" И поздняя, другими -
красными - чернилами приписка: "Не обнаружено. 16.02.1969"
"Все пострадавшие - ленинградцы. Даже Калитин, убитый в Москве,
приехал из Ленинграда. Центр - в Ленинграде?"
"Соответствующее оружие - возможно. Но только теоретически.
Практически - громоздко и непрактично".
"Ни одной женщины. Случайность?" И - красными чернилами: "Пенза,
1966. Сексуальный маньяк. Орудовал специально изготовленным молотком,
мозжил головы. Восемь жертв. ТОЛЬКО женщины!"
"Из пяти случаев: три - лето, один - весна, один - осень. И ни разу -
зима? Странно".
И так далее.
Кто же он был, мой Умница? Из намеков, похмыкиваний, полувзглядов,
начальственных раздражений и прочих междометий опрошенных людей возникла у
меня гипотеза, что драпанул он, мой Умница, в свое время за бугор. А жаль!
Ей-богу, жаль.
2
Папка сразу же заинтересовала меня солидностью материала. Это было
нечто добротное, крепко сколоченное и без никаких натяжек. Это было -
НАСТОЯЩЕЕ. Я провозился с нею довольно долго: поискал и нашел уцелевших
свидетелей, поговорил с некоторыми следователями, консультировался с
оборонщиками.
От следователей ничего нового узнать мне не удалось, все они были уже
в годах, все - на пенсии, все - обиженные, не оценили их заслуг перед
партией, перед народом, проперли в отставку, а они ведь были тогда - в
самом соку... Я и не надеялся услышать от них новых фактов. Новые версии
меня интересовали, новые гипотезы, новые идеи: КАК это могло произойти?
Ничего интересного я от них не услышал. "Э-э-э, капитан, а ты видел, что
выделывает в человеке пуля со смещенным центром тяжести?.." Но я знал, что
это была не пуля. И не лазерный луч. И не термоимпульс. Оборонщики
объяснили мне (как, в свое время, и моему Умнице), что устроить такой
"разрыв мозга" - можно, причем даже технически можно, а не только
теоретически, но - зачем? Существует так много простых, удобных,
компактных, экономных, тихих способов... Зачем нужно это варварское
разбрасывание мозгов с помощью установки, которую пришлось бы монтировать
на танк или артиллерийский тягач?
Теперь-то я понимаю, что пытался тогда найти ответы на вопрос,
который ответа не имеет. Я понимал краем сознания своего, что на самом
деле вопрос КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ, может вообще оказаться второстепенным, но
мне казалось, что в любом случае ответ этот нужен - даже если он и не
продвинет меня вперед. Я вообще искренне полагал тогда, что всякий
правильно поставленный вопрос содержит в себе половину ответа. В том, что
вопрос поставлен ПРАВИЛЬНО, я не сомневался ни секунды. Что может быть
правильнее вопроса: "Каким именно орудием совершено преступление?" Аз и
буки любого уголовного расследования... Откуда мне было знать, что
расследование я затеял вовсе не уголовное, да, пожалуй, и расследованием
это нельзя было называть - во всяком случае, в обычном юридическом
понимании этого слова.
В 1971-м, опять же осенью, в ноябре, произошла смерть Николая
Аристарховича Каманина. Эта смерть наделала шуму в городе (да и не только
в городе - Москва в конце концов тоже вмешалась) и породила множество
слухов, в том числе и дурацких, но обязательно - страшных. Правдою было
только то, что тело и в самом деле обнаружила приходящая прислуга,
старинная знакомая Каманина, соседка его еще по коммуналке, с тех
флибустьерских времен, когда молоденький Коля-петушок только начинал себя
пробовать на ниве отечественной словесности, мечтая заделаться великим
пролетарским писателем, потрясателем человеческих душ, ревущим рупором
партии и комсомола.
Женщина (собственно - старуха, ей было под восемьдесят), крепкая
кряжистая деревянная старуха эта явилась, как обычно по средам, в девять
утра, открыла парадную своим ключом и обнаружила, что Коля Аристархович
опять нажравши, еще с ночи, - свет в кабинете горит, а сам лежит на столе
всем телом на своих бумагах и спит, и две бутылки тут как тут - одна
пустая под креслом, а вторая - на донышке - на маленьком столике, рядом с
машинкой.
(К этому времени Николай Каманин был уже законченным алкоголиком.
