.. КАК, черт возьми, рассказать вам суть,
чтобы вы поняли и поверили. Если я прямо сейчас вот, с ходу, все вам
выложу, вы просто пошлете меня подальше, и никакого разговора не
получится. А мне надо, чтобы получился!
- Е-мое... - сказал Станислав, опешив даже несколько от такого
напора. - Что еще за тайны Апраксина двора? Наследство, что ли, мне
засветило из-за бугра?..
- Нет. Не наследство. И вообще, не надо зря гадать. Просто отвечайте
мне, и все.
- Ну хорошо, хорошо. Валяйте дальше. Кто там у вас?
- Нет, - сказал Вениамин Иванович твердо. - Сначала, все-таки,
скажите мне: вы плохо к нему относились, к этому Габуния? Не любили?
- Слушайте, мне было тогда пятнадцать лет... Или тринадцать? Неважно.
Он повадился ходить, ласковый такой, приторный, песни все с мамой пел
дуэтом... Явно целился мне на роль нового папаши. А у самого - сыну уже
было лет тридцать... За что мне его было любить?..
Он замолчал. Какого черта? Не хочу я об этом говорить. О мамином
взгляде, который однажды поймал, брошенном на этого типа... И как он
особенно противен был, нализавшись портвейна... Он любил заложить за
галстук, этот обрусевший грузин (или мингрел?) - пил как грузин, а
напивался как русский... К черту его.
- Ясно. Согласен... А теперь такая фамилия: Каляксин Сергей Юрьевич.
- Каляксин?
- Да. Сергей Юрьевич.
Станислав помотал головой.
- Не помню. А он кто?
- Он был проректором Четвертого медицинского.
- А. Так его Виконт... в смысле, Виктор Григорьевич, наверное, должен
знать... - Он снова прикусил себе язык. Ч-черт, трепло. Решено же было:
никаких имен! Трепло, языкатое, невоздержанное...
- Да. Виктор Григорьевич его, скорее всего, знает, но я думал, что и
вы, может быть...
- Нет. И не слышал даже про такого.
- Понятно. Но вот имя академика Хухрина вам, конечно, известно
хорошо?
- Конечно. Он был мой Большой Шеф. Он умер, между прочим. Буквально
несколько дней назад. Отпевали в Никольском.
- Да, я слышал... Довольно странное завещание для члена партии с
"надцатого" года...
- Н-ну, это как сказать...
- Ладно, господь с ним. Значит, с академиком вы общались регулярно,
правильно я вас понял?
- Ну, это как сказать, - повторил Станислав. - Он был там... в
заоблачных академических высях. Но я докладывал ему пару раз по работе. Он
ко мне, говорят, хорошо относился, ПРОДВИГАЛ. Зарплату повысил без всякого
сопротивления... Он, говорят, был вполне приличный начальник - свое дело
знал и в чужие не лез...
Вениамин Иванович покивал, тоже как бы отдавая должное ушедшему от
нас вполне приличному начальнику. Потом сказал:
- А вот разрешите у вас спросить, Станислав Зиновьевич... В вашем
романе... Как бы это выразится... Насколько велика там доля вымысла?
Станислав посмотрел на него. Майор приветливо и, по-прежнему
искательно улыбался. Он ждал ответа. Зачем-то нужен был ему ответ на этот
абсолютно здесь неуместный вопрос.
- Да как вам сказать... Какие-то мелочи, детали, психологические,
знаете ли, изыски - да, это все вымысел. Но если брать сами факты... Ну, я
исключаю, естественно, историю с ребенком Марии... с ребенком - это,
конечно, чистая фантазия...
- Разумеется, - поддакнул Вениамин Иванович, - я так и понял.
- Да... А в остальном... А что, собственно, вызывает там у вас
сомнения?
- Ну, это не сомнения... Это, как бы вам сказать... Скажем, случай с
газиком, который чуть не свалился...
- Полная правда. Пятеро свидетелей.
- А случай с осколком, который упал рядом с вами? В блокаду.
- Тоже полная правда.
- А эта история с людоедом?..
- Во дворе? Тоже. Клянусь! Я иногда во сне его вижу: стальные круглые
очки, седая щетина и - топор, прямо у меня перед носом...
- И так - все двадцать случаев?
- Строго говоря - двадцать четыре. Да. Ничего не выдумал.
- Но ведь это странно.
- Еще бы. Иначе бы я и романа писать не стал.
- И вы никогда не пытались как-то объяснить все это? Ну, хоть как-то?
- Конечно, пытался... - Станислав насторожился. Вопросы были слишком
уж невинны. И праздным даже. Тут что-то было не так. Кажется, майор
готовился нанести свой главный удар.
- И что же?
- А - ничего.
- Совсем ничего? - напирал майор.
- Совсем.
- Но ведь не может же все это быть чистой случайностью!
- Наверное. Но мне надоело ломать над этим голову.
- Вы же ученый.
- Ну и что?
- Это ваша работа - ломать голову.
Станислав усмехнулся.
- Моя работа - ломать голову над системными задачами. Мне за это
деньги плОтят.
И тут, весь подавшись вперед и совершенно перестав улыбаться,
Вениамин Иванович сказал севшим голосом:
- Однако же, вам придется поломать голову и бесплатно тоже. Все люди,
про которых я сейчас с вами говорил, - умерли. И все они умерли очень
похоже - примерно так же, как ваш людоед с топором: их убил осколок,
которого не было. И все они, так или иначе, связаны с вами, Станислав
Зиновьевич. Все, без исключения. Понимаете, что получается? Есть десяток
людей, умерших странной смертью, какой обычно не умирают, сама причина
смерти их - загадка, собственно, они не умерли, они _п_о_г_и_б_л_и_, и все
они, в большей или меньшей степени, - ВСЕ! - связаны с вами.
- Что значит связаны? - спросил Станислав растерянно. Такого он не
ожидал.
- Значит: либо они - ваши знакомые, личные, либо - знакомые ваших
хороших знакомых. Все без исключения.
- И всех убило осколком?
- Вы сами же пишете: НЕ БЫЛО НИКАКОГО ОСКОЛКА!
- Ну, мало ли что мне там почудилось. Был, наверное, а я...
- Не было никакого осколка, Станислав Зиновьевич. В том-то вся и
штука. НЕ БЫЛО!
Последние слова Вениамин Иванович сказал почти шепотом. Лицо его
снова остановилось. Он откинулся на спинку стула и принялся вдруг
совершать нервные манипуляции: сцепил пальцы и громко захрустел ими, потом
сильно потер ладонями щеки, нос, словно бы вдруг зачесавшийся, шею - по
обе стороны, и снова сцепил пальцы. У него вдруг сделался вид человека,
глубоко во всем разочарованного и даже отчаявшегося. Станислав смотрел на
него молча. Они оба молчали, и довольно долго. Потом магнитофон тихонько
щелкнул, и красный огонек погас. Вениамин Иванович торопливо и жадно
схватил его, извлек кассету, перевернул, сунул обратно. Красный огонек
загорелся снова.
- Вы что же это - хотите меня обвинить в убийстве? - спросил наконец
Станислав. На всякий случай. Он знал, что это не так.
Вениамин Иванович только косо ухмыльнулся в ответ. Ухмылка эта
означала: не много же стоит твоя хваленая ученая голова.
- Я уверен, что вы ни в чем не виноваты, - сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108