Трохи передохнул, пока мой сосед выбирался из болота. В свалке винтовка упала в трясину и патроны тоже посыпались из кармана. Я бросил затвор туда же. Нехай черти болотные стрелять учатся.
— И все началось сначала! — рассмеялся из-под бинтов Николай.
— Конечно. Револьвер-то у меня, а это такая штука, что не захочешь, а пойдешь. А выглядели мы куда как здорово! Оба с головы до пят в грязи.
— Ну и как, добрались до места или опять поменялись ролями? — Рассказ, видимо, заинтересовал Николая.
— Ни то и ни другое. Это-то и есть самое смешное.— Микола Петрович дотронулся до плеча Николая.— Слушай, что получилось. Пришли мы к реке. И когда были уже на середине моста, этот бис возьми и сигани в воду. Я нацелил револьвер и нажал собачку. Только щелкнуло, а выстрела не получилось. Подумал, что, видно, грязь попала, раз не стреляет. Снова взвел курок, нажал — опять то же. А старик мой тем временем выбрался на берег и утек в лес. Стал я разглядывать револьвер: что за оказия с ним приключилась? Угадай-ка, что с ним было? В нем не было ни одного патрона. Ты слышишь, Николай? Ни единого патрона. В моей руке была железяка весом в четыреста граммов, от которой никому ни жарко ни холодно. А два человека разных держав, уже кое-что повидавших на веку, глядели на эту железяку как на какого-то идола! Вот я и говорю, что на войне случаются и совсем уж нелепые истории.— Немного помолчав, Степаненко добавил: — Нелепые, как и сама война.
Степаненко постучал мундштуком по папиросной коробке, задумчиво глядя на темнеющие окна. Откуда-то доносилось мычание коров. Вероятно, стадо возвращалось домой. По улице протарахтел грузовик. Старый соседский пес выскочил со двора и с лаем понесся за машиной.
Словно продолжая какую-то невысказанную мысль, Степаненко промолвил:
— А у тебя, Николай, все впереди. И дай бог, чтобы тебе не пришлось исходить тех дорог, что прошли мы. Военных дорог то есть. Ну как, сильно болит? Нет? Ну тогда спи. А я пойду прогуляюсь.
Степаненко шел по поселку, сам не зная куда. Вечером можно было завернуть к кому-нибудь из знакомых, поболтать часок-другой, а сейчас все были на работе. Прошли две хозяйки с продуктовыми сумками в руках. По другой стороне улицы знакомый паренек тащил тяжелый ящик инструментами, то и дело останавливаясь, чтобы сменить руку. Мимо прошла почтальонша. Мимоходом она сообщила Степаненко, что уже занесла газеты ему домой, и спросила:
— Как Николай чувствует себя?
— Уснул. Ничего страшного с ним не случилось.
Раньше по привычке спрашивали о здоровье Миколы
Петровича, теперь — Николая. Вот и вся разница.
Можно было бы заглянуть в клуб, но и там в это время никого нет. Невестка Анни, заведовавшая клубом, приклеивала на доску объявлений какую-то афишу. «Всегда она что-то приклеивает. Наверно, опять занятие кружка». Степаненко, как и многие в поселке, сперва посещал кружки технической учебы. Кружков было много: штукатурного и малярного дела, монтажников и электриков, не говоря уже о драмкружке. Но скоро старик почувствовал себя вроде бы лишним: учиться в его возрасте было ни к чему, а учить других он не мог. Однажды он попытался выступить на занятии кружка монтажников. Его вежливо выслушали, а потом руководитель, молодой инженер, сказал: «А теперь, товарищи, продолжим занятия». И начал чертить на доске какие-то кривые многоугольники и делать сложные расчеты, в которых было больше букв, чем цифр. Старик ничего не мог в них понять, тихонько пробрался к двери и удалился.
«А мины-то всё еще грохают»,— думал Степаненко, шагая по поселку. И тут его словно осенило. Он круто повернулся и уверенной походкой человека, имеющего перед собой ясную цель, направился на стройку.
Экскаватор Николая стоял на том же месте, где и подорвался. Широкие блестящие зубья ковша беспомощно висели. Казалось, какое-то чудовище, рассвирепев, ударило этого стального работягу по скуле так, что челюсть отвисла. Стрела слетела с оси и держалась только на тросе. Кабина была помята, стекла выбиты, но сердце машины — мотор казался исправным, хотя и сдвинулся чуть-чуть с места.
Степаненко долго осматривал покалеченную машину, о чем-то раздумывал. Подошли Вася Долговязый и Елена Петровна.
— Что, Микола Петрович? Не думаешь ли починить машину? — спросил Вася Долговязый.
— Найдутся здесь мастера и поученее меня,— уклончиво ответил старик.