Великим потрясателем душ он не стал, хотя и числился среди первых, не знаю
было ли удовлетворено его честолюбие, но как и многие люди его поколения,
прошедшие армию, верноподданнические взлеты, идеологические падения,
партийные проработки, вербовку в органавты, отчаянные приступы
диссидентства, обращающиеся вдруг в приступы отчаянного жополизания, -
люди, пережившие Великий Страх, и Малый Страх, и страх Страха, и прочие
прелести эпохи строительства окончательного и бесповоротного коммунизма,
он к старости сделался мягким, тихим, трусливым, в меру подловатым и
сильно пьющим субъектом - из тех, про кого говорят: "Ну, этот - человек
невредный, можно даже сказать - порядочный". В конце концов, все познается
в сравнении. Но он и в самом деле был невредным. Ему было уж под
семьдесят, он страдал ишемической болезнью сердца, отчаянно боялся рака,
бросал ежемесячно курить и любил красненькое. Собственно, больше он ничего
уже и не любил - ни женщин, ни читать, ни тем более - писать, ни телевизор
смотреть, ни кино, ни приемы-ауты, на которые его постоянно приглашали, -
ничего он не любил, кроме красненького. Ему было безразлично, что именно:
шерри это бренди, или какая-нибудь "запеканка", или саперави, или
забугорный портвейн, а когда ничего этого под рукой не было, он брал
обыкновенную водяру и закрашивал ее вишневым сиропом или клюквенным
вареньем).
Ворча и раздражаясь по поводу свиней, которые где живут, там и гадят,
старуха принялась прибирать в кабинете, который, как ей показалось, был на
этот раз не только весь замусорен, но еще вдобавок и заблеван. И тут она,
потянувшись выключить настольную лампу, вдруг увидела, во что превратился
ее Коля Аристархович...
Фактически дело это было спущено на тормозах. В обком доложили, что
очень похоже на пьяное самоубийство, в некрологе сказано было "при
трагических обстоятельствах ушел из жизни", на самом же деле никто, как и
прежде, ничего не понял, но поскольку не было ни ограбления, ни орудия
преступления, ни мотивов - вообще ничего не было, кроме напрочь
свихнувшейся старухи, тупо повторявшей одно и то же: "...головенки-о нету,
а? Нету у ево головенки!.." - поскольку ничегошеньки не было, то и сделать
ничего было нельзя.
Я понял, что появилось пополнение моей папки, сразу же, как только
дошли до меня слухи, распространившиеся, естественно, и по Управлению
тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
красными - чернилами приписка: "Не обнаружено. 16.02.1969"
"Все пострадавшие - ленинградцы. Даже Калитин, убитый в Москве,
приехал из Ленинграда. Центр - в Ленинграде?"
"Соответствующее оружие - возможно. Но только теоретически.
Практически - громоздко и непрактично".
"Ни одной женщины. Случайность?" И - красными чернилами: "Пенза,
1966. Сексуальный маньяк. Орудовал специально изготовленным молотком,
мозжил головы. Восемь жертв. ТОЛЬКО женщины!"
"Из пяти случаев: три - лето, один - весна, один - осень. И ни разу -
зима? Странно".
И так далее.
Кто же он был, мой Умница? Из намеков, похмыкиваний, полувзглядов,
начальственных раздражений и прочих междометий опрошенных людей возникла у
меня гипотеза, что драпанул он, мой Умница, в свое время за бугор. А жаль!
Ей-богу, жаль.
2
Папка сразу же заинтересовала меня солидностью материала. Это было
нечто добротное, крепко сколоченное и без никаких натяжек. Это было -
НАСТОЯЩЕЕ. Я провозился с нею довольно долго: поискал и нашел уцелевших
свидетелей, поговорил с некоторыми следователями, консультировался с
оборонщиками.
От следователей ничего нового узнать мне не удалось, все они были уже
в годах, все - на пенсии, все - обиженные, не оценили их заслуг перед
партией, перед народом, проперли в отставку, а они ведь были тогда - в
самом соку... Я и не надеялся услышать от них новых фактов. Новые версии
меня интересовали, новые гипотезы, новые идеи: КАК это могло произойти?
Ничего интересного я от них не услышал. "Э-э-э, капитан, а ты видел, что
выделывает в человеке пуля со смещенным центром тяжести?.." Но я знал, что
это была не пуля. И не лазерный луч. И не термоимпульс. Оборонщики
объяснили мне (как, в свое время, и моему Умнице), что устроить такой
"разрыв мозга" - можно, причем даже технически можно, а не только
теоретически, но - зачем? Существует так много простых, удобных,
компактных, экономных, тихих способов... Зачем нужно это варварское
разбрасывание мозгов с помощью установки, которую пришлось бы монтировать
на танк или артиллерийский тягач?
