- Человек не
может быть виноват в том, что он существует, верно ведь?
- Я не понимаю вас, - сказал Станислав. Предчувствие унижения и срама
стремительно превращалась в нем в предчувствие какой-то беды. Холодный ком
внутри пошел вдруг наматываться сам на себя, расти, леденя кишки.
- Если вы спрашиваете моего мнения, - проговорил Вениамин Иванович,
тщательно подбирая слова, - то я скажу: вы ни в чем не виноваты, но, с
другой стороны, если бы вас не было на свете, все эти люди были бы сейчас
живы... Во всяком случае, они не умерли бы такой странной смертью.
- Но это же чушь какая-то, - сказал Станислав беспомощно. - Причем
тут я?
- Не знаю. Не понимаю сам. Но хочу понять. Иначе бы я здесь с вами не
сидел.
Некоторое время Станислав молчал. Конечно, известная логика в
рассуждениях майора была. Но это была логика шизофренического мышления,
когда из десяти возможных выводов выбирается самый неожиданный.
- Вы можете мне ясно сказать, чего вы от меня хотите? - спросил он
наконец.
- Да. Я хочу, чтобы вы помогли мне разобраться в этой истории. Чтобы
вы сами разобрались, и мне бы разобраться помогли.
- Но я же ничего не понимаю, вы что, не видите? - сказал Станислав. -
Как я могу вам помочь? И вообще... простите, конечно, но почему я вообще
должен вам верить?..
- Да ничего вы мне не должны, - сказал Вениамин Иванович с досадой. -
Не верите - не надо. А только я советую вам - поверить. И разобраться я
вам советую. Потому что если не вы разберетесь, так разберется кто-нибудь
другой, и тогда вам хорошо не будет, это вы понимаете?
- Нет.
- Очень жалко, что не понимаете. Вы человек - необычный. Вы же
ПАРАНОРМАЛЬНЫЙ человек. Это хоть вы заметили? Заме-етили! Даже роман об
этом написали. Только не желаете, сказавши "а", сказать и "б". Хотите,
чтобы кто-нибудь другой сказал? Необычные люди на дороге не валяются, их,
знаете ли, специально ищут...
- Зачем?
- Для пользы дела!
Это была угроза. Вернее, предупреждение. Доброе предостережение.
Забота о. Корысть какая-то тоже здесь была, но не злая, нет. Он хочет
добра - и мне, и себе, естественно. Но не "для пользы дела", а для своей и
моей пользы...
- Я добра вам хочу, Станислав Зиновьевич, - сказал майор тоскливо. -
Вам и себе. Нам обоим, понимаете?
- Вы что, мысли умеете читать?
- Нет. Мысли читать невозможно, - сказал майор с неожиданным каким-то
удовольствием. - Но их возможно отгадывать. Как загадки. "У кольца два
конца, а посередине - гвоздик".
И эти дурацкие его слова что-то решили для Станислава.
- Ну, хорошо, - сказал он. - Ну, ладно. Я готов подумать,
пожалуйста... Но мне же материалы ваши понадобятся. Я хочу глазами
прочитать: кто они, что они, как умерли и так далее. В это же нельзя
просто так вот - взять и поверить, Ведь что у вас получается - сидит
злодей Красногоров как паук в паутине, а вокруг него людей как косой
косит... Вы что, уверены, что знаете ВСЕ такие случаи? Ведь это очень
важно, чтобы известны были именно - ВСЕ.
- Уверен.
- Откуда у вас может быть такая уверенность, я не понимаю.
- От верблюда. Ну что вы в самом деле как ребенок, Станислав
Зиновьевич! Неужели не понимаете?!
Станислав понимал. Он просто никак не мог в это поверить. Ему никак
было не расстаться с уютным (теперь оно казалось уютным) предположением,
что все это - какая-то сложная провокация, имеющая целью окончательно
добить Сеню Мирлина, а его, Красногорова, закатать в ковер предательства.
Он понимал уже и то, что это не так, и жалел, что это не так, потому что
это было бы хоть и не проще, но, по крайней мере, не так странно и жутко.
- Давайте материалы, - сказал он. Надо было кончать. Пусть оставит
бумаги и уходит. Надо сесть и все тщ-щательно продумать. Виконта позвать.
Немедленно.
- Договорились... - сказал Вениамин Иванович без всякого энтузиазма и
с каким-то даже усталым пренебрежением. Он извлек из-под стола свой кейс и
раскрыл его - так, чтобы Станислав не мог видеть содержимого. - Материалы
- вот... - он выложил на скатерть папку средней толщины. - Я, пожалуй, и
магнитофон вам оставлю, хотите? Но все это - ДСП. Предупреждаю заранее.
- Я вам никаких подписок не давал, - возразил Станислав. - И не дам.
- Станислав Зиновьевич, - сказал майор, закрывая глаза, как бы от
утомления непонятливостью собеседника. - Прошу вас. Не надо ни с кем
советоваться по этому поводу и вообще беседовать. Я ничего не имею против
ваших друзей, все они милейшие люди, но - не надо.
