Была и у меня невеста в Финляндии, да, наверно, и сейчас есть. Красивая девушка, из богатого дома. Вот ее папаша мне и сказал: «Взвесь-ка, парень, сперва свой кошелек, а потом уж приходи свататься». Ну, я взвесил. Вижу: мало в нем весу. Отправился я тогда в Америку за долларами. Да только моя поездка немного затянулась: прошло всего-навсего лет пятьдесят. Долларов я так и не раздобыл, приехал в Советский Союз. Теперь-то у меня и деньги есть на книжке, вот только не знаю, ждет ли еще невеста меня, хотя и клялась и божилась. Ведь бабы такой народ, что на них особенно полагаться нельзя...
Смеясь, жених признался, что на книжке у него нет ничего, на свадьбу денег хватит, а там, глядишь, и получка опять. Завхоз обещал дать им во временное пользование кой-какую мебель.
Вася Долговязый почему-то заинтересовался, кто приглашен на свадьбу, Павел стал перечислять, тот кивал, словно одобряя кандидатуры гостей.
— Петриков с женой...
— Постой-постой, а он зачем?
— Как — зачем? Вместе работаем...
— Знаешь что,— заявил Вася Долговязый,— если он будет, я не приду. Койвунен если и придет, то тоже уйдет.
Павел растерялся:
— Отец тоже против.
— Вот видишь. А жену его пригласи. Понимаешь?
Павел кивнул головой, хотя ничего не понял.
По настоянию Анни Никулиной свадьбу играли в клубе.
— Есть же в больших городах целые дворцы бракосочетания. Чем Туулилахти хуже? Хоть и дворца особого нет, зато есть клуб,— говорила она.
За свадебным столом Вася Долговязый вдруг спросил у Павла:
— Скажи-ка, жених, неужели ты ни одного стиха Лидии не посвятил? А еще поэтом считаешься.
Лидия со смехом выскочила из-за стола, бросилась в соседнюю комнату, где помещалась ее библиотека, и принесла кипу листов толщиной в две ладони.
— Вот они!
Павел смотрел на невесту умоляющим взглядом, но, по настоянию гостей, ему пришлось разрешить Анни прочитать несколько стихотворений. Шутки и смех затихли, когда слушали стихи, посвященные Лидии. Стихи были хорошие, но, прочитав их вслух, Анни, вместо того чтобы хвалить, вдруг обрушилась на автора:
— Слушай, Павел, почему у нас на литературном объединении ты читаешь только плохие стихи? И в райгазете неважные печатаешь? А хорошие отдаешь прямо в библиотеку. Все ты делаешь наоборот. Стихи надо сначала опубликовать, и только потом они должны попадать в библиотеку. Так поступают настоящие поэты.
После свадьбы молодожены уехали в Крым. Маккоев проявил необычную для него энергичность и быстро выхлопотал им путевки в санаторий. А Воронов обещал к их возвращению устроить им квартиру.
— Спасибо, спасибо!—только и мог промолвить парень.
— А ты говоришь — неотпетый покойник, дурак из дураков,— проворчал Воронов.— Помнишь?
— Когда я такое говорил? Шутите.
— Ну и память у тебя! — засмеялся Воронов.— Ладно, может быть, ты и прав. Учту критику. Долго не буду неотпетым покойником.
Дни шли незаметно, но корпуса с каждым днем заметно росли.
Однажды вечером к Елене Петровне пришла Ирья — заплаканная, сердитая.
— Что с тобой, Ирья?
— «Что, что»?! Да когда же это кончится?
— Что кончится?
— Уехал.
— Куда, когда? — Елена Петровна сразу догадалась, о ком идет речь.— Днем он был на работе.
— Был, а потом пошел в контору, взял расчет и укатил.
— Куда, зачем?
— А кто его знает —куда. Поеду, говорит, счастья искать. Настоящих людей, говорит, дружный коллектив.
Елене Петровне все стало ясно. За последнее время вокруг Петрикова создалась обстановка открытой неприязни, нескрываемого холодка. Это и ей уже бросилось в глаза. Правда, она сама тоже не чувствовала к нему какой- либо симпатии, но старалась относиться к нему доброжелательно. Она даже собиралась поговорить с Вороновым, с рабочими. Нельзя же от человека так отворачиваться. Мало ли какой у кого характер, мало ли что он делал в прошлом. Надо поддержать, помочь ему стать другим. Думала — и ничего не успела предпринять. Так бывает часто: спохватишься, а уже поздно, уже ничего не исправишь. Железобетонные блоки, балки перекрытия часто отнимают столько времени и внимания, что забываешь о судьбе живого человека.
