.. Хотел остудить и образумить,
как сына, а получилось - оскорбил и унизил, как врага. Насмерть. Навсегда.
- Прости меня, Ник, - сказал он в пустоту.
Поздно. Теперь уже - поздно. И нет на свете таких слов, которые здесь
могут что-нибудь поправить...
Он рассеянно вызвал на экран последний текст, над которым работал и
без всякого удовольствия прочитал:
"Я прекрасно понимаю, зачем нужны люди творческие - ученые, писатели,
архитекторы, живописцы, философы, поэты, композиторы... Этих набирается -
тысячи, десятки тысяч, ну - сотни тысяч, если брать по всему свету. И не
обязательно творческие, - вообще талантливые люди. В том числе и слесаря
Божьей Милостью, Божьей Милостью токари, гончары, дантисты, шофера,
сантехники, змееловы, кулинары, врачи - все, кто способны делать свое дело
ХОРОШО. Этих набирается еще больше, может быть даже и миллионы. Пусть -
десятки миллионов.
Но куда мне девать СОТНИ миллионов и миллиарды тех, кто творческой
жилки от Бога не заполучил, а ремесло свое знает плохо - не способен или
даже не желает делать свое - или хоть какое-нибудь - дело ХОРОШО? Как с
ними быть? Зачем они? На что имеют право? И - имеют ли? Что полагается
человеку просто и только за то, что он человек? Не жук, не лягушка, не
лось какой-нибудь, а - человек?
Лосю, например, ничего не полагается за то, что он лось. В лучшем
случае - соли ему насыпать в деревянный желоб, чтобы посолонцевал. А
человеку? Хлеб, соль, покой? Уважение? За что? А - по справедливости...
А что это вообще такое: справедливо устроенный мир? Это мир, в
котором ВСЕМ ХОРОШО? Однако же, что это за справедливость: когда хорошо и
трудяге, и бездельнику, и тому, кто дает другим много, и тому, кто вообще
ничего не отдает (не может, не умеет, не хочет), а только берет? Каждому
по труду? Но если труд твой - со всем его пОтом, надрывом, с кровавыми
мозолями - НИКОМУ не нужен? (Классический пример - адов труд графомана или
- труд Сизифа). Ничего тебе такому не давать? Сизифу этакому. Но ты же
РАБОТАЛ, работал КАК ПРОКЛЯТЫЙ!.."
Все было правильно. Но - не интересно. Ему не было сегодня до этого
никакого дела. Какая, в самом деле, может быть на свете справедливость,
если одно-единственное слово, сказанное сгоряча, сжигает целый город
добрых отношений... Спать пора, вот что, хоть завтра и свободный день...
Но прежде, чем идти спать, он включил настольную лампу и несколько
секунд сидел неподвижно, глядя в раскрытый форзац своего "Счастливого
мальчика" с собственной фотографией на весь разворот. Радовался чудной
золотистой бумаге и значительному лицу своему с горькими брыльями - не то
пророка, не то американского генерала. И прикидывал: чего бы ей такого
написать?.. Он плохо думал о ней только что - несправедливо, обидно и
жестоко - и теперь чувствовал себя виноватым. Надо бы что-нибудь теплое.
Смешное. Что-нибудь такое, чего еще никому не писал... И чтобы она
расхохоталась...
Он вдруг вспомнил надпись, которую сделал Лариске на своей фотографии
минский таксист. Сто сорок пять лет назад. В позапрошлом существовании.
Когда все еще были живы, молоды и незнакомы. Когда все еще было впереди, а
позади пока не было ничего... Таксист - лихой, только что из армии, с
чубчиком, с прозрачными глазами ласкового негодяя, Жора, - написал
молоденькой, заливающейся смехом Лариске:
Пусть милый взор твоих очей
СкользЯт по карточке моей
И может быть в твоем уме
Проснется память обо мне.
Это было то, что надо. Самое что ни на есть ТО. И обязательно - с
сохранением особенностей правописания.
Не оценит, с сожалением подумал он, карябая золотым "паркером" по
роскошной бумаге. Не в коня корм. Э-хе-хе-хе-хе, а я так люблю, когда она
хохочет...

3
Он лежал на спине с закрытыми глазами и вполуха слушал, ее щебетание.
Это была обыкновенная милая чепуха - что-то там о макияже (половины слов
он не понимал), о хулиганском Тимофее (Тимофей тоже все это слушал и время
от времени гавкал и бухал из-под кровати, словно отругивался), о
дядь-Шуре, который опять приставал насчет дачи в Усть-Луге... У нее всегда
была в запасе масса замечательно пустяковых сообщений, восхитительно ни к
чему не обязывающих. Потом она спросила:
- Ты меня не слушаешь?
- Еще как слушаю, - возразил он. - "...А я ему тогда сказала
честно..." Что ты ему сказала честно? Напрямки, так сказать. Резанула
правду-матку. По-нашему, по-стариковски.
- Да ну тебя.
Он не возражал. Хорошо было лежать с закрытыми глазами под ее
кружевной шалью, пахнущей тонко и сладко, и ничего не думать, и ничего не
видеть. Засыпать.
- О чем вы так долго совещались? - спросила она. - Или - нельзя?
- Отчего же. Можно.
- Я почему спрашиваю: ты какой-то выжатый сегодня. Как лимон.
- Грейпфрут. Гораздо вкуснее. Но - старый. Горьковатый.
- Не хочешь рассказывать?
- Не очень. Надоело. О Николасе опять.
Она хмыкнула, и он посмотрел на нее сквозь прижмуренные веки. Она
озабоченно морщила малозначительный свой лобик, и это делало ее
трогательно-некрасивой.
- Чего вам от него надо - я никак не пойму? Он что, выдает
какие-нибудь ваши тайны?
- У нас нет тайн. Выдавать нечего.
- Тогда что же? Выступает против вас?
- Против меня.
- Ну да? Вранье. Он же тебя обожает.
- Обожал когда-то.
- Все равно. Он честный. Он не станет про тебя врать.
- А он и не врет...
Как ей объяснить это? Она никак не способна была понять, хотя и
пыталась самым честным образом: читала все газетные вырезки про его
выступления, и все его статьи в "Обозревателе", и смотрела видеозаписи. Ее
совершенно сбивало с толку то обстоятельство, что он никогда не врал. Он
рассказывал правду, одну только правду, хотя и не всю правду. Он умел это
делать. Он был профессионал, профессионал-самоучка. "Мои встречи с
Хозяином". Забавные случаи. Поучительные истории. Заметки к портрету
Великого Человека. Великого? Великого, великого, - без всяких сомнений
Великого... Но при этом, когда он выступал, скажем, перед алкашами, перед
Партией, скажем, Любителей Пива, он рассказывал им, какой утомительно
нудный и высокомерный трезвенник этот Хозяин. А выступая перед
трезвенниками, с веселым смехом и тонко разыгранным комическим огорчением
- о единственном известном ему (и всему миру) случае, когда Хозяин
перебрал малость джину с тоником и оскорбил действием британского
культурного атташе... (А теперь вот: "Может ли поссориться Станислав
Зиновьевич с Виктором Григорьевичем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108