А затем
почувствовал себя - нет, не одним из тех человечков, что покорно бредут на
заклание, пытаясь спасти свой род и свой город от ярости демона.
ОН пригласил меня стать вождем вместе с ним. Я согласился попробовать -
почему нет. Хорошо было оказаться заодно с ним. Он называл себя смертью,
дисциплинирующей и несущей прогресс. Я летел вместе с ним, похожим на
птицу-стервятника, зорким глазом вычленяя из серого пейзажа свою добычу.
Она давала знать о себе сладким запахом разложения души и тела. А какой у
них был замечательный вкус!
Мы парили над Москвой, глядя на беспорядочно снующих внизу человечков.
Хитросплетение их судеб выглядело бестолковым. Ни вместе, ни по отдельности
они не оставляли отпечатка в истории. Но одного нашего дыхания, дыхания
дисциплинирующей смерти было бы достаточно, чтобы направить все судьбы в
общее русло, к единым целям. Мы уже приготовились дыхнуть. Но тут случилась
какая-то мельтешня с восприятием...
И я оказался на веранде Саидовского дома, где кушал плов под бренчание
домбры. Перед нами цвела беседка, овитая виноградной лозой, а за ней
пестрел садик. Потом пейзаж заплыл туманом, а когда немного прояснилось, то
сад стал в сотни раз просторнее и цветистее. Он раскинулся на десятках
террас. Кроны деревьев,- магнолий, кипарисов, дубов,- скрывали и затеняли
бассейны, портики, галереи, искусственные гроты и прочие
достопримечательности. У подножия террас была мощная стена с квадратными
башнями, а дальше расстилался город. Приземистый, огромный, похожий на
пчелиные соты. Вавилон, что ли?
Я опять же был приглашен подключиться к Саиду-Белу, и мы спустились вниз,
растворяясь по дороге в тумане. Мы невидимыми щупальцами проникали в каждую
клеточку города, в каждое жилище, в каждую душу. Теперь во всякую ячейку
вливалась наша воля, направляя ее судьбу. Мы лепили клеточки герода,
стирали их в порошок, жертвовали ими, заселяли, опустошали и посылали на
фиг. Каждая ячейка насаживалась, как бусинка, на ниточку предписанной
судьбы. Приземистый город с радостью отдавал лишнюю энергию, благодаря
которой расцветал клевый сад на вершине холма. Намек на цветущий сад
коммунизма?
Туман менял очертания города, и казалось, что мы имеем дело уже не с
Вавилоном, а с Москвой.
И вдруг по зыбким улицам пронесся тоскливый шакалий вой. Апсу наконец
поднакопил силенок, чтобы проявиться в виде звука. Кажется, он хочет
навести какой-то шухер. Где же я все-таки - наверху, с вождями, или внизу,
с теплыми комочками плоти и разума, копошащимися в ячейках распластанного
города?
Когда я попытался отвалить в сторонку, то ничего путного у меня не вышло.
Я неожиданно оказался в полном одиночестве в темном узком переулке. Спереди
и сзади резко зажглись фары и ослепили меня. А потом с двух сторон хлынули
темные фигуры с массивными кулаками. Я сразу понял, что нахожусь уже не
вместе с вождями.
Затемненные "доброжелатели" вывернули мне руки и врезали по морде. Затем
уложили на склизкий асфальт и поставили сверху тяжелые сапоги.
Вскоре я отрешился от конкретных образов и ощущений и понял, что это
матрицы-демоны из "пирамиды" взяли меня в оборот, это они меня
утрамбовывают. А потом еще какие-то деловые бесенята кинулись на меня
гурьбой, словно только и ждали работенки. Я узнал их по бодрым вибрациям, с
какими еще в энкавэдэшном подземелье познакомился. Плохо стало, а помереть
никак.
Я являлся рабочей матрицей. Специалисты проращивали из меня почки - из
моего мяса, крови, кожи, жира, внутренних и наружних органов.
В результате успешного (не для меня) эксперимента я был вынужден
подчиниться мастерам Поля Судьбы и стал инкубатором, когда мой физический
организм еще пребывал в земном советском мире.
Из рук появлялись смехотворные существа с огромными пальцами-клешнями и
крохотными мозгами. Эти исчадия умели выпускать пахучие и светящиеся
щупики, дабы, соприкаясь ими, обмениваться полезными сведениями.
Ноги тоже были использованы. Из них рождались мелкие твари со здоровенными
нижними конечностями, которым предстояло расти до сорок пятого размера.
Однако эти монстрики лишены были желудка, печени и почек, что только
увеличивало их неуязвимость. Пищеварительную же систему заменял хоботок,
пригодный для всасывания жидкой еды.
