.."
Значит, Нергал - действительно тот Кощей, из-за которого всех шандарахнули
и сунули сушиться в гробницу.
Наконец, я увидел картинку. Да, декорации изменились. Причем разом и
кардинально.
Дорога, что тянется меж двух стен, украшенных лазуритовой плиткой и
мозаикой, которая умело изображает драконов. В конце дороги трехступенчатая
пирамида - башня-зиккурат, на ее вершине красный храм с серебряными рогами
"всех насажу" по углам и золоченым идолом посередке. Опять Нергал.
Осточертел он уже мне. Черные гипнотические окошки глаз, раскрашенное яркой
киноварью лицо, алые властные губы, ожерелье из человеческих ушей. Таков
прикид и макияж,- в общем, заявка на большую круть. В храме трое жрецов
творят молитвы. Их голоса доносятся до меня, и я понимаю значение слов.
"Энлиль отдает витязю своему Нергалу свое владение в теле твоем - голову.
Лик твой не увидит больше полдня, его скроет тьма. Ураш - дух твой
хранитель - направляет тебя сегодня к стопам Нергала. Небесные боги больше
не властны над тобой. Их образы больше не живут в твоем теле. Шею твою
отдает Нергалу Нинлиль. Лугальэдинна вручает ему твою грудь, а Латарак -
колени. Мухра отказывается двигать твоими ногами. Отныне они принадлежат
Нергалу..."
Да, здесь творится во славу большого дела что-то малоприятное для
индивидуя. И что ты с этим попишешь, если даже ухитрился влезть, так
сказать, в старинную программу, в древний алгоритм? Хозяин Храма Нергал
собирает урожай. Хорошо управляемый коллектив людей послушно предает
закланию своих членов. По процессионной дороге - вдоль линии общей судьбы -
вполне самостоятельно движутся живые граждане древнешумерской
национальности, которым вскоре предстоит стать трупным веществом. И не
потому, что лучше нету того света, а оттого, что так надо.
Принципиально идут воины с копьями и щитами. Тащатся, изнемогая от страха и
звеня браслетами, певицы и танцовщицы. Ступают волы, жалобно помукивая в
память о зеленых лужайках. Впереди протащили гроб-носилки нергаловского
главного эконома и генерального секретаря, его жизнь сама захотела к
божеству. Умащенное благовониями тело уже проносят по коридору-дромосу в
погребальную камеру.
У подножия пирамиды стоит алтарь, окруженный смрадно дымящими огнями. На
черном отполированном камне одни люди сноровисто и ответственно режут
других людей - никаких лишних движений. С жертвуемых воинов падают шлемы
вместе с мозгами. Работники мрачной сцены протаскивают откупоренные тела по
дромосу, усыпанному цветами и зернами. Мясники ухватывают грязными руками
остывающие от мыслей головы за уши, волосы или рты, чтобы кинуть в большую
корзину. Лично я для этих целей использовал бы щипцы и резиновые перчатки.
Совсем немного внимания уделяется певичкам и танцовщицам, правая рука
мясника хватает даму за пучок волос, левая гладит лезвием по горлу. Свалив
по три-четыре штуки на носилки, уносят культработниц по коридору смерти.
Волов закалывают длинными копьями и, зацепив крючьями, буксируют в
подземелье.
Все, кто движутся в похоронном строе, знают, что правдивы слова жреца, что
их души и тела заберет себе Нергал, ничего не давая взамен, ничего не
обещая, потому что Сильный - имя ему. И питается Он жизнью. А если не дать
ему того, что Он требует, гнев Могучего обрушится на страну, поразит ее
гладом и мором, зальет гнилой водой поля, натравит орды иступленных врагов,
иссушит посевы, изведет скотину. Тогда ярость всех богов падет на город и
сотрет с лица земли матери-Нинхурсаг. Поэтому город жертвует малой своей
частью ради спасения большей.
Ага, я уловил самое неприятное. Я ведь тоже движусь в этом строе, скоро
настанет и мой черед угодить под топор. Такая перспектива мне вовсе не
улыбается, хотя половина моей души, которой руководит светлоумный Энки,
нашептывает, что не стоит переть против мудрого порядка вещей. Ведь сколько
мировой пользы приносит Нергал. Он, как квалифицированный сангигиенист,
разрушает и уничтожает все отжившее и бесполезное; он, как хороший
бухгалтер, скупо отмеривает жизненный срок и заставляет людей в напряжении
строить великую шумерскую цивилизацию, от которой многое на свете начнет
быть...
Вот впереди зашатался от страха какой-то парнишка, которому и шлем-то
велик, съезжает на ухо. Но его быстро обкурили кадильницами, и солдатенок
двинулся вперед с песней-стоном.