— Да, найдутся,— иронически согласился Вася Долговязый.— И в лени их не обвинишь. Они могут ночи напролет просидеть над чертежами и расчетами, а кончат тем, что погрузят машину на платформу и отправят на ремонт в Петрозаводск, а то и до самой Москвы.
Павел Кюллиев остановил бульдозер и тоже подошел к ним. Вася Долговязый пошутил:
— Слушай, молодой человек, вот тебе случай показать, чему вас там в кружках учат. Попробуй почини.
Павел отличался болезненной обидчивостью. Он страдальчески поморщился, но все-таки начал с подчеркнутым безразличием осматривать экскаватор. Всех удивил Степаненко.
— А почему бы и не попробовать? — вызывающе сказал он.— Помощники, как я понимаю, найдутся.
Павел вопросительно взглянул на старика, потом воскликнул:
— Это идея!
Вася Долговязый подлил масла в огонь:
— В газетах о вас напишут, а на собраниях будут избирать в президиум...
— Кто о чем мечтает, тот о том и говорит,— огрызнулся Павел.
Подошедший к ним Петриков прямо-таки возмутился.
— Не понимаем мы, товарищ бригадир, нашу молодежь. Когда она горит желанием сделать что-нибудь хорошее, проявить энтузиазм, мы хмыкаем, посмеиваемся. А когда у нее что-то не получается, мы словно радуемся: в наше время, мол, было иначе, не та пошла молодежь... Слушай, Павел, действуй! Собери друзей своих. Ей-богу, вы сумеете показать нам, скептикам, на что мы способны. Давай...
— Сумеют они...— протянул презрительно Вася Долговязый.
— Не сумеем, так что ж,— Степаненко обрадовался поддержке.— Во всяком случае, вреда не нанесем больше, чем мина.
Никогда еще ни один кружок техучебы не собирался в Туулилахти так быстро. Услышав, что Степаненко задумал починить экскаватор, и монтажники и электросварщики бросились из столовой к разбитой машине, на ходу дожевывая кусок. Желающих принять участие в ремонте сбежалось столько, что Степаненко заявил:
— Вот что: если вы тут все будете толпиться, никакого толку не выйдет. Пусть останется несколько человек. Остальные марш по домам.
Экскаватор перевезли через реку во двор мастерских. Ребята окружили его со всех сторон. Наперебой вносили предложения, спорили, дополняли и поправляли друг друга, потом достали бумаги и стали что-то чертить и высчитывать. Степаненко слушал и улыбался. Он вспомнил, как посещал технический кружок, и подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— И все началось сначала! — рассмеялся из-под бинтов Николай.
— Конечно. Револьвер-то у меня, а это такая штука, что не захочешь, а пойдешь. А выглядели мы куда как здорово! Оба с головы до пят в грязи.
— Ну и как, добрались до места или опять поменялись ролями? — Рассказ, видимо, заинтересовал Николая.
— Ни то и ни другое. Это-то и есть самое смешное.— Микола Петрович дотронулся до плеча Николая.— Слушай, что получилось. Пришли мы к реке. И когда были уже на середине моста, этот бис возьми и сигани в воду. Я нацелил револьвер и нажал собачку. Только щелкнуло, а выстрела не получилось. Подумал, что, видно, грязь попала, раз не стреляет. Снова взвел курок, нажал — опять то же. А старик мой тем временем выбрался на берег и утек в лес. Стал я разглядывать револьвер: что за оказия с ним приключилась? Угадай-ка, что с ним было? В нем не было ни одного патрона. Ты слышишь, Николай? Ни единого патрона. В моей руке была железяка весом в четыреста граммов, от которой никому ни жарко ни холодно. А два человека разных держав, уже кое-что повидавших на веку, глядели на эту железяку как на какого-то идола! Вот я и говорю, что на войне случаются и совсем уж нелепые истории.— Немного помолчав, Степаненко добавил: — Нелепые, как и сама война.
Степаненко постучал мундштуком по папиросной коробке, задумчиво глядя на темнеющие окна. Откуда-то доносилось мычание коров. Вероятно, стадо возвращалось домой. По улице протарахтел грузовик. Старый соседский пес выскочил со двора и с лаем понесся за машиной.
Словно продолжая какую-то невысказанную мысль, Степаненко промолвил:
— А у тебя, Николай, все впереди. И дай бог, чтобы тебе не пришлось исходить тех дорог, что прошли мы. Военных дорог то есть. Ну как, сильно болит? Нет? Ну тогда спи. А я пойду прогуляюсь.
Степаненко шел по поселку, сам не зная куда. Вечером можно было завернуть к кому-нибудь из знакомых, поболтать часок-другой, а сейчас все были на работе. Прошли две хозяйки с продуктовыми сумками в руках. По другой стороне улицы знакомый паренек тащил тяжелый ящик инструментами, то и дело останавливаясь, чтобы сменить руку. Мимо прошла почтальонша. Мимоходом она сообщила Степаненко, что уже занесла газеты ему домой, и спросила:
— Как Николай чувствует себя?