Из моего мозга выпрыгивали думающие пузыри, оснащенные длинными
стебельками. Эти отростки могли сплетаться - и тогда начиналось хоровое
мышление. Могли подсоединяться к щупикам клешнеруких рабочих особей - для
кормления их знаниями.
Из желудка выползали гибкие твари, способные заглотить и переварить кого
угодно, чтобы потом поделиться питательными соками с товарищами по гармонии
- особенно с теми, которые не разжились собственными пищеварительными
органами. Этим жрунам приходилось иногда поглощать думающие пузыри, чтобы
непосредственно насытиться знаниями в виде белка.
Майор Фролов превратился в тысячу исполнительных и маленьких майоров
фроловых. Из почек появлялись почки. Все это младое племя расползалось в
стороны от моего невезучего тела. Бореевская команда с помощью сосок и
поилок нежно выкармливала майоров фроловых, отчего они разбухали и
распускались. Первое, что они видели, становилось для них мамой, первое,
что слышали - приказом на всю жизнь. Полная управляемость, подчиненность,
полная целесообразность. Спущенная сверху, но непреклонная воля.
Программируемая и перепрограммируемая судьба.
Почки-мальки мужали, матерели и получали путевку в жизнь.
Почки, происшедшие от моих ног, стали неутомимыми и крайне живучими
воинами, которым не требовались заградотряды и особотделы. Почки, рожденные
моими руками, обернулись рабочими, вечнозелеными стахановцами, что не
нуждались в премиальных, досках почета и благодарностях начальства. Почки,
явившиеся из мозга, сделались учеными, которые не плетут интриг и не хотят
степеней. Почки, произведенные желудком, стали заботливыми кормильцами для
рабочих и воинов. Они продолжали время от времени лопать ученых, чтобы быть
в курсе последних достижений разума. Кормильцы впитывали знания и умения не
только для себя, но чтобы срыгивать их в виде кашки - для поглощения
прочими особями, нуждающимися в обучении. Мудрость стала гастрономическим
понятием.
Я видел то месиво, в которое превратилось мое майорское тело, вволю
рассматривал почки, привольно расползшиеся по помещению. Похоже, в каком-то
смысле меня не стало.
Люди Бореева радостно рассаживали новые приобретения по садкам и вольерам,
хотя точно пока не знали, с чем имеют дело. Почкам предстояло еще расти, но
они уже были на сто процентов самими собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
почувствовал себя - нет, не одним из тех человечков, что покорно бредут на
заклание, пытаясь спасти свой род и свой город от ярости демона.
ОН пригласил меня стать вождем вместе с ним. Я согласился попробовать -
почему нет. Хорошо было оказаться заодно с ним. Он называл себя смертью,
дисциплинирующей и несущей прогресс. Я летел вместе с ним, похожим на
птицу-стервятника, зорким глазом вычленяя из серого пейзажа свою добычу.
Она давала знать о себе сладким запахом разложения души и тела. А какой у
них был замечательный вкус!
Мы парили над Москвой, глядя на беспорядочно снующих внизу человечков.
Хитросплетение их судеб выглядело бестолковым. Ни вместе, ни по отдельности
они не оставляли отпечатка в истории. Но одного нашего дыхания, дыхания
дисциплинирующей смерти было бы достаточно, чтобы направить все судьбы в
общее русло, к единым целям. Мы уже приготовились дыхнуть. Но тут случилась
какая-то мельтешня с восприятием...
И я оказался на веранде Саидовского дома, где кушал плов под бренчание
домбры. Перед нами цвела беседка, овитая виноградной лозой, а за ней
пестрел садик. Потом пейзаж заплыл туманом, а когда немного прояснилось, то
сад стал в сотни раз просторнее и цветистее. Он раскинулся на десятках
террас. Кроны деревьев,- магнолий, кипарисов, дубов,- скрывали и затеняли
бассейны, портики, галереи, искусственные гроты и прочие
достопримечательности. У подножия террас была мощная стена с квадратными
башнями, а дальше расстилался город. Приземистый, огромный, похожий на
пчелиные соты. Вавилон, что ли?
Я опять же был приглашен подключиться к Саиду-Белу, и мы спустились вниз,
растворяясь по дороге в тумане. Мы невидимыми щупальцами проникали в каждую
клеточку города, в каждое жилище, в каждую душу. Теперь во всякую ячейку
вливалась наша воля, направляя ее судьбу. Мы лепили клеточки герода,
стирали их в порошок, жертвовали ими, заселяли, опустошали и посылали на
фиг. Каждая ячейка насаживалась, как бусинка, на ниточку предписанной
судьбы. Приземистый город с радостью отдавал лишнюю энергию, благодаря
которой расцветал клевый сад на вершине холма. Намек на цветущий сад
коммунизма?
