Нынче эта местность представала серым и
скучным пейзажем, богатым лишь верблюжьей колючкой и полынью. А населяли
его теперь змеи и ящерки, иногда поднимающие над скудными камнями свои
приплюснутые неродные головы. И только вблизи воды, источников и всяких там
арыков, жизнь переходила из сжатого окукленного вида в многосочие цветов -
время-то ведь весеннее было. Кое-где на берегах речушек попадались
ностальгические ивы и тополя. Здесь, как правило, Коля Маков и останавливал
машину, чтобы залить воды в радиатор. Соответственно, можно было
искупнуться, отгоняя робких женщин, оснащенных чадрами, кувшинами и
тазиками для стирки, и даже сладко вздремнуть под журчание потока. При
условии, что кто-то из коллег все-таки поглядывает, не подбираются ли гюрза
или скорпион к твоей заднице.
Потом все чаще стали попадаться увлажненные участки, обильные грязью, а
квадратные глинобитные мазанки начали сменяться кругляшами тростниковых
хижин. Дорогу там и сям перегораживали неухоженные буйволы, которые
дождливой зимой кормились в степях, а сейчас возвращались в родные болотные
края. Их сопровождали, лениво постегивая хворостинами, сезонники в некогда
белых, а нынче бурых штанах, и длинных широких рубахах, удобных, кажется,
лишь для попукивания. Сезонники торопились посеять рис, хотя трудно было
разглядеть спешку в движениях их кожаных или деревянных сандалий. По дороге
кочевой люд усаживался на свои драные плащи и клевал финики, запивая их
кислым молоком. Последствия этого странного сочетания продуктов повсеместно
виднелись на обочинах. В общем, в туалет далеко не надо было ходить, все
как при первобытном коммунизме - присел, раздвинул штанину, "стрельнул" и
вперед.
Начиналась Южная Месопотамия, она же Сеннаар, самый старый полюс
человеческой цивилизации. Импульсы, вышедшие отсюда, изменили мир, вырвав
его из убогой примитивщины. Это земля, которую топтали и месили своими
сандалиями шумеры, основоположник единобожия Авраам, эламиты,
старовавилоняне, нововавилоняне, известные под странным именем халдеи. В
здешних краях высилась, правда недолго, первая многоэтажка типа
"вавилонская башня", здесь была хорошо налажена храмовая проституция,
обеспечивающая массовое траханье по праздникам. Отсюда родом первый манихей
- Мани. И вообще, здесь прародина самых известных мифологий, истоки ныне
здравствующих мировых религий, начала философии и науки. Здесь все стало
древним к тому времени, когда сюда влезли, играя бицепсами,
греки-македоняне, ветхим, когда появились с елдаками наперевес арабы, и
дряхлым, когда возникли хитрые рожи татаро-монголов. Со временем дряхлость
переросла в застойную недоразвитость, которую немного размочил поток
нефтедолларов, уходящий пока в основном на оплату советских танков.
Серега, который все пытался узнать, за какую команду болеет Хася, наконец
бросил свои потуги и иракцем занялся я.
Выяснилось, что он родом с юга. Шиит?- полюбопытствовал я, памятуя что в
Нижней Месопотамии проживают преимущественно приверженцы имамов. Однако
Хася вероисповедально был суннитом, причем свежеиспеченным и довольно
формальным. Родился наш Абдалла Хасан в семье сектантов-мандеев. (На наш
слух название секты звучало не слишком благозвучно, чем воспользовался
Серега, который стал прозывать Хасана "сыном Манды".) После того, как его
родителей съели какие-то волки, попал Хася на север, записался там в
сунниты. Южане-шииты теперь ему не свои, впрочем, они и раньше были чужими.
Мандеи - негустой народец, помещающийся при полном сборе на стадионе
"Лужники", они - самые прямые пра-правнуки вавилонян, их чудаковатая
религия чудом не растворилась до сих пор в мусульманском море, язык же -
еще большее чудо - не сменился арабским, а остался арамейско-вавилонским.
Вообще, несмотря на всю трепливость Хасана, выжать что-либо по поводу
религии его детства удавалось с трудом. (Арабы вообще такие, говорят лишь о
том, о чем хотят.) Я узнал лишь, что мандеи до сих пор поклоняются семи
планетам.
Когда Хася усвоил, что, в отличие от Сереги Колесникова, я не желаю
выведать в каких позах он сношается со своими женами, то сообщил некоторые
сведения из их главного Писания, которое бесхитростно зовется Сокровищем, и
прочих таинственных книг. Все наши души, оказывается, как шарики на
резиночках, выпадают из Великого Ума (Мана-Рабба). Там они пребывали в
обществе солнечного бога Шам-Шемира и небесного управителя Юшамина,
распоряжающегося источниками света, сидючи под сенью соединенного древа
познания и жизни со звучным именем Манда-ди-Хайа. Как выпадают, так и
увязают по уши в гнусно-материальном болоте, из которого их может вытащить
только Иоанн Креститель с небесным Иорданом впридачу.