— Уснул. Ничего страшного с ним не случилось.
Раньше по привычке спрашивали о здоровье Миколы
Петровича, теперь — Николая. Вот и вся разница.
Можно было бы заглянуть в клуб, но и там в это время никого нет. Невестка Анни, заведовавшая клубом, приклеивала на доску объявлений какую-то афишу. «Всегда она что-то приклеивает. Наверно, опять занятие кружка». Степаненко, как и многие в поселке, сперва посещал кружки технической учебы. Кружков было много: штукатурного и малярного дела, монтажников и электриков, не говоря уже о драмкружке. Но скоро старик почувствовал себя вроде бы лишним: учиться в его возрасте было ни к чему, а учить других он не мог. Однажды он попытался выступить на занятии кружка монтажников. Его вежливо выслушали, а потом руководитель, молодой инженер, сказал: «А теперь, товарищи, продолжим занятия». И начал чертить на доске какие-то кривые многоугольники и делать сложные расчеты, в которых было больше букв, чем цифр. Старик ничего не мог в них понять, тихонько пробрался к двери и удалился.
«А мины-то всё еще грохают»,— думал Степаненко, шагая по поселку. И тут его словно осенило. Он круто повернулся и уверенной походкой человека, имеющего перед собой ясную цель, направился на стройку.
Экскаватор Николая стоял на том же месте, где и подорвался. Широкие блестящие зубья ковша беспомощно висели. Казалось, какое-то чудовище, рассвирепев, ударило этого стального работягу по скуле так, что челюсть отвисла. Стрела слетела с оси и держалась только на тросе. Кабина была помята, стекла выбиты, но сердце машины — мотор казался исправным, хотя и сдвинулся чуть-чуть с места.
Степаненко долго осматривал покалеченную машину, о чем-то раздумывал. Подошли Вася Долговязый и Елена Петровна.
— Что, Микола Петрович? Не думаешь ли починить машину? — спросил Вася Долговязый.
— Найдутся здесь мастера и поученее меня,— уклончиво ответил старик.
— Да, найдутся,— иронически согласился Вася Долговязый.— И в лени их не обвинишь. Они могут ночи напролет просидеть над чертежами и расчетами, а кончат тем, что погрузят машину на платформу и отправят на ремонт в Петрозаводск, а то и до самой Москвы.
Павел Кюллиев остановил бульдозер и тоже подошел к ним. Вася Долговязый пошутил:
— Слушай, молодой человек, вот тебе случай показать, чему вас там в кружках учат. Попробуй почини.
Павел отличался болезненной обидчивостью. Он страдальчески поморщился, но все-таки начал с подчеркнутым безразличием осматривать экскаватор. Всех удивил Степаненко.
— А почему бы и не попробовать? — вызывающе сказал он.— Помощники, как я понимаю, найдутся.
Павел вопросительно взглянул на старика, потом воскликнул:
— Это идея!
Вася Долговязый подлил масла в огонь:
— В газетах о вас напишут, а на собраниях будут избирать в президиум...
— Кто о чем мечтает, тот о том и говорит,— огрызнулся Павел.
Подошедший к ним Петриков прямо-таки возмутился.
— Не понимаем мы, товарищ бригадир, нашу молодежь. Когда она горит желанием сделать что-нибудь хорошее, проявить энтузиазм, мы хмыкаем, посмеиваемся. А когда у нее что-то не получается, мы словно радуемся: в наше время, мол, было иначе, не та пошла молодежь... Слушай, Павел, действуй! Собери друзей своих. Ей-богу, вы сумеете показать нам, скептикам, на что мы способны. Давай...
— Сумеют они...— протянул презрительно Вася Долговязый.
— Не сумеем, так что ж,— Степаненко обрадовался поддержке.— Во всяком случае, вреда не нанесем больше, чем мина.
Никогда еще ни один кружок техучебы не собирался в Туулилахти так быстро. Услышав, что Степаненко задумал починить экскаватор, и монтажники и электросварщики бросились из столовой к разбитой машине, на ходу дожевывая кусок. Желающих принять участие в ремонте сбежалось столько, что Степаненко заявил:
— Вот что: если вы тут все будете толпиться, никакого толку не выйдет. Пусть останется несколько человек. Остальные марш по домам.
Экскаватор перевезли через реку во двор мастерских. Ребята окружили его со всех сторон. Наперебой вносили предложения, спорили, дополняли и поправляли друг друга, потом достали бумаги и стали что-то чертить и высчитывать. Степаненко слушал и улыбался. Он вспомнил, как посещал технический кружок, и подумал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76