— Мне надоело мотаться,— всхлипывала Ирья.— Не будет с ним счастья. Не любит он людей, и люди платят тем же.
— Так останься здесь, устройся на работу. А там, глядишь, и он вернется.
— Об этом я и хотела с тобой поговорить. Думаешь, вернется?
— Должен. Не такой он плохой, чтобы семью бросил. А работу мы тебе найдем. Только не падай духом.
Оставшись одна, Елена Петровна горько усмехнулась. Она тоже собиралась покинуть Туулилахти. Только совсем по другим причинам, чем Петриков. К ней все относились хорошо. И ей тоже все здесь нравилось — и люди, и природа, и работа. Но работа... Работать ей за последнее время стало труднее. С расширением строительства, с механизацией его процессов, с поступлением готовых железобетонных конструкций она все чаще и чаще терялась, чувствовала себя беспомощной. Как ни обидно было признавать, но не хватало знаний, опыта. Строительство деревянных домов — это другое дело... Конечно, она учится, но ей еще столько лет надо заниматься, изучать такие вещи, о которых в дни ее молодости даже не подозревали. Она никому об этом не говорила, но в ней подспудно созревало решение. «Надо бы посоветоваться с Вороновым, как он думает»,— промелькнула мысль, и она усмехнулась: слишком часто она стала ловить себя на том, что думает о Воронове. И ей стало почему-то грустно.
Утром по пути на работу она зашла в контору. Воронов разговаривал по телефону, выглядел он крайне сердитым. Опять не хватало железобетонных конструкций нужной формы. Ему терпеливо объясняли, что всё пришлют, как только будет возможность. Надо подождать несколько дней. Значит, работы опять затягиваются. Воронов так кричал в телефонную трубку, что птички, прыгающие на подоконнике, испуганно вспорхнули на провода. Он как раз бросил трубку, когда вошла Елена Петровна. Воронов посмотрел на нее исподлобья так свирепо, словно наконец нашел виновника.
Елена Петровна была не из тех, кто боится гневного начальнического взгляда.
— Что вам?
— То самое, что вы кричали по телефону. Что делать сейчас? — спокойно ответила Елена Петровна.
Воронов измерил ее с ног до головы презрительным взглядом, потом выпалил:
— А у вас что, головы нет на плечах? Что, я должен думать за всех вас?
— Во-вторых,— так же спокойно продолжала Елена Петровна,— я хотела сказать вам, собираюсь уехать отсюда. Куда-нибудь. С вами мне очень трудно работать.
— Скатертью дорога.
Елена Петровна хотела что-то ответить, но не нашла слов и, круто повернувшись, вышла. Но тут же она успокоилась, даже усмехнулась про себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Смеясь, жених признался, что на книжке у него нет ничего, на свадьбу денег хватит, а там, глядишь, и получка опять. Завхоз обещал дать им во временное пользование кой-какую мебель.
Вася Долговязый почему-то заинтересовался, кто приглашен на свадьбу, Павел стал перечислять, тот кивал, словно одобряя кандидатуры гостей.
— Петриков с женой...
— Постой-постой, а он зачем?
— Как — зачем? Вместе работаем...
— Знаешь что,— заявил Вася Долговязый,— если он будет, я не приду. Койвунен если и придет, то тоже уйдет.
Павел растерялся:
— Отец тоже против.
— Вот видишь. А жену его пригласи. Понимаешь?
Павел кивнул головой, хотя ничего не понял.
По настоянию Анни Никулиной свадьбу играли в клубе.
— Есть же в больших городах целые дворцы бракосочетания. Чем Туулилахти хуже? Хоть и дворца особого нет, зато есть клуб,— говорила она.
За свадебным столом Вася Долговязый вдруг спросил у Павла:
— Скажи-ка, жених, неужели ты ни одного стиха Лидии не посвятил? А еще поэтом считаешься.
Лидия со смехом выскочила из-за стола, бросилась в соседнюю комнату, где помещалась ее библиотека, и принесла кипу листов толщиной в две ладони.
— Вот они!
Павел смотрел на невесту умоляющим взглядом, но, по настоянию гостей, ему пришлось разрешить Анни прочитать несколько стихотворений. Шутки и смех затихли, когда слушали стихи, посвященные Лидии. Стихи были хорошие, но, прочитав их вслух, Анни, вместо того чтобы хвалить, вдруг обрушилась на автора:
— Слушай, Павел, почему у нас на литературном объединении ты читаешь только плохие стихи? И в райгазете неважные печатаешь? А хорошие отдаешь прямо в библиотеку. Все ты делаешь наоборот. Стихи надо сначала опубликовать, и только потом они должны попадать в библиотеку. Так поступают настоящие поэты.
