Слышишь!
Парень ничего не понимал. Но делать было нечего — через полчаса все станет ясно. Но все стало ясно уже через несколько минут: проходя мимо газетного киоска, Нийло мельком взглянул на газеты и заметил броско отпечатанный заголовок: «Забастовка рабочих строительной компании». Он купил газету и быстро пробежал глазами сообщение. Действительно, строители объявили забастовку. К ним присоединились служащие компании. Дирекция намерена уволить всех служащих и комплектовать новый штат. Ведутся переговоры с уполномоченными рабочих. Забастовщики требуют повышения расценок на пятнадцать процентов и соответствующей прибавки к почасовой оплате... Газета предостерегала, что, если компания не пойдет на уступки, забастовка может охватить всю страну.
Нийло бросило в пот, Он с досадой подумал, что напрасно надел теплый костюм, но костюм, конечно, был здесь ни при чем. Парень в смятении подошел к отделению общества «Финляндия — СССР», завернул в сквер напротив и сел на скамейку. Надо было собраться с мыслями. Он пытался хладнокровно взвесить все. Какое ему, собственно, дело до забастовки? Он не входит ни в какие рабочие организации, ни в профсоюз служащих. Если они не хотят работать,- это их дело. А он готов работать там, где ему дают работу. Если он сейчас откажется, его больше никто и никуда не будет рекомендовать как добросовестного работника.- И устроиться будет намного труднее. Кроме того, Варьонен ни словом не обмолвился о забастовке. А он, Нийло, не обязан читать все газеты, тем более эту, рабочую.
Решение созрело. Беспокоило только одно — как отнесется к нему Мирья. Но ведь не обязан же он слушаться ее во всем. Он мужчина и не позволит женщине командовать собой. Лучше это дать почувствовать вовремя, чтобы потом не было никаких недоразумений.
Минутная стрелка двигалась медленно. Через полчаса Нийло пошел к Мирье.
Девушка бросила на него озабоченный взгляд.
— В чем дело? — с невинным видом спросил он.
— Дело очень серьезное. Но здесь не место говорить об этом. Пойдем в сквер.
Танттунен проводил их усмешкой. «Девчонка-то знает свое дело»,— думал он.
В сквере Мирья села на скамейку, держась на расстоянии от Нийло.
— Ты что, хочешь стать штрейкбрехером? — спросила она в упор.
— Штрейкбрехером? Ну и словечко выдумали! — усмехнулся Нийло. Слово, конечно, было ему знакомо, но он никогда не вдумывался в его смысл.— Что тут плохого, если они не хотят работать, а я хочу? Нам нужно построить дом...
— Не говори ничего о нашем доме, Нийло. Тут дело серьезное.— Голос девушки прерывался.— У рабочих вопрос стоит о куске хлеба. Большинство бастующих — люди семейные. А ты, молодой человек без семьи, собираешься отнять хлеб у их детей.
— Мирья, зачем преувеличивать? Забастовка — это политика. А я не хочу вмешиваться в такие дела. Не собираюсь отнимать ни у кого и ничего. Я всегда был и останусь честным финном и буду работать там, где мне дадут работу.
— Тогда ты не понимаешь, что такое честность! — вспылила девушка. В глаза ей попала газета, торчащая из кармана Нийло, и она еще больше разошлась.— А, так ты, оказывается, знал о забастовке. И все равно согласился...
— Газету я только что купил. Но это не меняет дела.
— Ах, не меняет? Ну, тогда я ухожу.
— Мирья, подожди, послушай, что я скажу.
Но Мирья не хотела ни ждать, ни слушать. Не оглядываясь, она перебежала через улицу. Только золотисто-желтые волосы развевались по ветру.
«Порох, а не девушка! — пожимая плечами, подумал Нийло.— Интересно, какой была у нее настоящая мать?»
Он старался не думать ни о забастовке, ни о своей работе. Он думал только о Мирье. Ничего, она прибежит еще обратно, как только одумается и успокоится. Сейчас ему, Нийло, ни в коем случае нельзя поддаваться.
Вечером Мирья не вытерпела и решила поделиться с госпожой Халонен мыслью о том, что Нийло собирается стать штрейкбрехером. Госпожа как раз читала газету, где говорилось о забастовке. Когда Мирья сказала ей о Нийло, она вздохнула и отложила газету:
— Неужели?!
— Может быть, он еще передумает.
— Но все-таки он хотел стать штрейкбрехером. Мне даже это слово не нравится. Оно звучит вульгарно.
— А как госпожа полагает, рабочие правы?
— Не знаю. Конечно, живут они неважно. Мне приходилось бывать во многих семьях. Да, иного выхода у них нет. Но эти штрейкбрехеры...— брезгливо произнесла госпожа.—- Самое страшное, что в таком маленьком народе, как финны, нет единства. Это ужасно.— И она поднесла пальцы к вискам.