Под мандейские песнопения Хасана - для него грустные, а для нас смешные -
мы въехали в зону эпидемии. Согласно законам природы, весенний паводок как
раз достиг кульминации, и по сторонам от дороги виднелись крыши
полузатопленных-полуплавающих деревень. Их мы проследовали без остановки, а
якоря бросили только в селении, где можно было уже прогуляться по грязи в
высоких сапогах. Для подкрепления нас сопровождал на своем "козле" человек
из районной администрации - нахии.
Заляпанная болотной жижей толпа сразу окружила наш караван: где, мол,
американские доктора? А как узнали, что американцев нет и в помине, то в
стекла наших машин полетели куски, так сказать, аллювиальной почвы, комья
осадочных пород и какое-то откровенное говно. Тут Хася дал несколько
очередей поверх дурных голов из своей машинки "Ингрэм М10", которая до сей
поры аккуратно висела у него под плащом. Отчего головы, желая сохранить
свои скудные мысли от пуль сорок пятого калибра, въехали в плечи. А
Колесников, желая поиграть силушкой, столкнул лбами двух особо недовольных
граждан. Затем поднялся на крышу вездехода в аккуратном слегка забрызганном
костюмчике представитель районных властей и произнес горячую вразумляющую
речь - дескать, приехали советские врачи, которые не хуже, а лучше
американских. За хорошую психомоторику господину-товарищу из "нахии" мы уже
сунули сотню баксов, и ныне он их старательно отрабатывал.
Толпа, жалобно смотрящая красными конъюнктивитными глазами, принялась
выстраивать очередь к автобусу. Причем мужчины в расцвете лет отгоняли
молодежь в самый ее конец бесцеремонными пинками и тумаками, однако
старичков, скрипя зубами, пропускали вперед. Правда, старейшины тоже
сквернословно спорили, кто из них древнее, мудрее и кому больше надо, пока
Хася не прошелся со своим "Ингрэмом" и не выстроил дедулек - кажется, по
росту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
скучным пейзажем, богатым лишь верблюжьей колючкой и полынью. А населяли
его теперь змеи и ящерки, иногда поднимающие над скудными камнями свои
приплюснутые неродные головы. И только вблизи воды, источников и всяких там
арыков, жизнь переходила из сжатого окукленного вида в многосочие цветов -
время-то ведь весеннее было. Кое-где на берегах речушек попадались
ностальгические ивы и тополя. Здесь, как правило, Коля Маков и останавливал
машину, чтобы залить воды в радиатор. Соответственно, можно было
искупнуться, отгоняя робких женщин, оснащенных чадрами, кувшинами и
тазиками для стирки, и даже сладко вздремнуть под журчание потока. При
условии, что кто-то из коллег все-таки поглядывает, не подбираются ли гюрза
или скорпион к твоей заднице.
Потом все чаще стали попадаться увлажненные участки, обильные грязью, а
квадратные глинобитные мазанки начали сменяться кругляшами тростниковых
хижин. Дорогу там и сям перегораживали неухоженные буйволы, которые
дождливой зимой кормились в степях, а сейчас возвращались в родные болотные
края. Их сопровождали, лениво постегивая хворостинами, сезонники в некогда
белых, а нынче бурых штанах, и длинных широких рубахах, удобных, кажется,
лишь для попукивания. Сезонники торопились посеять рис, хотя трудно было
разглядеть спешку в движениях их кожаных или деревянных сандалий. По дороге
кочевой люд усаживался на свои драные плащи и клевал финики, запивая их
кислым молоком. Последствия этого странного сочетания продуктов повсеместно
виднелись на обочинах. В общем, в туалет далеко не надо было ходить, все
как при первобытном коммунизме - присел, раздвинул штанину, "стрельнул" и
вперед.
