Кайса-Лена жила недалеко. К ее избушке вела узкая проезжая дорога, но Мирья всегда шла напрямик — сначала по краю ржаного поля, потом через скалу. Избушка Кайсы-Лены была еще более ветхой, чем дом Матикайнена. Дряхлый пес Халли, свернувшись калачиком, лежал на плоском камне, заменявшем ступеньки крыльца. Обычно Халли хриплым лаем предупреждал хозяйку, что идут гости. Когда же появлялась Мирья, Халли, как бы из вежливости, только приподнимал голову и раза два ударял хвостом по камню. После этого необходимого церемониала пес опускал голову на передние лапы и опять погружался в свои собачьи думы.
Кайса-Лена лежала в постели. Увидев Мирью, она обрадовалась и попыталась встать, но девушка уложила ее обратно.
— Что с тобой? — спросила она.
— Да вот не могу шагу ступить, спина ноет,— пожаловалась старушка.— В шкафу лежит горбушка хлеба. Будь добра, снеси ее Халли. А то бедняга целый день не ел.
Получив горбушку, Халли поднялся. Это был на редкость благовоспитанный пес, он не мог есть как попало. В конуре у него всегда стояла тщательно вылизанная тарелка.
Вернувшись, Мирья спросила:
— А ты сама-то ела?
— Я-то что. Утром кофейку попила. Перестала бы только спина болеть, тогда уж я...
Мирья принесла из сарая сухих дров, затопила плиту и сходила за водой. Пока вода закипела, девушка успела подмести пол и вымыть посуду. В шкафу не нашлось ничего, кроме хлеба и пары салак. Молоко она принесла с собой. Мирья заварила остатки кофе, решив про себя, что утром принесет новый кофе.
— Ты такая добрая,— только и могла сказать Кайса-Лена.
Выпив чашку горячего кофе, старушка разговорилась:
— От Калле сегодня пришло письмо.
Калле был младшим сыном Кайсы-Лены, единственным оставшимся в живых. Мирья видела его только раз, год
назад, когда сын приезжал проведать мать. Калле работал лесорубом и жил со своей семьей из пяти человек на самом севере, неподалеку от Рованиеми.
— Что же он пишет?
-— Опять без работы. Каково ему там с детишками. Беда...
Кайса-Лена ни разу не видела своих внучат, но знала каждого по имени и говорила о них, как будто они жили с ней.
— Да... Он ведь тебе, наверно, не помогает?
— Какая от него помощь. Ему бы впору сейчас самому помочь. А у меня ничего нет особенного, чтобы ему послать.
Это «особенное» вызвало у Мирьи улыбку. Она-то хорошо знала доходы старушки. Отцу Мирьи с большим трудом удалось выхлопотать ей какое-то пособие от общины, но и это пособие Кайсе-Лене давно уже не давали. Обещали ее устроить в дом для престарелых, но престарелых было много, а мест для них мало. Мирья решила снова поговорить с отцом. Она точно не помнила, сколько лет Кайсе-Лене, и спросила ее об этом.
— Лет-то немного,— отвечала старушка. Еще и семидесяти нет... Вот только бы спина перестала болеть. Жена пастора, спасибо ей, обещала дать мне постирать.
В избушке становилось все темнее. Этой избушке тоже было почти полвека. Кайса-Лена построила ее вместе с мужем. Временно, как они тогда полагали. Скромные сбережения служанки и батрака не позволили нанять кого-то в помощь. Но зато у них было другое, что намного драгоценнее всяких сбережений — они были молоды, крепки и полны надежд. Они верили в свои силы. Покойный муж выкорчевал немало камней и пней на полях прежнего владельца Каллиониеми, старого, вечно больного, известного по всей округе скряги. Тогда они и построили избушку. Трое сыновей и дочь выросли в ней, вместе с отцом пахали поле, рубили лес, а потом разбрелись по белу свету и н0 вернулись. Два сына погибли на войне, дочь умерла. Потом и старик внезапно начал харкать кровью. Пролежал пару месяцев на этой же постели и умер. За погибших сыновей старушке полагалась пенсия, но у господ столько всяких параграфов, что простому смертному правды не добить Положение осложнялось тем, что сыновья уже не жили с родителями и были призваны на фронт в другой провинции.
В этой избушке, где понемногу густел сумрак летней ночи, старушка прожила всю жизнь, мечтая о лучшем. Надежды не покидали ее и теперь.
Мирья ушла с невеселыми мыслями. На прощанье Кайса-Лена сказала еще раз;
— Ты такая добрая.
Пришла осень. Высокими валами катились седые волны озера Хаапавеси. Они пенились и клокотали, пытаясь вырваться из расщелин между скалами. Не найдя выхода, они вставали на дыбы и обрушивались на скалы. Один вал вытеснял другой и тут же сам разбивался о камни. А волны, которым удалось миновать каменистую косу Каллиониеми, свободно катились дальше, ненадолго успокаиваясь и снова вырастая в седой, грохочущий вал.
В этом гуле и грохоте волн, разбивающихся о неприступные скалы, было что-то напоминающее человеческую судьбу. Так и в жизни могут встретиться преграды, которых, как ни бейся, не преодолеешь. И приходится отступать, искать обходные пути.
Неподалеку от каменистой косы, на дворе серого домика на подводу грузили последние вещи. Серыми казались люди, серыми от моросившего дождя были продрогшие лошади.
Сутулясь больше прежнего, Алина металась между домом, амбаром и подводой. Ее лицо было мокрым — то ли от слез, то ли от дождя. Она бестолково возилась с каким-нибудь подойником или бидоном, выискивая ему на возу место, и, не найдя, оставляла на крыльце и принималась искать место для цветочного горшка.
Матти и Мирья грузили сундуки с одеждой и корзины с посудой. Два возчика укрепляли на другой подводе старый шкаф и разобранную деревянную кровать.
Кайса-Лена уже могла двигаться. Ее дела немного улучшились: она стала получать от общины пособие, правда небольшое, но зато регулярное. Сейчас она мыла полы в опустевшем доме. Ее никто не просил этого делать, но старушка заботилась о чести семьи Матикайненов. Новый хозяин, владелец большого поместья Паво Хеврюля, должен был найти все в полной чистоте. Хлев опустел, и там тоже было чисто. Муурикки, Илону и Омену угнали еще вчера — большое стадо Паво Хеврюля увеличилось еще на три головы,
Наконец с погрузкой покончили. Можно было трогаться в путь. На крыльцо вышла Кайса-Лена и объявила:
— Кофе готов.
Нельзя же было оставить дом, не выпив чашки кофе.
Опустевшая, освобожденная от мебели изба казалась просторной. От дверей до окна был проложен старый тряпичный половик. Только на подоконнике стояли шесть чашек, сливочник и сахарница.
Кофе пили безмолвно. Молчание было слишком гнетущим. Один из возчиков нарушил его:
— Интересно, на кой черт этому Паво Хеврюля Каллиониеми. У него и без того земли хоть отбавляй.
— Что ему не покупать: у него и машины, и скота много,— спокойно ответил Матикайнен.
— Увидите, что получится,— пояснил один из возчиков.— Хеврюля продаст этот участок другим. Только дороже, чем сам купил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76