.. сейчас, только сниму энцефалограммку... ритмики, конечно,
далеки, от идеала, но с такими даже по улице ходят... ничего, голова
крепкая, дубовая...
Через час я стоял за порогом заведения, где пробыл три дня и три ночи. Мне
шатало от слабости членов, изможденных смелым экспериментом. Часть моей
жизни ушла на чье-то благо. Я с час проторчал, как гвоздь, в пирожковой,-
где меня все принимали за алкаша,- прежде чем смог двинуться домой. Хорошо
хоть, что трое суток назад прибыл в Бореевский "замок ужасов" не на машине.
Кстати, я твердил себе, что меня даже под дулом станкового пулемета не
заставят наведаться туда еще хоть раз.
Женушки Надежды дома и в помине не оказалось. На столе записка, которую
внимательно читали мухи: "Я с детьми на даче. Целую, Надя." Понятно, дети
спроважены к тетке Кате, а жена сейчас на даче у Василия, с ним и целуется.
Конечно, проверять я ничего не собирался. Не прикреплять же к ее срамному
месту регистратор с самописцем. Все вполне естественно и безобразно.
На работу я уже не двинулся. Вместо того заглотил чекушку водки и слопал
ногу индюка, извлеченного из вечной мерзлоты холодильника. Голоса и рожицы
дикторш родного телевидения казались ангельскими. Но к ночи меня стал
слегка донимать страх - а что если вернется какое-нибудь из моих
"стимулированных" видений. Кроме того, Лиза... Я сейчас вовсе не торопился
к ней в койку, сейчас мне было достаточно слышать ее, видеть ее, вдыхать
ее. И особенно наблюдать лицо, которому я как-то раньше не уделял должного
внимания, считая второстпенной частью тела.
Из дома я, конечно, не стал звонить, а как был, в трениках, только плащ
напялил и кеды на босу ногу, прошвырнулся до телефона-автомата. Ближайший
трудоспособный аппарат нашелся через полквартала.
Накрутил номер. Гудок за гудком, никто не торопится к трубке. Все ясно.
Фролов следом за Сючицем вылетел отработанной гильзой из Лизиного
патронника - кто там следующий в обойме? Врачиха, наверное, сейчас танцует,
прижавшись к особи мужского пола, на какой-нибудь вечеринке, а дочка с
бабкой на телефон не реагируют.
Когда я уже собрался бросить трубку, раздался вдруг голос "совенка":
- Мама на дежурстве до утра, бабушка в Одессе, сосед пьяненький лежит, а у
меня живот болит и тошнит.
- Малыш, это тот дядя, из которого ты выковыривала осколки. Это дядя Глеб,
помнишь такого?.. Не бойся, я сейчас...
С детенышем до утра могло случится невесть что, особенно если отравление
или сальмонеллез. Может в любую минуту...
Служебное удостоверение не облагораживало карманы старого плаща - также как
и деньги, за исключением двухкопеечных монеток. Придется импровизировать. Я
чуть не протаранил какую-то машину, бросившись на проезжую часть. Шофер,
заметив мой диковатый вид, все-таки остановился - наверное, считал себя
тертым-жеваным автокалачом.
- На Загородный, шеф, плачу вдвое за скорость.
Естественно, когда прибыли на место, то в моем кармане не образовались даже
новые двушки.
- Слушай, шеф, на обратном пути отдам вчетверо, за скорость и высокое
доверие. А сейчас - на-ка мой плащ в залог.
- Ты меня не за того держишь, эта рванина говна не стоит.- послышался в
ответ грубый голос.
- Я тебя сейчас подержу за то, что нужно.
Я дернул рукой, и мой большой палец нырнул за шоферскую губу, вернее прошел
под его щекой до самого уха.
- Сейчас сделаю тебе ротик вдвое шире, размером с усы, и твоя улыбка станет
еще обворожительнее. Или может выдернуть кадык?- ласковым голосом
поинтересовался я.
Оцепеневший водитель не удостоил меня ответом. Я же бросился на четвертый
этаж. Звонки в дверь ничего не дали. Конечно же, "совенок" не может сам
отворить. То ли мамаша заперла снаружи, то ли замок прилеплен слишком
высоко. А может, девчонке уже и не добраться до дверей. Я кинулся на пятый
этаж - в верхней квартире жильцы напрочь отсутствовали. Рванулся на третий,
здесь дверь осторожно открылась на цепочку, и коридорная лампа высветила
чей-то сизоватый нос, похожий на соленый помидор.
- Вам чего, гражданин?- вкрадчиво спросил владелец носа-помидора.
- В квартире над вами заболела девочка, она дома совсем одна, ей и с замком
не справится. Я пролезу туда, используя ваше окно.
Дверку тут же попытались закрыть от греха подальше, но я успел заклинить ее
своим резиновым башмачком и уцепить закрывающего за "помидор".
- Я из КГБ. За неподчинение ответите по всей строгости советского закона.
