- Недурно, - сказал Виконт, дочитав последнюю страницу. - Но этого
никто не напечатает.
- Почему? - спросил Станислав, вдруг задохнувшись. Слова Виконта
поразили его. Он и думать себе не мыслил о том, чтобы это напечатать.
- Потому что никто этого не напечатает никогда, - объяснил Виконт
вполне безапелляционно и снова полез унылым носом своим в рукопись, явно
там что-то выискивая.
Станислав молчал, забыв про сигарету, которую только что собирался
закурить. Он пытался представить, как все это должно выглядеть с точки
зрения какого-нибудь редактора. Ничего определенного представить ему не
удавалось, но сама мысль... одна лишь слабая возможность... даже намек
только на некую вероятность... Он вдруг вспомнил, как недавно совсем
сказал Лариске: хоть один какой-нибудь рассказик, пусть маленький, пусть
даже пустяковый, но - напечатать. И больше ничего мне не надо... Он сам
удивился тогда силе своего желания.
- Однако же, по сути, ты ничего мне не доказал, - объявил между тем
Виконт. - Ты обещал мне доказать теорему о своей богоизбранности. А привел
от силы полдюжины случаев счастливого избавления. Этого мало, душа моя.
Полдюжины случаев каждый насчитает.
Они немного поспорили.
Станислав напирал на то, что и полдюжины - немало, слабО тому же
Виконту вот так, сходу, насчитать полдюжины, а во-вторых, у него в запасе
еще три раза по полдюжины, и беда не в полудюжинах. А в том, что вот
писать как-то поднадоело...
Виконт отвечал, что на богоизбранность, в отличие от некоторых,
отнюдь не претендует, однако же и у него в активе кое-что найдется:
скажем, случай с детонатором или те же псевдоинфарктные приступы, которых
зафиксировано уже три и которых, как известно, ждать можно в любую
минуту... Сколько, собственно, ВСЕГО случаев может Станислав предложить на
рассмотрение? Ах, двадцать три? А уверен Станислав, что все эти случаи
могут рассматриваться без всяких натяжек? Уверен... Отлично. Персильфанс.
А пробовал ли Станислав (будучи математиком) подсчитать, насколько,
собственно, это маловероятно - уцелеть в двадцати трех случаях из
бесчисленного, по сути, множества прочих других?.. Вот он, например,
Виконт, переходил улицу гораздо больше раз, чем двадцать три, и, наверное,
больше раз летал на самолетах, ездил в поездах, катывался на лошадях, и -
ничего!..
Они довольно долго обсуждали эту проблему. Разумеется, никакого
однозначного ответа на вопрос Виконта дать было невозможно. Невозможно
было применить к рассматриваемому явлению понятие вероятности в строгом
математическом смысле этого термина. Однако, ясно же, что если пятак
двадцать три раза подряд падает решкой... или кто-то двадцать три раза
подряд, без единого промаха, выигрывает в лотерею (пусть даже всего по
рублю за раз)... или хотя бы двадцать три раза подряд делает шестерную на
бубях - каждому же ясно, что тут не все ладно и требуется самое
тщ-щательное расследование.
- Тебе придется найти место в своем романе для такого именно
тщ-щательного расследования, - сказал Виконт. - Иначе никто ничего не
поймет.
- А я и сам ничего не понимаю, - признался Станислав.
- Должон понять! - объявил Виконт, перефразируя известный анекдот. И
они выпили еще кюрасо.
Станислав, однако же, не последовал этому совету. Ему показалось
скучным заниматься стохастическим анализом того, что и без всякого анализа
(а может быть, именно благодаря отсутствию такового) выглядело и странно,
и загадочно, и многозначительно. В конце концов, он же писал не научный
трактат какой-нибудь, а роман о человеке, который вдруг обнаруживает
влияние на свою жизнь некоей загадочной Руки и постепенно приходит к мысли
о некоем Скрытом Предназначении своем... В самом конце романа он
догадывается, в чем именно состоит это Предназначение, и становится...
Кем? И в чем состоит Предназначение?..
- Как ты считаешь, имею я право привирать? - спрашивал он Виконта
озабоченно.
- Зачем?
- Во-первых, для интересу. А во-вторых, если я придумаю
Предназначение, мне все равно придется все мои истории под него подгонять,
а значит - выдумывать то, чего не было.
- А пока ты еще его не придумал? Предназначения своего?
- Пока - нет.
- Тогда пока и не привирай, - решил мудрый Виконт. - Чего ради?
Двадцать три ситуации. На кой тебе ляд придумывать двадцать четвертую без
самой настоятельной необходимости?
6
В пятьдесят шестом Виконт затащил его в археологическую экспедицию. У
Виконта образовался откуда-то приятель-археолог, который каждое лето ездил
в район Пенджикента копать древние кушанские (кажется) захоронения.
Виконт, как вдруг выяснилось, увязывался за ним уже в третий раз. Он очень
сбивчиво (и без всякого сомнения - лживо) объяснял, почему это позарез ему
необходимо: якобы это связано с его новым увлечением древней историей,
Сасанидами, Персией вообще и вопросами древнеперсидской ветеринарии в
частности... "Уши же вянут тебя слушать!" - сказал ему тогда Станислав,
потрясенный невероятным напором этого плохо продуманного вранья. "А ты не
слушай! - горячо посоветовал Виконт. - Ты мне скажи: вьется над морями
Черный Роджер или уже нет?" "Ну, вьется. Но я-то тебе зачем?" "Да какая
тебе разница! Поехали, и все" И они поехали, причем Станислав удрал от
своего научного руководителя, даже не позвонив ему и не соврав хоть
что-нибудь - обыкновенной вежливости и приличия для.
(...Арабская, изощренно прекрасная каллиграфическая вязь, как бы
вытекающая из ловкого пера - с росчерками, завитушками, многозначительно
разбросанными точками... Изощренно прекрасные новые слова: "девани",
"магреб", "насталик"... "Фарси", "ирани"... Гортанная, с придыханиями
речь, словно от мучительно подавляемого восторга... Откуда это взялось
вдруг в Виконтовой жизни? Почему, зачем? Потому лишь, что дедушка-генерал
оставил ему в наследство коллекцию древних монет? Или чтобы насладиться в
подлиннике всеми этими Фирдоуси, Низами, Саади?.. Немыслимо прекрасные
стихи:
Вдали от милой жжет тоска,
Вблизи - терзает страх измен,
С тобой и без тебя - Печаль!
И сердцу и уму - Печаль!
Как тесно сердцу моему среди несокрушимых стен!
Его повергла в эту тьму,
Воздвигла для него тюрьму
- Печаль!..
"Печаль!" - говорили они теперь по всякому поводу и без повода тоже.
"Джя таршед ва баче нист", - говорили они теперь вместо того, чтобы
сказать по-русски "только что, недавно".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108