- Утечки информации, что ли, боитесь? Так вы ее уже допустили. Сами
же и допустили.
- Я не утечки информации боюсь. Хотя и ее - тоже. Я хочу, что-бы вы
поняли: в этом деле могут открыться обстоятельства, которые вам самому не
захочется разглашать. Потом спохватитесь, ан уже поздно.
- Что это вы имеете в виду? - Станислав нахмурился. Новый неприятный
и зловещий намек почудился ему в этих последних словах майора.
- Неважно. Сами подумайте: вы что, все про себя другим людям
рассказываете? Пусть даже и друзьям? Или все-таки кое-какие нюансы
оставляете при себе?
Несколько стыдных образов метнулось, как стайка нетопырей, в
воображении Станислава, но застрял, так сказать, в поле внимания только
один: как морщась и кряхтя, меняет он свои трусы после очередного
пароксизма ОЗАРЕНИЯ-ЗАТМЕНИЯ...
- Да. Нюансы я оставляю при себе. Действительно... - проговорил он
медленно. - Но вы, кажется, имеете в виду что-то конкретное?
- Нет, - сказал Вениамин Иванович, и вдруг, словно спохватившись,
хищно цапнул свою папку, быстро копнув внутри, извлек, выцарапал даже
оттуда, одинокий какой-то листочек. - Забыл, - объяснил он с
виновато-живой улыбочкой. - Извините, но этот материал - нельзя. Это, как
говорится, не моя тайна...
Станислав только глянул на него, взял папку и принялся ее листать.
"Габуния Иван Захарович"... "Шерстнев Константин Ильич"... "Каляксин
Сергей Юрьевич"... Там был даже "НЕИЗВЕСТНЫЙ" - с цитатой из романа С.
Красногорова "Счастливый мальчик". Всего - семь материалов. Семь.
- Вы говорили - "десять человек"?
- Нет, - быстро поправил его майор. - Я говорил "десяток", то есть -
около десяти.
- А на самом деле, сколько? Точно?
- Восемь, - так же быстро сказал майор.
Но это была ложь.
- Дайте мне тот листок, который вы отсюда вынули.
- Нет.
- Дайте. Я должен знать все. В конце концов, речь идет обо мне.
Лично. Это - мое личное дело.
Вениамин Иванович только головой помотал. Глядел он в сторону, рот у
него сделался, словно куриная гузка.
- Вы обвинили меня. - Медленно, накаляясь злобой, чтобы растопить
лед, застрявший в кишках, проговорил Станислав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
может быть виноват в том, что он существует, верно ведь?
- Я не понимаю вас, - сказал Станислав. Предчувствие унижения и срама
стремительно превращалась в нем в предчувствие какой-то беды. Холодный ком
внутри пошел вдруг наматываться сам на себя, расти, леденя кишки.
- Если вы спрашиваете моего мнения, - проговорил Вениамин Иванович,
тщательно подбирая слова, - то я скажу: вы ни в чем не виноваты, но, с
другой стороны, если бы вас не было на свете, все эти люди были бы сейчас
живы... Во всяком случае, они не умерли бы такой странной смертью.
- Но это же чушь какая-то, - сказал Станислав беспомощно. - Причем
тут я?
- Не знаю. Не понимаю сам. Но хочу понять. Иначе бы я здесь с вами не
сидел.
Некоторое время Станислав молчал. Конечно, известная логика в
рассуждениях майора была. Но это была логика шизофренического мышления,
когда из десяти возможных выводов выбирается самый неожиданный.
- Вы можете мне ясно сказать, чего вы от меня хотите? - спросил он
наконец.
- Да. Я хочу, чтобы вы помогли мне разобраться в этой истории. Чтобы
вы сами разобрались, и мне бы разобраться помогли.
- Но я же ничего не понимаю, вы что, не видите? - сказал Станислав. -
Как я могу вам помочь? И вообще... простите, конечно, но почему я вообще
должен вам верить?..
- Да ничего вы мне не должны, - сказал Вениамин Иванович с досадой. -
Не верите - не надо. А только я советую вам - поверить. И разобраться я
вам советую. Потому что если не вы разберетесь, так разберется кто-нибудь
другой, и тогда вам хорошо не будет, это вы понимаете?
- Нет.
- Очень жалко, что не понимаете. Вы человек - необычный. Вы же
ПАРАНОРМАЛЬНЫЙ человек. Это хоть вы заметили? Заме-етили! Даже роман об
этом написали. Только не желаете, сказавши "а", сказать и "б". Хотите,
чтобы кто-нибудь другой сказал? Необычные люди на дороге не валяются, их,
знаете ли, специально ищут...
- Зачем?
- Для пользы дела!
Это была угроза. Вернее, предупреждение. Доброе предостережение.
Забота о. Корысть какая-то тоже здесь была, но не злая, нет. Он хочет
добра - и мне, и себе, естественно. Но не "для пользы дела", а для своей и
моей пользы...