Подействовало! Несмотря на мой срамной вид.
По дороге к окну я еще бросил сеньору помидору: "Звоните на работу доктору
Розенштейн, если знаете телефон, и вызывайте скорую".
С пятого этажа еще можно было спуститься на четвертый по какой-нибудь
веревке. А здесь... Если хотя бы имелся балкон, но архитектор-мудило
сплоховал.
Я выбрался на карниз. Там тоже никаких радостей. Сбоку, стараясь оттеснить
от стены, поддувал крепкий ветер. Глаза оценили возможный путь. Прямо вверх
не попрешь, я не ящерица-геккон. В пяти метрах правее - водосточная труба,
которая на посту уже пятилеток шесть.
Я двинулся к ней, однако ширины карниза при такой болтанке явно не хватало.
По дороге упрашивал стену не отпускать меня - я словно втирался в ее
разливающуюся сонным терпением ширь. Это так на меня опыты профессора
Бореева подействовали. А вот и водосточная труба. До чего хлипкая, паскуда,
хоть и моя ровесница.
Я взялся за первую перекладину, потянулся ко второй, ледяная железяка
хорошо чувствовалась сквозь тоненькие треники. "Береги яйца смолоду,"-
вспомнил я наставления учителя физкультуры. Труба захрустела, как леденец
на зубах. Я добрался до третьей перекладины, когда она сделала "фу". Я
проникал в ее внутренний мир, но тщетно - поганка отторгала меня и гнулась.
Секция трубы отходила от вертикали, я начинал падение. Раздалось причитание
потревоженного жильца, выглянувшего из распахнутого окна: "Что деется-то,
самубивство форменное творится!" Нет, я сегодня не играю в "самубивца". Вот
хорошая трещина между кирпичами, достаточная, чтобы просунуть передние
фаланги пальцев. Я повис.
Когда-то пальцы были моим слабым местом, это не мешало в боксе, однако в
самбо, дзюдо или карате серьезно вредило. Беглый японский коммунист,
преподававший в разведшколе рукопашный бой, полгода заставлял меня крутить
пятерней медные шарики и толочь кистью зерно в ступке. От этого мне сейчас
было чуточку повеселее.
Но все равно товарищ сенсей до совершенства меня не довел. Поэтому я,
быстро выдыхаясь, скреб кедами по стене, пытаясь на чем-то закрепиться хоть
символически. Наконец, носок остановился на каком-то выступе. Спасибо
каменщику, халтурно положившему кирпич. Потом каменщик-халтурщик пособил
мне еще пару раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
далеки, от идеала, но с такими даже по улице ходят... ничего, голова
крепкая, дубовая...
Через час я стоял за порогом заведения, где пробыл три дня и три ночи. Мне
шатало от слабости членов, изможденных смелым экспериментом. Часть моей
жизни ушла на чье-то благо. Я с час проторчал, как гвоздь, в пирожковой,-
где меня все принимали за алкаша,- прежде чем смог двинуться домой. Хорошо
хоть, что трое суток назад прибыл в Бореевский "замок ужасов" не на машине.
Кстати, я твердил себе, что меня даже под дулом станкового пулемета не
заставят наведаться туда еще хоть раз.
Женушки Надежды дома и в помине не оказалось. На столе записка, которую
внимательно читали мухи: "Я с детьми на даче. Целую, Надя." Понятно, дети
спроважены к тетке Кате, а жена сейчас на даче у Василия, с ним и целуется.
Конечно, проверять я ничего не собирался. Не прикреплять же к ее срамному
месту регистратор с самописцем. Все вполне естественно и безобразно.
На работу я уже не двинулся. Вместо того заглотил чекушку водки и слопал
ногу индюка, извлеченного из вечной мерзлоты холодильника. Голоса и рожицы
дикторш родного телевидения казались ангельскими. Но к ночи меня стал
слегка донимать страх - а что если вернется какое-нибудь из моих
"стимулированных" видений. Кроме того, Лиза... Я сейчас вовсе не торопился
к ней в койку, сейчас мне было достаточно слышать ее, видеть ее, вдыхать
ее. И особенно наблюдать лицо, которому я как-то раньше не уделял должного
внимания, считая второстпенной частью тела.
Из дома я, конечно, не стал звонить, а как был, в трениках, только плащ
напялил и кеды на босу ногу, прошвырнулся до телефона-автомата. Ближайший
трудоспособный аппарат нашелся через полквартала.
Накрутил номер. Гудок за гудком, никто не торопится к трубке. Все ясно.
Фролов следом за Сючицем вылетел отработанной гильзой из Лизиного
патронника - кто там следующий в обойме? Врачиха, наверное, сейчас танцует,
прижавшись к особи мужского пола, на какой-нибудь вечеринке, а дочка с
бабкой на телефон не реагируют.
Когда я уже собрался бросить трубку, раздался вдруг голос "совенка":
- Мама на дежурстве до утра, бабушка в Одессе, сосед пьяненький лежит, а у
меня живот болит и тошнит.