Еще два шага и меня встретит плечистый жрец с топором. Мудрый порядок вещей
не будет нарушен, большое дело не пострадает, город и семья останутся
довольны, а поганый Кощей сделает еще одно вложение в свое черное пузо.
Это с одной стороны. С другой... С чего это он предъявляет права на мои
жизненные соки? Наверняка меня сотворили другие боги и во мне отпечатаны их
образы.
Размышления размышлениями, а бойня бойней. Хищные матрицы на месте,
программа фурычит, кладется треба свирепому богу, вкушает он жертвы под
моления о милости. С большим подъемом работают жрецы. У главжреца энтузиазм
уже перешел в экстаз, божественная сила, как пожар, пылает в его крестце,
поднимается вверх, наполняя сладкой испариной хребет, заволакивая красным
туманом мозг и чуть ли не отрывая тело от площадки храма.
По краям дороги стоят стражники, они умело обрамляют картину заклания. У
них бронзовые топоры и мечи-кинжалы, туловища защищены металлическими
нагрудниками, предплечья - налокотниками.
Вот, обгоняя свалившийся шлем, покатилась голова струсившего парнишки, пару
раз дернулись ноги в кожаных сандалиях и пролилась струйка мочи. А мне
остался один шаг до ката-жреца. Сделаю ли я его? Всепонимающий Энки
уверяет: да. Другой, имени которого я не знаю, шепчет: нет, нет.
Я уже протестующе бормочу: "Разве можно так убивать людей, топор-то
неточенный, плаха грязная, вся в надписях."
И вдруг импульс, толчок, превращение потенциальной энергии в кинетическую.
Я ору: "Вы мне тут не устроите тридцать седьмой год!"
Заодно угощаю пяткой по пузу жреца-крепыша - того, что весь вечер с топором
на мрачной арене. Потом двое стражников с мечами бросаются на меня с обоих
боков. Я падаю на колено и делаю подсечку одному из них, заодно выдергивая
его щит. Второму нападающему колоть неудобно, и он рубит сверху, но лезвие
соскальзывает по плоскости щита. Когда я приподнимаюсь, оборонительное
средство плашмя обрушивается на морду стражника.
Что-то хряснуло и первый раунд завершился. Можно оглянуться. Сзади, на
дороге, вершители церемонии уже образовали двойную цепь. В одиночку там не
прорваться. Я оглядываюсь на остальных - сограждан-сомучеников,
предназначенных к закланию. Однако ни тени понимания моих планов, только
ужас из-за совершенного мной святотатства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Значит, Нергал - действительно тот Кощей, из-за которого всех шандарахнули
и сунули сушиться в гробницу.
Наконец, я увидел картинку. Да, декорации изменились. Причем разом и
кардинально.
Дорога, что тянется меж двух стен, украшенных лазуритовой плиткой и
мозаикой, которая умело изображает драконов. В конце дороги трехступенчатая
пирамида - башня-зиккурат, на ее вершине красный храм с серебряными рогами
"всех насажу" по углам и золоченым идолом посередке. Опять Нергал.
Осточертел он уже мне. Черные гипнотические окошки глаз, раскрашенное яркой
киноварью лицо, алые властные губы, ожерелье из человеческих ушей. Таков
прикид и макияж,- в общем, заявка на большую круть. В храме трое жрецов
творят молитвы. Их голоса доносятся до меня, и я понимаю значение слов.
"Энлиль отдает витязю своему Нергалу свое владение в теле твоем - голову.
Лик твой не увидит больше полдня, его скроет тьма. Ураш - дух твой
хранитель - направляет тебя сегодня к стопам Нергала. Небесные боги больше
не властны над тобой. Их образы больше не живут в твоем теле. Шею твою
отдает Нергалу Нинлиль. Лугальэдинна вручает ему твою грудь, а Латарак -
колени. Мухра отказывается двигать твоими ногами. Отныне они принадлежат
Нергалу..."
Да, здесь творится во славу большого дела что-то малоприятное для
индивидуя. И что ты с этим попишешь, если даже ухитрился влезть, так
сказать, в старинную программу, в древний алгоритм? Хозяин Храма Нергал
собирает урожай. Хорошо управляемый коллектив людей послушно предает
закланию своих членов. По процессионной дороге - вдоль линии общей судьбы -
вполне самостоятельно движутся живые граждане древнешумерской
национальности, которым вскоре предстоит стать трупным веществом. И не
потому, что лучше нету того света, а оттого, что так надо.
Принципиально идут воины с копьями и щитами. Тащатся, изнемогая от страха и
звеня браслетами, певицы и танцовщицы. Ступают волы, жалобно помукивая в
память о зеленых лужайках. Впереди протащили гроб-носилки нергаловского
главного эконома и генерального секретаря, его жизнь сама захотела к
божеству. Умащенное благовониями тело уже проносят по коридору-дромосу в
погребальную камеру.
