Мирья привыкла видеть его всегда в изящном костюме, важным и неторопливым. Сейчас на нем был чистый комбинезон.
— Каким ветром вас сюда занесло? — мужчина изучающе оглядел ее.
— Я продаю билеты на советский фильм «Судьба человека». Может быть, желаете?
— Нет, избавьте. Я сам знаю, на какой фильм мне идти, и не имею обыкновения покупать билеты с рук — на то есть касса.
Он повернулся с важным видом и пошел. Мирья показала ему вслед язык. Нийло рассмеялся: такого он не ожидал от нее.
На втором этаже в большой светлой комнате настилали пол. Мирья уже на пороге поздоровалась с рабочими и, стараясь не мешать, прошла к широкоплечему высокому мужчине, подгонявшему доски. Видимо, что-то было не так, потому что он снял доску и стал подбирать другую.
— А, Мирья! — произнес он вместо приветствия.
Рабочие не прервали своих дел, только приветливо заулыбались.
— Это и есть дочурка Матикайнена? — спросил незнакомый Мирье рабочий с рябым от оспы лицом.
— Она самая.
— Когда-то мы сидели в одной тюрьме. С Матикайненом, конечно. Ну, как он поживает?
— Хорошо.— Мирья с любопытством рассматривала рябого рабочего. Отец много рассказывал о тех, с кем он сидел в тюрьме. И Мирья знала их всех по фамилиям. Интересно, кто же этот рабочий? Мирья видела только старого коммуниста Нуутинена, который часто заходил к отцу.
— Ишь какой красавицей стала! Молодец!—говорил рабочий, нажимая на рубанок.
— Ну, что хорошего скажешь, Мирья? — спросил широкоплечий рабочий.
— Вот принесла билеты в кино. Начало в шесть... «Судьба человека».
— Это по рассказу Шолохова, что ли?
— Да, по Шолохову.
— Ну тогда пойдем. Сколько билетов принесла?
— Берите хоть тридцать.
— Мы пойдем туда все. Оставь штук семьдесят.
Мирья растерялась.
— Как же быть? Надо же и другим...
— Не один день будут фильм крутить. Ты не жадничай, слышишь?
Мирья оставила семьдесят билетов и решила сразу же позвонить Танттунену.
К четырем часам билеты были проданы. Только теперь она почувствовала усталость. С Нийло пот бежал ручьями.
Мирья на минутку забежала в отделение общества и быстро вернулась.
— Билетов больше нет,— огорченно сообщила она Нийло.— Но для тебя удалось достать. А я пройду так.
На улице она сказала тоном, не терпящим возражений:
— Мы проголодались и зайдем в ресторан. И не смей спорить со мной — платить буду я. Ты сегодня мой гость.
Зал, арендованный обществом «Финляндия — СССР» на этот вечер, вмещал человек двести. У входа собралось немало желающих попасть в кино. Поставили дополнительный ряд стульев, но все равно всех вместить не удалось.
Нийло был удивлен. Ему не раз твердили, что на советские фильмы никто не ходит, что это сплошная пропаганда. Поведение господина, которому Мирья показала язык, выглядело естественным, но рабочих, потребовавших такое
количество билетов, он уж не понимал. Ведь на другие фильмы билетов сколько угодно. И что их так тянет на советский фильм? Ну конечно же там будет праздничная демонстрация, лозунги, станки в цветах, главный герой держит речь перед большой аудиторией и, наконец, свадьба опять демонстрация. Такое представление о советских фильмах сложилось у него по рассказам других.
Свет погас. Но на экране был не парад и не праздничная демонстрация. Ранняя весна, голая равнина, два человека в ватниках и маленький мальчик. В зале стало тихо. Слышится только степенный разговор двух мужчин на непонятном языке и приглушенное стрекотание киноаппарата. За разговором можно было следить по финским титрам. Один из русских, человек с лицом, изборожденным глубокими морщинами и с усталыми глазами, в которых оставили свой след пережитые им страдания, рассказывал о своей судьбе.
В зале более двухсот человек, более двухсот людских судеб. У одних за плечами долгий и сложный жизненный путь, другие только в самом его начале, когда еще не считают километровых столбов и ноги не сбиты в кровь. Есть тут и люди, которые в бурном восемнадцатом году сражались с оружием в руках, а потом прошли через тюрьмы и лагеря. Они знали и победы, и поражения, знали, что такое работать в поте лица и что такое быть без работы. Были и такие, кто видел эти же события, развертывающиеся на экране в другом свете. На войну каждый из сидевших в зале уходил по-своему: большинство — неохотно, по принуждению, но находились и такие, кто надеялся поживиться на войне. А общим было кровавое отступление желание поскорее покончить с войной. Кое-кто знал о минувшей войне только то, что читал и слышал о ней. Разные люди и разные книги рассказывали по-разному.
Сейчас двести человек объединяло одно стремление — узнать, какой была война для той стороны и что это за народ, которого не могла сломить никакая сила. Многие из зрителей восхищались этим народом, сочувствовали ему. Некоторые пришли на фильм из любопытства, а были и такие, в которых могущество этого народа побуждало страх.