- Я добра вам хочу, Станислав Зиновьевич, - сказал майор тоскливо. -
Вам и себе. Нам обоим, понимаете?
- Вы что, мысли умеете читать?
- Нет. Мысли читать невозможно, - сказал майор с неожиданным каким-то
удовольствием. - Но их возможно отгадывать. Как загадки. "У кольца два
конца, а посередине - гвоздик".
И эти дурацкие его слова что-то решили для Станислава.
- Ну, хорошо, - сказал он. - Ну, ладно. Я готов подумать,
пожалуйста... Но мне же материалы ваши понадобятся. Я хочу глазами
прочитать: кто они, что они, как умерли и так далее. В это же нельзя
просто так вот - взять и поверить, Ведь что у вас получается - сидит
злодей Красногоров как паук в паутине, а вокруг него людей как косой
косит... Вы что, уверены, что знаете ВСЕ такие случаи? Ведь это очень
важно, чтобы известны были именно - ВСЕ.
- Уверен.
- Откуда у вас может быть такая уверенность, я не понимаю.
- От верблюда. Ну что вы в самом деле как ребенок, Станислав
Зиновьевич! Неужели не понимаете?!
Станислав понимал. Он просто никак не мог в это поверить. Ему никак
было не расстаться с уютным (теперь оно казалось уютным) предположением,
что все это - какая-то сложная провокация, имеющая целью окончательно
добить Сеню Мирлина, а его, Красногорова, закатать в ковер предательства.
Он понимал уже и то, что это не так, и жалел, что это не так, потому что
это было бы хоть и не проще, но, по крайней мере, не так странно и жутко.
- Давайте материалы, - сказал он. Надо было кончать. Пусть оставит
бумаги и уходит. Надо сесть и все тщ-щательно продумать. Виконта позвать.
Немедленно.
- Договорились... - сказал Вениамин Иванович без всякого энтузиазма и
с каким-то даже усталым пренебрежением. Он извлек из-под стола свой кейс и
раскрыл его - так, чтобы Станислав не мог видеть содержимого. - Материалы
- вот... - он выложил на скатерть папку средней толщины. - Я, пожалуй, и
магнитофон вам оставлю, хотите? Но все это - ДСП. Предупреждаю заранее.
- Я вам никаких подписок не давал, - возразил Станислав. - И не дам.
- Станислав Зиновьевич, - сказал майор, закрывая глаза, как бы от
утомления непонятливостью собеседника. - Прошу вас. Не надо ни с кем
советоваться по этому поводу и вообще беседовать. Я ничего не имею против
ваших друзей, все они милейшие люди, но - не надо.
- Утечки информации, что ли, боитесь? Так вы ее уже допустили. Сами
же и допустили.
- Я не утечки информации боюсь. Хотя и ее - тоже. Я хочу, что-бы вы
поняли: в этом деле могут открыться обстоятельства, которые вам самому не
захочется разглашать. Потом спохватитесь, ан уже поздно.
- Что это вы имеете в виду? - Станислав нахмурился. Новый неприятный
и зловещий намек почудился ему в этих последних словах майора.
- Неважно. Сами подумайте: вы что, все про себя другим людям
рассказываете? Пусть даже и друзьям? Или все-таки кое-какие нюансы
оставляете при себе?
Несколько стыдных образов метнулось, как стайка нетопырей, в
воображении Станислава, но застрял, так сказать, в поле внимания только
один: как морщась и кряхтя, меняет он свои трусы после очередного
пароксизма ОЗАРЕНИЯ-ЗАТМЕНИЯ...
- Да. Нюансы я оставляю при себе. Действительно... - проговорил он
медленно. - Но вы, кажется, имеете в виду что-то конкретное?
- Нет, - сказал Вениамин Иванович, и вдруг, словно спохватившись,
хищно цапнул свою папку, быстро копнув внутри, извлек, выцарапал даже
оттуда, одинокий какой-то листочек. - Забыл, - объяснил он с
виновато-живой улыбочкой. - Извините, но этот материал - нельзя. Это, как
говорится, не моя тайна...
Станислав только глянул на него, взял папку и принялся ее листать.
"Габуния Иван Захарович"... "Шерстнев Константин Ильич"... "Каляксин
Сергей Юрьевич"... Там был даже "НЕИЗВЕСТНЫЙ" - с цитатой из романа С.
Красногорова "Счастливый мальчик". Всего - семь материалов. Семь.
- Вы говорили - "десять человек"?
- Нет, - быстро поправил его майор. - Я говорил "десяток", то есть -
около десяти.
- А на самом деле, сколько? Точно?
- Восемь, - так же быстро сказал майор.
Но это была ложь.
- Дайте мне тот листок, который вы отсюда вынули.
- Нет.
- Дайте. Я должен знать все. В конце концов, речь идет обо мне.
Лично. Это - мое личное дело.
Вениамин Иванович только головой помотал. Глядел он в сторону, рот у
него сделался, словно куриная гузка.
- Вы обвинили меня. - Медленно, накаляясь злобой, чтобы растопить
лед, застрявший в кишках, проговорил Станислав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108