Потом, когда ворота закрывались, мы, улегшись в кружок где-нибудь на берегу Чармыша, принимались рассказывать друг другу о приключениях Шерлока Холмса и Ната Пинкертона.
Летом, бегая на Чармыш купаться, мы нередко делали крюк, чтобы пробежать мимо тюрьмы. Было что-то таинственно-притягивающее в кроваво-красных кирпичных стенах, в караульных башнях, из окошек которых выглядывали часовые, в черных железных воротах с квадратным оконцем на высоте человеческих глаз...
Иногда, набравшись смелости, мы проходили под самой тюремной стеной мимо полосатой, как шлагбаум, сторожевой будки. Если в это время в воротах открывалось окошко, мы в ужасе бросались прочь. Впереди в таких случаях бежал, прижимая к груди единственную свою руку, самый маленький из нашей «тройки» — Ленька Огуречик, за ним — я, а уж за мной по-медвежьи топотал Юрка Вагин.
Отцы наши работали на мельнице Барутина: у Юрки — грузчиком, у однорукого Леньки — слесарем по ремонту, а мой — «засыпкой», на самом верхнем, шестом этаже. Ежедневно в полдень мы ходили на мельницу, относили отцам обед.
Огромный двор, замощенный крупным булыжником, был покрыт толстым слоем пыли, лишь вдоль стен тускло поблескивала чешуя камней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115