Теперь-то я понимаю, что пытался тогда найти ответы на вопрос,
который ответа не имеет. Я понимал краем сознания своего, что на самом
деле вопрос КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ, может вообще оказаться второстепенным, но
мне казалось, что в любом случае ответ этот нужен - даже если он и не
продвинет меня вперед. Я вообще искренне полагал тогда, что всякий
правильно поставленный вопрос содержит в себе половину ответа. В том, что
вопрос поставлен ПРАВИЛЬНО, я не сомневался ни секунды. Что может быть
правильнее вопроса: "Каким именно орудием совершено преступление?" Аз и
буки любого уголовного расследования... Откуда мне было знать, что
расследование я затеял вовсе не уголовное, да, пожалуй, и расследованием
это нельзя было называть - во всяком случае, в обычном юридическом
понимании этого слова.
В 1971-м, опять же осенью, в ноябре, произошла смерть Николая
Аристарховича Каманина. Эта смерть наделала шуму в городе (да и не только
в городе - Москва в конце концов тоже вмешалась) и породила множество
слухов, в том числе и дурацких, но обязательно - страшных. Правдою было
только то, что тело и в самом деле обнаружила приходящая прислуга,
старинная знакомая Каманина, соседка его еще по коммуналке, с тех
флибустьерских времен, когда молоденький Коля-петушок только начинал себя
пробовать на ниве отечественной словесности, мечтая заделаться великим
пролетарским писателем, потрясателем человеческих душ, ревущим рупором
партии и комсомола.
Женщина (собственно - старуха, ей было под восемьдесят), крепкая
кряжистая деревянная старуха эта явилась, как обычно по средам, в девять
утра, открыла парадную своим ключом и обнаружила, что Коля Аристархович
опять нажравши, еще с ночи, - свет в кабинете горит, а сам лежит на столе
всем телом на своих бумагах и спит, и две бутылки тут как тут - одна
пустая под креслом, а вторая - на донышке - на маленьком столике, рядом с
машинкой.
(К этому времени Николай Каманин был уже законченным алкоголиком.
Великим потрясателем душ он не стал, хотя и числился среди первых, не знаю
было ли удовлетворено его честолюбие, но как и многие люди его поколения,
прошедшие армию, верноподданнические взлеты, идеологические падения,
партийные проработки, вербовку в органавты, отчаянные приступы
диссидентства, обращающиеся вдруг в приступы отчаянного жополизания, -
люди, пережившие Великий Страх, и Малый Страх, и страх Страха, и прочие
прелести эпохи строительства окончательного и бесповоротного коммунизма,
он к старости сделался мягким, тихим, трусливым, в меру подловатым и
сильно пьющим субъектом - из тех, про кого говорят: "Ну, этот - человек
невредный, можно даже сказать - порядочный". В конце концов, все познается
в сравнении. Но он и в самом деле был невредным. Ему было уж под
семьдесят, он страдал ишемической болезнью сердца, отчаянно боялся рака,
бросал ежемесячно курить и любил красненькое. Собственно, больше он ничего
уже и не любил - ни женщин, ни читать, ни тем более - писать, ни телевизор
смотреть, ни кино, ни приемы-ауты, на которые его постоянно приглашали, -
ничего он не любил, кроме красненького. Ему было безразлично, что именно:
шерри это бренди, или какая-нибудь "запеканка", или саперави, или
забугорный портвейн, а когда ничего этого под рукой не было, он брал
обыкновенную водяру и закрашивал ее вишневым сиропом или клюквенным
вареньем).
Ворча и раздражаясь по поводу свиней, которые где живут, там и гадят,
старуха принялась прибирать в кабинете, который, как ей показалось, был на
этот раз не только весь замусорен, но еще вдобавок и заблеван. И тут она,
потянувшись выключить настольную лампу, вдруг увидела, во что превратился
ее Коля Аристархович...
Фактически дело это было спущено на тормозах. В обком доложили, что
очень похоже на пьяное самоубийство, в некрологе сказано было "при
трагических обстоятельствах ушел из жизни", на самом же деле никто, как и
прежде, ничего не понял, но поскольку не было ни ограбления, ни орудия
преступления, ни мотивов - вообще ничего не было, кроме напрочь
свихнувшейся старухи, тупо повторявшей одно и то же: "...головенки-о нету,
а? Нету у ево головенки!.." - поскольку ничегошеньки не было, то и сделать
ничего было нельзя.
Я понял, что появилось пополнение моей папки, сразу же, как только
дошли до меня слухи, распространившиеся, естественно, и по Управлению
тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108