После свадьбы молодожены уехали в Крым. Маккоев проявил необычную для него энергичность и быстро выхлопотал им путевки в санаторий. А Воронов обещал к их возвращению устроить им квартиру.
— Спасибо, спасибо!—только и мог промолвить парень.
— А ты говоришь — неотпетый покойник, дурак из дураков,— проворчал Воронов.— Помнишь?
— Когда я такое говорил? Шутите.
— Ну и память у тебя! — засмеялся Воронов.— Ладно, может быть, ты и прав. Учту критику. Долго не буду неотпетым покойником.
Дни шли незаметно, но корпуса с каждым днем заметно росли.
Однажды вечером к Елене Петровне пришла Ирья — заплаканная, сердитая.
— Что с тобой, Ирья?
— «Что, что»?! Да когда же это кончится?
— Что кончится?
— Уехал.
— Куда, когда? — Елена Петровна сразу догадалась, о ком идет речь.— Днем он был на работе.
— Был, а потом пошел в контору, взял расчет и укатил.
— Куда, зачем?
— А кто его знает —куда. Поеду, говорит, счастья искать. Настоящих людей, говорит, дружный коллектив.
Елене Петровне все стало ясно. За последнее время вокруг Петрикова создалась обстановка открытой неприязни, нескрываемого холодка. Это и ей уже бросилось в глаза. Правда, она сама тоже не чувствовала к нему какой- либо симпатии, но старалась относиться к нему доброжелательно. Она даже собиралась поговорить с Вороновым, с рабочими. Нельзя же от человека так отворачиваться. Мало ли какой у кого характер, мало ли что он делал в прошлом. Надо поддержать, помочь ему стать другим. Думала — и ничего не успела предпринять. Так бывает часто: спохватишься, а уже поздно, уже ничего не исправишь. Железобетонные блоки, балки перекрытия часто отнимают столько времени и внимания, что забываешь о судьбе живого человека.
— Мне надоело мотаться,— всхлипывала Ирья.— Не будет с ним счастья. Не любит он людей, и люди платят тем же.
— Так останься здесь, устройся на работу. А там, глядишь, и он вернется.
— Об этом я и хотела с тобой поговорить. Думаешь, вернется?
— Должен. Не такой он плохой, чтобы семью бросил. А работу мы тебе найдем. Только не падай духом.
Оставшись одна, Елена Петровна горько усмехнулась. Она тоже собиралась покинуть Туулилахти. Только совсем по другим причинам, чем Петриков. К ней все относились хорошо. И ей тоже все здесь нравилось — и люди, и природа, и работа. Но работа... Работать ей за последнее время стало труднее. С расширением строительства, с механизацией его процессов, с поступлением готовых железобетонных конструкций она все чаще и чаще терялась, чувствовала себя беспомощной. Как ни обидно было признавать, но не хватало знаний, опыта. Строительство деревянных домов — это другое дело... Конечно, она учится, но ей еще столько лет надо заниматься, изучать такие вещи, о которых в дни ее молодости даже не подозревали. Она никому об этом не говорила, но в ней подспудно созревало решение. «Надо бы посоветоваться с Вороновым, как он думает»,— промелькнула мысль, и она усмехнулась: слишком часто она стала ловить себя на том, что думает о Воронове. И ей стало почему-то грустно.
Утром по пути на работу она зашла в контору. Воронов разговаривал по телефону, выглядел он крайне сердитым. Опять не хватало железобетонных конструкций нужной формы. Ему терпеливо объясняли, что всё пришлют, как только будет возможность. Надо подождать несколько дней. Значит, работы опять затягиваются. Воронов так кричал в телефонную трубку, что птички, прыгающие на подоконнике, испуганно вспорхнули на провода. Он как раз бросил трубку, когда вошла Елена Петровна. Воронов посмотрел на нее исподлобья так свирепо, словно наконец нашел виновника.
Елена Петровна была не из тех, кто боится гневного начальнического взгляда.
— Что вам?
— То самое, что вы кричали по телефону. Что делать сейчас? — спокойно ответила Елена Петровна.
Воронов измерил ее с ног до головы презрительным взглядом, потом выпалил:
— А у вас что, головы нет на плечах? Что, я должен думать за всех вас?
— Во-вторых,— так же спокойно продолжала Елена Петровна,— я хотела сказать вам, собираюсь уехать отсюда. Куда-нибудь. С вами мне очень трудно работать.
— Скатертью дорога.
Елена Петровна хотела что-то ответить, но не нашла слов и, круто повернувшись, вышла. Но тут же она успокоилась, даже усмехнулась про себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76