У подножия пирамиды стоит алтарь, окруженный смрадно дымящими огнями. На
черном отполированном камне одни люди сноровисто и ответственно режут
других людей - никаких лишних движений. С жертвуемых воинов падают шлемы
вместе с мозгами. Работники мрачной сцены протаскивают откупоренные тела по
дромосу, усыпанному цветами и зернами. Мясники ухватывают грязными руками
остывающие от мыслей головы за уши, волосы или рты, чтобы кинуть в большую
корзину. Лично я для этих целей использовал бы щипцы и резиновые перчатки.
Совсем немного внимания уделяется певичкам и танцовщицам, правая рука
мясника хватает даму за пучок волос, левая гладит лезвием по горлу. Свалив
по три-четыре штуки на носилки, уносят культработниц по коридору смерти.
Волов закалывают длинными копьями и, зацепив крючьями, буксируют в
подземелье.
Все, кто движутся в похоронном строе, знают, что правдивы слова жреца, что
их души и тела заберет себе Нергал, ничего не давая взамен, ничего не
обещая, потому что Сильный - имя ему. И питается Он жизнью. А если не дать
ему того, что Он требует, гнев Могучего обрушится на страну, поразит ее
гладом и мором, зальет гнилой водой поля, натравит орды иступленных врагов,
иссушит посевы, изведет скотину. Тогда ярость всех богов падет на город и
сотрет с лица земли матери-Нинхурсаг. Поэтому город жертвует малой своей
частью ради спасения большей.
Ага, я уловил самое неприятное. Я ведь тоже движусь в этом строе, скоро
настанет и мой черед угодить под топор. Такая перспектива мне вовсе не
улыбается, хотя половина моей души, которой руководит светлоумный Энки,
нашептывает, что не стоит переть против мудрого порядка вещей. Ведь сколько
мировой пользы приносит Нергал. Он, как квалифицированный сангигиенист,
разрушает и уничтожает все отжившее и бесполезное; он, как хороший
бухгалтер, скупо отмеривает жизненный срок и заставляет людей в напряжении
строить великую шумерскую цивилизацию, от которой многое на свете начнет
быть...
Вот впереди зашатался от страха какой-то парнишка, которому и шлем-то
велик, съезжает на ухо. Но его быстро обкурили кадильницами, и солдатенок
двинулся вперед с песней-стоном.
Еще два шага и меня встретит плечистый жрец с топором. Мудрый порядок вещей
не будет нарушен, большое дело не пострадает, город и семья останутся
довольны, а поганый Кощей сделает еще одно вложение в свое черное пузо.
Это с одной стороны. С другой... С чего это он предъявляет права на мои
жизненные соки? Наверняка меня сотворили другие боги и во мне отпечатаны их
образы.
Размышления размышлениями, а бойня бойней. Хищные матрицы на месте,
программа фурычит, кладется треба свирепому богу, вкушает он жертвы под
моления о милости. С большим подъемом работают жрецы. У главжреца энтузиазм
уже перешел в экстаз, божественная сила, как пожар, пылает в его крестце,
поднимается вверх, наполняя сладкой испариной хребет, заволакивая красным
туманом мозг и чуть ли не отрывая тело от площадки храма.
По краям дороги стоят стражники, они умело обрамляют картину заклания. У
них бронзовые топоры и мечи-кинжалы, туловища защищены металлическими
нагрудниками, предплечья - налокотниками.
Вот, обгоняя свалившийся шлем, покатилась голова струсившего парнишки, пару
раз дернулись ноги в кожаных сандалиях и пролилась струйка мочи. А мне
остался один шаг до ката-жреца. Сделаю ли я его? Всепонимающий Энки
уверяет: да. Другой, имени которого я не знаю, шепчет: нет, нет.
Я уже протестующе бормочу: "Разве можно так убивать людей, топор-то
неточенный, плаха грязная, вся в надписях."
И вдруг импульс, толчок, превращение потенциальной энергии в кинетическую.
Я ору: "Вы мне тут не устроите тридцать седьмой год!"
Заодно угощаю пяткой по пузу жреца-крепыша - того, что весь вечер с топором
на мрачной арене. Потом двое стражников с мечами бросаются на меня с обоих
боков. Я падаю на колено и делаю подсечку одному из них, заодно выдергивая
его щит. Второму нападающему колоть неудобно, и он рубит сверху, но лезвие
соскальзывает по плоскости щита. Когда я приподнимаюсь, оборонительное
средство плашмя обрушивается на морду стражника.
Что-то хряснуло и первый раунд завершился. Можно оглянуться. Сзади, на
дороге, вершители церемонии уже образовали двойную цепь. В одиночку там не
прорваться. Я оглядываюсь на остальных - сограждан-сомучеников,
предназначенных к закланию. Однако ни тени понимания моих планов, только
ужас из-за совершенного мной святотатства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102