Словно бы его воля была выдернута, как стержень, и все сознание оплыло, как
квашня.
После этого эпизода с пациентской братией стало поголовно творится что-то
неладное. По окончании сеанса дрессировки у "ведомых" начинались
нескоординированные движения, переходящие - после резкого выброса
адреналина - в подобие танца ча-ча-ча, который завершался сильным
повышением уровня молочной кислоты в мышцах и общим изнеможением. Думаю,
такие выкрутасы наши предки назвали бы бесноватостью. А мне это казалось
актами протеста.
Иногда двигательная активность напоминала поведение зверя в клетке или на
охоте. Ползание по полу, скользящие переходы со внезапным выпадом, злобный
оскал зубов, чиркающий удар растопыренными пальцами. Перескоки, махи
руками, высокие прыжки с места в попытке достать потолок. Даже звериное
рыкание сотрясало воздух. Это выглядело как попытки вселения или подсадки
чужих, "животных" матриц в человеческие. Но Бореев нарочито высмеивал мои
треволнения, хотя чувствовалось, что он наблюдает за всякими фокусами с
живым интересом.
Нашим "ведущим" операторам глубокая работа с подопытным материалом уже не
сходила даром, цепная реакция судьбы их тоже захватывала. Они горько
жаловались то на на тремор, конвульсии и подергивания, то на головную боль,
слабость и раскисание. Некоторые наши сотрудники дошли от такой жизни до
рвоты, икоты, непроизвольного пускания ветров, а экспресс-анализы
фиксировали то скачок адреналина, то падение гемоглобина в их крови. Бореев
был непрочь понаблюдать за совместным угасанием подопытных и персонала, но
Сайко все-таки согласился со мной, что мы нарушаем какую-то технику
безопасности. После чего научный руководитель сократил количество
экспериментов и стал доплачивать операторам за вредность и прочую
паршивость.
Дополнительное обследование Ф-поля показало, что знакомые матрицы к концу
тренировок сматывали удочки, а зона неопределенности растекалась, как
чернильная клякса по глянцевой бумаге. Рисунок на локаторах-сивильниках
становился настолько сложным и многозначным, что аналитики-полевики
старались не попадаться на глаза. За что их справедливо прозвали полевыми
мышами.
Бореев рвался эту неопределенность исследовать с помощью массового
принесения в жертву наших организмов, Сайко его тормозил, а я никак не мог
внушить страх научному рукводителю. Можно было признать, что мы находимся в
тупике. Американцы в таком случае регулярно заливали бы грусть-тоску в
баре, который сверкал бы бутылками прямо на территории зоны. Мы же ходили
поголовно трезвые и злые, ожидая субботы, когда можно будет вырваться в
Москву и "нажраться до усрачки". Впрочем у нашей (с Бореевым) секретарши
был запас тройного одеколона. Девушке Даше он годился для отваживания
комаров, а я его разводил колодезной водой и незаметно принимал, зажевывая
потом сухим чаем. Генерал-майор Сайко, судя по розовым глазам, нашел столь
же изящное решение.
Но случайная находка преобразила это смутное время. Один из наших пациентов
по фамилии Некудыкин переусердствовал во время танца и стал таранить
головой стену. Конечно, милосердные санитары мигом напялили на него
элегантный прикид в виде смирительной рубашки. В подобных случаях принято
делать умиротворяющий укол. Однако старшая медсестра в такой ответственный
момент куда-то испарилась, заперев свой кабинет, в котором находились все
полагающиеся снадобья. Поэтому дежурной сестре пришлось вколоть то, что
попалось под руку. А именно циклодол в большом количестве. Наш подопытный
затих, рубашку с него сняли, потом он, несмотря на слабость членов,
поднялся и произнес по-арабски с южноиракским акцентом:
- Здравствуйте, товарищи. Меня зовут Саид... Уважаемый Реза Базаргани, я
нюх... слы... чувствую, вы где-то здесь. Зря вы тогда сбежали из моего
дома, не попрощавшись.- затем подопытный неожиданно воспользовался
немецким.- Gott lieb,- и закончил уже на русском:- Любимый богом...
Глиеб... Глэб... Глеб... Глебушка, дай хлебушка... Что ж ты рванул от меня,
гад, будто тебе в задницу фитиль вставили?..
Тут же зазуммерил селектор, и со мной связался Сайко, который, видимо,
торчал в резервной пультовой.
Я секунду помедлил, потому что закуривал, несмотря на запрещение дымить в
служебном помещении.
- Саидом, товарищ генерал-майор, звали человеческое тело, которое проживало
в Ираке, в селении Эль-Халиль.
- Зайди к нам, Фролов.
В резервной пультовой дед-генерал встретил меня ободряющими словами.
- Ладно, Глеб, не кручинься, Некудыкина мы проверим, не может ли он быть
связан, так сказать, с иностранными разведцентрами.
- А если нет?
- Глеб Александрович, я хотел бы, чтобы вы общались с Некудыкиным как с
Саидом и вполне уважительно,- подключился Бореев.- Некий Саид-Бел упомянут
в вашем отчете. Правда, не слишком подробно. Так что это за птица?
- Эта птица...- я не подобрал верного определения,- сущий бес...
- Ну что ж, мы тоже не ангелы,- вдумчиво отреагировал Бореев.
- Я попал к Саиду случайно, просто мимо него не прошмыгнешь в этом самом
Эль-Халиле. Я не мог тиснуть в отчете, что именно этот товарищ колдует с
пространством, стихиями, живыми организмами и, кроме того, метит в
председатели земного шара. Атеисты прочитали бы меня и навеки признали бы
фанатом мракобесия.
- Ничего, ничего,- успокоительно отозвался Бореев,- атеизм - это тоже вера,
только весьма скудная,- в то, что непонятное и недоступное не существует
вовсе, и думать о нем вредно.
- Саид - крупномасштабный бес, который жаждет вырваться на волю. Впрочем,
он не один там такой... Вы не будете теперь отрицать, Михаил Анатольевич,
что под вывеской резонанса и цепной реакции все-таки случилось вселение, а
может, даже поглощение человеческой матрицы каким-то активным метантропом с
"той стороны"?
- Да, пожалуй, сейчас результаты вполне однозначные. Вернее, будут
однозначными, после того как генерал закончит проверку по своей линии. Но
это ли не прекрасно, что наука может вести прямой диалог с объектом своего
исследования?
- Подозреваю, что мы предоставили "объекту исследования" пропуск на этот
свет именно в такой момент, когда появилась дополнительная энергия. Но
ведь...
- Да-да, знаю все ваши будущие слова, майор Фролов... Объект "Саид", он же
"Бел", дескать, нам вреден, поскольку несет с собой принципы,
противоречащие генеральной линии человечества в последние три тысячи лет.
Эх, подозрительные мы слишком, чекистские рефлексы иногда все-таки
мешают...
- Мне лучше молчать? Я это могу.- слегка задрался я.
- Я не против оппонирования, критиков под пресс не кладу. Мы же не в Цека.
Только доводы должны быть разумными,- довольно кротко произнес Бореев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102