Начиналась Южная Месопотамия, она же Сеннаар, самый старый полюс
человеческой цивилизации. Импульсы, вышедшие отсюда, изменили мир, вырвав
его из убогой примитивщины. Это земля, которую топтали и месили своими
сандалиями шумеры, основоположник единобожия Авраам, эламиты,
старовавилоняне, нововавилоняне, известные под странным именем халдеи. В
здешних краях высилась, правда недолго, первая многоэтажка типа
"вавилонская башня", здесь была хорошо налажена храмовая проституция,
обеспечивающая массовое траханье по праздникам. Отсюда родом первый манихей
- Мани. И вообще, здесь прародина самых известных мифологий, истоки ныне
здравствующих мировых религий, начала философии и науки. Здесь все стало
древним к тому времени, когда сюда влезли, играя бицепсами,
греки-македоняне, ветхим, когда появились с елдаками наперевес арабы, и
дряхлым, когда возникли хитрые рожи татаро-монголов. Со временем дряхлость
переросла в застойную недоразвитость, которую немного размочил поток
нефтедолларов, уходящий пока в основном на оплату советских танков.
Серега, который все пытался узнать, за какую команду болеет Хася, наконец
бросил свои потуги и иракцем занялся я.
Выяснилось, что он родом с юга. Шиит?- полюбопытствовал я, памятуя что в
Нижней Месопотамии проживают преимущественно приверженцы имамов. Однако
Хася вероисповедально был суннитом, причем свежеиспеченным и довольно
формальным. Родился наш Абдалла Хасан в семье сектантов-мандеев. (На наш
слух название секты звучало не слишком благозвучно, чем воспользовался
Серега, который стал прозывать Хасана "сыном Манды".) После того, как его
родителей съели какие-то волки, попал Хася на север, записался там в
сунниты. Южане-шииты теперь ему не свои, впрочем, они и раньше были чужими.
Мандеи - негустой народец, помещающийся при полном сборе на стадионе
"Лужники", они - самые прямые пра-правнуки вавилонян, их чудаковатая
религия чудом не растворилась до сих пор в мусульманском море, язык же -
еще большее чудо - не сменился арабским, а остался арамейско-вавилонским.
Вообще, несмотря на всю трепливость Хасана, выжать что-либо по поводу
религии его детства удавалось с трудом. (Арабы вообще такие, говорят лишь о
том, о чем хотят.) Я узнал лишь, что мандеи до сих пор поклоняются семи
планетам.
Когда Хася усвоил, что, в отличие от Сереги Колесникова, я не желаю
выведать в каких позах он сношается со своими женами, то сообщил некоторые
сведения из их главного Писания, которое бесхитростно зовется Сокровищем, и
прочих таинственных книг. Все наши души, оказывается, как шарики на
резиночках, выпадают из Великого Ума (Мана-Рабба). Там они пребывали в
обществе солнечного бога Шам-Шемира и небесного управителя Юшамина,
распоряжающегося источниками света, сидючи под сенью соединенного древа
познания и жизни со звучным именем Манда-ди-Хайа. Как выпадают, так и
увязают по уши в гнусно-материальном болоте, из которого их может вытащить
только Иоанн Креститель с небесным Иорданом впридачу.
Под мандейские песнопения Хасана - для него грустные, а для нас смешные -
мы въехали в зону эпидемии. Согласно законам природы, весенний паводок как
раз достиг кульминации, и по сторонам от дороги виднелись крыши
полузатопленных-полуплавающих деревень. Их мы проследовали без остановки, а
якоря бросили только в селении, где можно было уже прогуляться по грязи в
высоких сапогах. Для подкрепления нас сопровождал на своем "козле" человек
из районной администрации - нахии.
Заляпанная болотной жижей толпа сразу окружила наш караван: где, мол,
американские доктора? А как узнали, что американцев нет и в помине, то в
стекла наших машин полетели куски, так сказать, аллювиальной почвы, комья
осадочных пород и какое-то откровенное говно. Тут Хася дал несколько
очередей поверх дурных голов из своей машинки "Ингрэм М10", которая до сей
поры аккуратно висела у него под плащом. Отчего головы, желая сохранить
свои скудные мысли от пуль сорок пятого калибра, въехали в плечи. А
Колесников, желая поиграть силушкой, столкнул лбами двух особо недовольных
граждан. Затем поднялся на крышу вездехода в аккуратном слегка забрызганном
костюмчике представитель районных властей и произнес горячую вразумляющую
речь - дескать, приехали советские врачи, которые не хуже, а лучше
американских. За хорошую психомоторику господину-товарищу из "нахии" мы уже
сунули сотню баксов, и ныне он их старательно отрабатывал.
Толпа, жалобно смотрящая красными конъюнктивитными глазами, принялась
выстраивать очередь к автобусу. Причем мужчины в расцвете лет отгоняли
молодежь в самый ее конец бесцеремонными пинками и тумаками, однако
старичков, скрипя зубами, пропускали вперед. Правда, старейшины тоже
сквернословно спорили, кто из них древнее, мудрее и кому больше надо, пока
Хася не прошелся со своим "Ингрэмом" и не выстроил дедулек - кажется, по
росту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102