— Значит, и среди конторских служащих есть безработные. Помните, вы мне говорили...
— Мирья, если ты собираешься попросить меня устроить такого, как Нийло, то я ничем не могу помочь. И не хочу.
— Нет, нет, я не собиралась,— поспешила сказать девушка.
Нийло не хотел поддаваться, но, видимо, что-то заставило его передумать. Утром следующего дня он позвонил Мирье:
— Слушай, Мирья, ладно, я не пойду... Может быть, работа еще найдется. А не найдется, так... что поделаешь...
— Хорошо, Нийло, спасибо тебе.— Голос девушки стал нежным.— Подожди меня на скамейке в сквере. Вместе поужинаем, потом сходим в кино.
На следующий день был митинг бастующих. Мирья звала Нийло с собой, но он согласился не сразу. Что ему там делать? Еще приметит кто-нибудь. Потом выкручивайся, если опять найдется работа. Он долго разхмышлял, колебался, а утром все же позвонил Мирье:
— Ну давай сходим на этот митинг, что ли. Я ведь теперь тоже вроде бастующего. Хотя и не получаю пособия...
Мирье тоже было не просто идти на митинг. Танттунену не нравилось, что сотрудница общества участвует в таких делах. Но Мирья решила, что не от имени общества же она пойдет туда, а от своего собственного.
Они пришли на площадь перед стройкой задолго до начала. На краю площади уже собралась толпа — в основном дети и женщины. Были и мужчины. Иные из них нерешительно направлялись к стройке, останавливались и словно разглядывали леса; потом медленно возвращались обратно. Господин Иокивирта стоял у ворот, на которых было прикреплено издали заметное объявление о том, что нужны рабочие.
Какой-то приземистый человек нерешительно расхаживал по площади, потом, набравшись храбрости, зашагал к воротам. Один из строителей, очевидно пикетчик, остановил его:
— Куда?
— А какое твое собачье дело, куда и зачем?
— Брось ругаться. Даже в Библии это запрещено,— незлобиво сказал строитель. Потом спросил в упор:— В штрейкбрехеры захотел?
— Я не обязан перед каждым отчитываться,— препирался тот, но уже остывая. Потом снова стал ругаться.— А что мне делать, перкеле!.. Восемь месяцев без работы. Швейную машину жены продали. Я не говорю уже о своих тряпках, их давно проели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Парень ничего не понимал. Но делать было нечего — через полчаса все станет ясно. Но все стало ясно уже через несколько минут: проходя мимо газетного киоска, Нийло мельком взглянул на газеты и заметил броско отпечатанный заголовок: «Забастовка рабочих строительной компании». Он купил газету и быстро пробежал глазами сообщение. Действительно, строители объявили забастовку. К ним присоединились служащие компании. Дирекция намерена уволить всех служащих и комплектовать новый штат. Ведутся переговоры с уполномоченными рабочих. Забастовщики требуют повышения расценок на пятнадцать процентов и соответствующей прибавки к почасовой оплате... Газета предостерегала, что, если компания не пойдет на уступки, забастовка может охватить всю страну.
Нийло бросило в пот, Он с досадой подумал, что напрасно надел теплый костюм, но костюм, конечно, был здесь ни при чем. Парень в смятении подошел к отделению общества «Финляндия — СССР», завернул в сквер напротив и сел на скамейку. Надо было собраться с мыслями. Он пытался хладнокровно взвесить все. Какое ему, собственно, дело до забастовки? Он не входит ни в какие рабочие организации, ни в профсоюз служащих. Если они не хотят работать,- это их дело. А он готов работать там, где ему дают работу. Если он сейчас откажется, его больше никто и никуда не будет рекомендовать как добросовестного работника.- И устроиться будет намного труднее. Кроме того, Варьонен ни словом не обмолвился о забастовке. А он, Нийло, не обязан читать все газеты, тем более эту, рабочую.
Решение созрело. Беспокоило только одно — как отнесется к нему Мирья. Но ведь не обязан же он слушаться ее во всем. Он мужчина и не позволит женщине командовать собой. Лучше это дать почувствовать вовремя, чтобы потом не было никаких недоразумений.
Минутная стрелка двигалась медленно. Через полчаса Нийло пошел к Мирье.
Девушка бросила на него озабоченный взгляд.
— В чем дело? — с невинным видом спросил он.
— Дело очень серьезное. Но здесь не место говорить об этом. Пойдем в сквер.
Танттунен проводил их усмешкой. «Девчонка-то знает свое дело»,— думал он.
В сквере Мирья села на скамейку, держась на расстоянии от Нийло.
— Ты что, хочешь стать штрейкбрехером? — спросила она в упор.