- Малыш, это тот дядя, из которого ты выковыривала осколки. Это дядя Глеб,
помнишь такого?.. Не бойся, я сейчас...
С детенышем до утра могло случится невесть что, особенно если отравление
или сальмонеллез. Может в любую минуту...
Служебное удостоверение не облагораживало карманы старого плаща - также как
и деньги, за исключением двухкопеечных монеток. Придется импровизировать. Я
чуть не протаранил какую-то машину, бросившись на проезжую часть. Шофер,
заметив мой диковатый вид, все-таки остановился - наверное, считал себя
тертым-жеваным автокалачом.
- На Загородный, шеф, плачу вдвое за скорость.
Естественно, когда прибыли на место, то в моем кармане не образовались даже
новые двушки.
- Слушай, шеф, на обратном пути отдам вчетверо, за скорость и высокое
доверие. А сейчас - на-ка мой плащ в залог.
- Ты меня не за того держишь, эта рванина говна не стоит.- послышался в
ответ грубый голос.
- Я тебя сейчас подержу за то, что нужно.
Я дернул рукой, и мой большой палец нырнул за шоферскую губу, вернее прошел
под его щекой до самого уха.
- Сейчас сделаю тебе ротик вдвое шире, размером с усы, и твоя улыбка станет
еще обворожительнее. Или может выдернуть кадык?- ласковым голосом
поинтересовался я.
Оцепеневший водитель не удостоил меня ответом. Я же бросился на четвертый
этаж. Звонки в дверь ничего не дали. Конечно же, "совенок" не может сам
отворить. То ли мамаша заперла снаружи, то ли замок прилеплен слишком
высоко. А может, девчонке уже и не добраться до дверей. Я кинулся на пятый
этаж - в верхней квартире жильцы напрочь отсутствовали. Рванулся на третий,
здесь дверь осторожно открылась на цепочку, и коридорная лампа высветила
чей-то сизоватый нос, похожий на соленый помидор.
- Вам чего, гражданин?- вкрадчиво спросил владелец носа-помидора.
- В квартире над вами заболела девочка, она дома совсем одна, ей и с замком
не справится. Я пролезу туда, используя ваше окно.
Дверку тут же попытались закрыть от греха подальше, но я успел заклинить ее
своим резиновым башмачком и уцепить закрывающего за "помидор".
- Я из КГБ. За неподчинение ответите по всей строгости советского закона.
Подействовало! Несмотря на мой срамной вид.
По дороге к окну я еще бросил сеньору помидору: "Звоните на работу доктору
Розенштейн, если знаете телефон, и вызывайте скорую".
С пятого этажа еще можно было спуститься на четвертый по какой-нибудь
веревке. А здесь... Если хотя бы имелся балкон, но архитектор-мудило
сплоховал.
Я выбрался на карниз. Там тоже никаких радостей. Сбоку, стараясь оттеснить
от стены, поддувал крепкий ветер. Глаза оценили возможный путь. Прямо вверх
не попрешь, я не ящерица-геккон. В пяти метрах правее - водосточная труба,
которая на посту уже пятилеток шесть.
Я двинулся к ней, однако ширины карниза при такой болтанке явно не хватало.
По дороге упрашивал стену не отпускать меня - я словно втирался в ее
разливающуюся сонным терпением ширь. Это так на меня опыты профессора
Бореева подействовали. А вот и водосточная труба. До чего хлипкая, паскуда,
хоть и моя ровесница.
Я взялся за первую перекладину, потянулся ко второй, ледяная железяка
хорошо чувствовалась сквозь тоненькие треники. "Береги яйца смолоду,"-
вспомнил я наставления учителя физкультуры. Труба захрустела, как леденец
на зубах. Я добрался до третьей перекладины, когда она сделала "фу". Я
проникал в ее внутренний мир, но тщетно - поганка отторгала меня и гнулась.
Секция трубы отходила от вертикали, я начинал падение. Раздалось причитание
потревоженного жильца, выглянувшего из распахнутого окна: "Что деется-то,
самубивство форменное творится!" Нет, я сегодня не играю в "самубивца". Вот
хорошая трещина между кирпичами, достаточная, чтобы просунуть передние
фаланги пальцев. Я повис.
Когда-то пальцы были моим слабым местом, это не мешало в боксе, однако в
самбо, дзюдо или карате серьезно вредило. Беглый японский коммунист,
преподававший в разведшколе рукопашный бой, полгода заставлял меня крутить
пятерней медные шарики и толочь кистью зерно в ступке. От этого мне сейчас
было чуточку повеселее.
Но все равно товарищ сенсей до совершенства меня не довел. Поэтому я,
быстро выдыхаясь, скреб кедами по стене, пытаясь на чем-то закрепиться хоть
символически. Наконец, носок остановился на каком-то выступе. Спасибо
каменщику, халтурно положившему кирпич. Потом каменщик-халтурщик пособил
мне еще пару раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102