Кто там?.."
("Тук-тук. - Кто там? - КГБ. - Что надо? - Поговорить. - А сколько вас
там? - Двое. - Вот и поговорите"), сообщил, что Академик завещал себя
отпевать в Никольском соборе ("В обкоме все на рогах стоят, яйца на себе
кусают...") и ушел, хрустя последним сухарем. Станислав остался и дописал
черновик до конца. Было уже - половина восьмого.
Он подъехал к дому около восьми. Аккуратно подрулил на свое место, у
фонаря (чтобы вору неудобно было взламывать хотя бы правую дверцу),
выключил двигатель и посидел немного за рулем, глядя перед собой вдоль
сизого от жары проспекта.
Ветер валял по мостовой белые войлоки тополиного пуха. Бухала баба на
стройке супер-отеля. Курсанты ВМА тощими зелеными петушками выскакивали из
проходной. Небо было мутное, белесо-голубое. Было лето.
Он вылез из машины и сейчас же, не успев одернуть себя, поглядел
вверх на свои окна. Окна, естественно, были закрыты. Он отвел глаза и
принялся старательно запирать машину: защелка правой дверцы... дворники -
снять... наружное зеркальце - снять. Левая дверца...
В парадной он почти столкнулся с какой-то женщиной и отступил, давая
ей дорогу. У нее было смуглое лицо и спокойные серые глаза с черными
ресницами.
Она сказала:
- Здравствуй, Слава, - и только тогда он узнал ее. Это была Пола.
Сорокалетняя Пола.
- Здравствуй, - сказал он.
Они стояли в парадной и глядели друг на друга. Молча. Долго.
Наверное, целую минуту. Потом толпа мелких детишек высыпалась из дверей и,
гомоня, стала пробираться между ними, и рядом с ними, и огибая их. Пола
сказала что-то - губы ее шевельнулись, и на мгновение блеснули зубы -
белые и влажные.
- Что? - спросил он поспешно.
- Я говорю: имею удовольствие читать тебя чуть ли не каждый день... -
Голос у нее был прежний, чуть глуховатый, бархатный, голос покоя и
свободы.
- Не понимаю, о чем ты...
- Ну, в "Смене" же... "Праздничные записки"...
- А! - до него дошло наконец. - Нет. Это не я.
- Как не ты? Эс Красногоров. "Праздничные записки"...
- Нет. Это однофамилец какой-то. Ко мне с ним все знакомые пристают,
а я - ни сном ни духом...
- Жалко.
Было видно, что она и в самом деле огорчена. Это была та самая Пола:
если ее что-нибудь огорчало, - она огорчалась, а если ее что-нибудь
радовало, каждому было ясно, что она обрадована. Золото не тускнеет.
Хорошее всегда хорошо.
Они опять помолчали, а потом Пола сказала:
- Слава, я все знаю. Я только не знала, чем я могу...
- Не надо, - сказал он поспешно.
- Удивительно все-таки, - сказала она сейчас же. - Живем в одном
доме, а видимся раз в десять лет...
- И даже - на одной лестнице.
- Да, вот именно - на одной лестнице... А ты где работаешь теперь?
- И видимся не раз в десять лет, а раз - в пятнадцать... Даже раз в
семнадцать... Кошмар!.. А работаю я все там же, во ВНИИТЭКе.
- Математик?
- Да. В каком-то смысле.
- Подтяни мою Саньку по математике. Ей осенью поступать.
- Как - поступать?! Саньке - поступать?! Ты что - издеваешься надо
мной? Сколько же нам лет, Пола? Старуха!
Она тоже пошутила. Тоже что-то насчет старости, насчет внуков, насчет
седин и лишних килограмм. Но думала она, конечно, о другом. В глазах ее
плавилась жалость. И еще что-то в них было - что-то неуместное да и
ненужное. Надо было удирать.
- Слушай, извини! - сказал он. - Мне вот-вот должны из Москвы
звонить... Я побегу?
- Беги, - сказала она.
А что она еще могла сказать? Ему. Сегодня. Здесь.
Шагая через три ступеньки, он поднялся к себе на третий этаж. Не
сразу заправил ключ в замочную скважину - нервы все-таки расходились,
движения сделались неверными, словно он только что таскал ящики или
боролся с кем-то непосильно тяжелым...
Войдя к себе в комнату, в прокуренную жару и духоту, он прежде всего
подошел к правому окну, распахнул его и, высунувшись, поглядел вниз.
"Запорож" был на месте - желтая крыша лаково отсвечивала и топорщились
дурацкие уши. Ветер все гонял тополиные покрывала.
- Устал, - сказал он. - Сегодня - устал. Слишком жарко. Впрочем, я
люблю жару. У меня, как известно, терморегуляция - идеальная.
Он наконец повернул голову и посмотрел ей в глаза. Она, как всегда,
улыбалась. И как всегда он почувствовал, что падает. И как всегда не упал.
- Полу сейчас встретил, - сказал он. - Почти не переменилась. Но я
узнал ее не сразу... Интересно, почему?
Ничего интересного, подумал он. Это все уже прошло. Давно.
- Я здорово был в нее влюблен, - признался он. - Я тебе не говорил
этого никогда, потому что... потому что... Зачем? Я бы не хотел, чтобы ты
когда-нибудь сказала мне про кого-нибудь, что, мол, я была в него влюблена
в далеком детстве...
Он замолчал: он вдруг услышал свой голос. Это был голос одинокого
истеричного мужчины в большой светлой пустой неубранной и прокуренной
комнате. Он сбросил куртку, повесил ее на стул и полез в холодильник.
Потом он сел за стол, спиной к портрету и принялся без всякой охоты
есть. Наполовину опустошенная банка горбуши "в собственном поту"...
подсохший вчерашний батон... выдохшаяся минералка...
Он старался ни о чем не думать. О работе думать - тошнило, а думать о
том, что налетало из прошлого и беспорядочно крутилось в голове, было
нельзя. Он обрадовался, когда телефон зазвонил и соседка ласково-трусливым
голосом, какой у нее всегда появлялся после хахаля, позвала его из
коридора.
- Здравствуй, - сказал Виконт по обыкновению официально. - Где ты
шляешься так долго, я тебе в пятый раз звоню.
- Только что пришел. Работал. Штевкаю вот сейчас...
- Ты повестку получил?
- Какую еще повестку?
- Ладно, я сейчас к тебе приду, - сказал Виконт недовольно.
- Какую повестку?! - рявкнул он, но в трубке уже шли короткие гудки.
Тогда он повернулся к соседке.
- Повестку мне приносили? - спросил он таким тоном, что та даже
ответить не решилась - только ткнула когтистым пальцем в сторону сундука,
где стопочкой лежали газеты.
Он схватил синенькую бумажку. Это, действительно, была повестка. Из
УКГБ, Литейный, 4. Большой дом. Явиться... завтра... в 10 утра... подъезд
номер пять... в качестве свидетеля... следователь... что-то вроде
Хроменковского... или Хромоножского...
- Кто принес? - спросил он отрывисто.
- Мужчина какой-то. Немолодой уже. В бобочке и в соломенной шляпе.
Вежливый.
- Что сказал?
- Вас спросил, а потом велел передать.
- Вы что - не догадались спросить, в чем дело?
- Да спрашивала я! А он и сам не знает! Придет, говорит, там,
говорит, ему все, говорит, расскажут...
Достали, подумал он. Ладно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108