— Штрейкбрехером? Ну и словечко выдумали! — усмехнулся Нийло. Слово, конечно, было ему знакомо, но он никогда не вдумывался в его смысл.— Что тут плохого, если они не хотят работать, а я хочу? Нам нужно построить дом...
— Не говори ничего о нашем доме, Нийло. Тут дело серьезное.— Голос девушки прерывался.— У рабочих вопрос стоит о куске хлеба. Большинство бастующих — люди семейные. А ты, молодой человек без семьи, собираешься отнять хлеб у их детей.
— Мирья, зачем преувеличивать? Забастовка — это политика. А я не хочу вмешиваться в такие дела. Не собираюсь отнимать ни у кого и ничего. Я всегда был и останусь честным финном и буду работать там, где мне дадут работу.
— Тогда ты не понимаешь, что такое честность! — вспылила девушка. В глаза ей попала газета, торчащая из кармана Нийло, и она еще больше разошлась.— А, так ты, оказывается, знал о забастовке. И все равно согласился...
— Газету я только что купил. Но это не меняет дела.
— Ах, не меняет? Ну, тогда я ухожу.
— Мирья, подожди, послушай, что я скажу.
Но Мирья не хотела ни ждать, ни слушать. Не оглядываясь, она перебежала через улицу. Только золотисто-желтые волосы развевались по ветру.
«Порох, а не девушка! — пожимая плечами, подумал Нийло.— Интересно, какой была у нее настоящая мать?»
Он старался не думать ни о забастовке, ни о своей работе. Он думал только о Мирье. Ничего, она прибежит еще обратно, как только одумается и успокоится. Сейчас ему, Нийло, ни в коем случае нельзя поддаваться.
Вечером Мирья не вытерпела и решила поделиться с госпожой Халонен мыслью о том, что Нийло собирается стать штрейкбрехером. Госпожа как раз читала газету, где говорилось о забастовке. Когда Мирья сказала ей о Нийло, она вздохнула и отложила газету:
— Неужели?!
— Может быть, он еще передумает.
— Но все-таки он хотел стать штрейкбрехером. Мне даже это слово не нравится. Оно звучит вульгарно.
— А как госпожа полагает, рабочие правы?
— Не знаю. Конечно, живут они неважно. Мне приходилось бывать во многих семьях. Да, иного выхода у них нет. Но эти штрейкбрехеры...— брезгливо произнесла госпожа.—- Самое страшное, что в таком маленьком народе, как финны, нет единства. Это ужасно.— И она поднесла пальцы к вискам.
— Значит, и среди конторских служащих есть безработные. Помните, вы мне говорили...
— Мирья, если ты собираешься попросить меня устроить такого, как Нийло, то я ничем не могу помочь. И не хочу.
— Нет, нет, я не собиралась,— поспешила сказать девушка.
Нийло не хотел поддаваться, но, видимо, что-то заставило его передумать. Утром следующего дня он позвонил Мирье:
— Слушай, Мирья, ладно, я не пойду... Может быть, работа еще найдется. А не найдется, так... что поделаешь...
— Хорошо, Нийло, спасибо тебе.— Голос девушки стал нежным.— Подожди меня на скамейке в сквере. Вместе поужинаем, потом сходим в кино.
На следующий день был митинг бастующих. Мирья звала Нийло с собой, но он согласился не сразу. Что ему там делать? Еще приметит кто-нибудь. Потом выкручивайся, если опять найдется работа. Он долго разхмышлял, колебался, а утром все же позвонил Мирье:
— Ну давай сходим на этот митинг, что ли. Я ведь теперь тоже вроде бастующего. Хотя и не получаю пособия...
Мирье тоже было не просто идти на митинг. Танттунену не нравилось, что сотрудница общества участвует в таких делах. Но Мирья решила, что не от имени общества же она пойдет туда, а от своего собственного.
Они пришли на площадь перед стройкой задолго до начала. На краю площади уже собралась толпа — в основном дети и женщины. Были и мужчины. Иные из них нерешительно направлялись к стройке, останавливались и словно разглядывали леса; потом медленно возвращались обратно. Господин Иокивирта стоял у ворот, на которых было прикреплено издали заметное объявление о том, что нужны рабочие.
Какой-то приземистый человек нерешительно расхаживал по площади, потом, набравшись храбрости, зашагал к воротам. Один из строителей, очевидно пикетчик, остановил его:
— Куда?
— А какое твое собачье дело, куда и зачем?
— Брось ругаться. Даже в Библии это запрещено,— незлобиво сказал строитель. Потом спросил в упор:— В штрейкбрехеры захотел?
— Я не обязан перед каждым отчитываться,— препирался тот, но уже остывая. Потом снова стал ругаться.— А что мне делать, перкеле!.. Восемь месяцев без работы. Швейную машину жены продали. Я не говорю уже о своих тряпках, их давно проели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76