Туман менял очертания города, и казалось, что мы имеем дело уже не с
Вавилоном, а с Москвой.
И вдруг по зыбким улицам пронесся тоскливый шакалий вой. Апсу наконец
поднакопил силенок, чтобы проявиться в виде звука. Кажется, он хочет
навести какой-то шухер. Где же я все-таки - наверху, с вождями, или внизу,
с теплыми комочками плоти и разума, копошащимися в ячейках распластанного
города?
Когда я попытался отвалить в сторонку, то ничего путного у меня не вышло.
Я неожиданно оказался в полном одиночестве в темном узком переулке. Спереди
и сзади резко зажглись фары и ослепили меня. А потом с двух сторон хлынули
темные фигуры с массивными кулаками. Я сразу понял, что нахожусь уже не
вместе с вождями.
Затемненные "доброжелатели" вывернули мне руки и врезали по морде. Затем
уложили на склизкий асфальт и поставили сверху тяжелые сапоги.
Вскоре я отрешился от конкретных образов и ощущений и понял, что это
матрицы-демоны из "пирамиды" взяли меня в оборот, это они меня
утрамбовывают. А потом еще какие-то деловые бесенята кинулись на меня
гурьбой, словно только и ждали работенки. Я узнал их по бодрым вибрациям, с
какими еще в энкавэдэшном подземелье познакомился. Плохо стало, а помереть
никак.
Я являлся рабочей матрицей. Специалисты проращивали из меня почки - из
моего мяса, крови, кожи, жира, внутренних и наружних органов.
В результате успешного (не для меня) эксперимента я был вынужден
подчиниться мастерам Поля Судьбы и стал инкубатором, когда мой физический
организм еще пребывал в земном советском мире.
Из рук появлялись смехотворные существа с огромными пальцами-клешнями и
крохотными мозгами. Эти исчадия умели выпускать пахучие и светящиеся
щупики, дабы, соприкаясь ими, обмениваться полезными сведениями.
Ноги тоже были использованы. Из них рождались мелкие твари со здоровенными
нижними конечностями, которым предстояло расти до сорок пятого размера.
Однако эти монстрики лишены были желудка, печени и почек, что только
увеличивало их неуязвимость. Пищеварительную же систему заменял хоботок,
пригодный для всасывания жидкой еды.
Из моего мозга выпрыгивали думающие пузыри, оснащенные длинными
стебельками. Эти отростки могли сплетаться - и тогда начиналось хоровое
мышление. Могли подсоединяться к щупикам клешнеруких рабочих особей - для
кормления их знаниями.
Из желудка выползали гибкие твари, способные заглотить и переварить кого
угодно, чтобы потом поделиться питательными соками с товарищами по гармонии
- особенно с теми, которые не разжились собственными пищеварительными
органами. Этим жрунам приходилось иногда поглощать думающие пузыри, чтобы
непосредственно насытиться знаниями в виде белка.
Майор Фролов превратился в тысячу исполнительных и маленьких майоров
фроловых. Из почек появлялись почки. Все это младое племя расползалось в
стороны от моего невезучего тела. Бореевская команда с помощью сосок и
поилок нежно выкармливала майоров фроловых, отчего они разбухали и
распускались. Первое, что они видели, становилось для них мамой, первое,
что слышали - приказом на всю жизнь. Полная управляемость, подчиненность,
полная целесообразность. Спущенная сверху, но непреклонная воля.
Программируемая и перепрограммируемая судьба.
Почки-мальки мужали, матерели и получали путевку в жизнь.
Почки, происшедшие от моих ног, стали неутомимыми и крайне живучими
воинами, которым не требовались заградотряды и особотделы. Почки, рожденные
моими руками, обернулись рабочими, вечнозелеными стахановцами, что не
нуждались в премиальных, досках почета и благодарностях начальства. Почки,
явившиеся из мозга, сделались учеными, которые не плетут интриг и не хотят
степеней. Почки, произведенные желудком, стали заботливыми кормильцами для
рабочих и воинов. Они продолжали время от времени лопать ученых, чтобы быть
в курсе последних достижений разума. Кормильцы впитывали знания и умения не
только для себя, но чтобы срыгивать их в виде кашки - для поглощения
прочими особями, нуждающимися в обучении. Мудрость стала гастрономическим
понятием.
Я видел то месиво, в которое превратилось мое майорское тело, вволю
рассматривал почки, привольно расползшиеся по помещению. Похоже, в каком-то
смысле меня не стало.
Люди Бореева радостно рассаживали новые приобретения по садкам и вольерам,
хотя точно пока не знали, с чем имеют дело. Почкам предстояло еще расти, но
они уже были на сто процентов самими собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102