Затаив дыхание, Мирья жадно следила за тем, что происходило на экране. Это — ее народ! Народ, который вынес такие страдания, вот такими жертвами отстоял свою свободу и теперь занят мирным трудом. Она видела его только
на экране, читала о нем только в газетах, слушала о нем только по радио. Когда Андрей Соколов сказал чужому ребенку, что он — его отец, и мальчик вне себя от радости бросился на шею этому обросшему бородой человеку в телогрейке, Мирья не могла сдержать слез.
Сирота, у которого война отняла отца и мать... Судьба мальчика так похожа на ее судьбу. Ведь и ей было в годы войны столько же. Разница только в том, что между ней и родиной навсегда пролегла граница и что приемный отец ее — гражданин другого государства. Но Мирье он так же дорог, как Андрей Соколов этому мальчику.
Нийло громко засопел и полез за платком, Мирья уголком глаза взглянула на него: юноша был растроган, хотя и не хотел показывать этого. В конце фильма он наклонился к ней и с деланным спокойствием спросил:
— Этот Соколов безработный, что ли? Почему он скитается?
— Как так безработный? — удивилась Мирья.— Разве ты не видел, как много у них разрушено и сколько надо строить. Он только без дома и без семьи...
Зажегся свет. Люди остались на местах, словно ожидая продолжения, потом стали не спеша вставать и продвигаться к выходу.
Картина взволновала Мирью, но она не забыла и о другом— до прихода поезда оставалось всего пять минут. До вокзала она доберется в лучшем случае за десять минут.
Нийло думал о своем:
— Да, немало досталось и этому народу.
Выбравшись на улицу, Мирья беспомощно развела руками: такси, как назло, не оказалось поблизости. Тогда она, не тратя времени, побежала на вокзал. Нийло с трудом поспевал за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Каким ветром вас сюда занесло? — мужчина изучающе оглядел ее.
— Я продаю билеты на советский фильм «Судьба человека». Может быть, желаете?
— Нет, избавьте. Я сам знаю, на какой фильм мне идти, и не имею обыкновения покупать билеты с рук — на то есть касса.
Он повернулся с важным видом и пошел. Мирья показала ему вслед язык. Нийло рассмеялся: такого он не ожидал от нее.
На втором этаже в большой светлой комнате настилали пол. Мирья уже на пороге поздоровалась с рабочими и, стараясь не мешать, прошла к широкоплечему высокому мужчине, подгонявшему доски. Видимо, что-то было не так, потому что он снял доску и стал подбирать другую.
— А, Мирья! — произнес он вместо приветствия.
Рабочие не прервали своих дел, только приветливо заулыбались.
— Это и есть дочурка Матикайнена? — спросил незнакомый Мирье рабочий с рябым от оспы лицом.
— Она самая.
— Когда-то мы сидели в одной тюрьме. С Матикайненом, конечно. Ну, как он поживает?
— Хорошо.— Мирья с любопытством рассматривала рябого рабочего. Отец много рассказывал о тех, с кем он сидел в тюрьме. И Мирья знала их всех по фамилиям. Интересно, кто же этот рабочий? Мирья видела только старого коммуниста Нуутинена, который часто заходил к отцу.
— Ишь какой красавицей стала! Молодец!—говорил рабочий, нажимая на рубанок.
— Ну, что хорошего скажешь, Мирья? — спросил широкоплечий рабочий.
— Вот принесла билеты в кино. Начало в шесть... «Судьба человека».
— Это по рассказу Шолохова, что ли?
— Да, по Шолохову.
— Ну тогда пойдем. Сколько билетов принесла?
— Берите хоть тридцать.
— Мы пойдем туда все. Оставь штук семьдесят.
Мирья растерялась.
— Как же быть? Надо же и другим...
— Не один день будут фильм крутить. Ты не жадничай, слышишь?
Мирья оставила семьдесят билетов и решила сразу же позвонить Танттунену.
К четырем часам билеты были проданы. Только теперь она почувствовала усталость. С Нийло пот бежал ручьями.
Мирья на минутку забежала в отделение общества и быстро вернулась.
— Билетов больше нет,— огорченно сообщила она Нийло.— Но для тебя удалось достать. А я пройду так.
На улице она сказала тоном, не терпящим возражений:
— Мы проголодались и зайдем в ресторан. И не смей спорить со мной — платить буду я. Ты сегодня мой гость.
Зал, арендованный обществом «Финляндия — СССР» на этот вечер, вмещал человек двести. У входа собралось немало желающих попасть в кино. Поставили дополнительный ряд стульев, но все равно всех вместить не удалось.
Нийло был удивлен. Ему не раз твердили, что на советские фильмы никто не ходит, что это сплошная пропаганда. Поведение господина, которому Мирья показала язык, выглядело естественным, но рабочих, потребовавших такое
количество билетов, он уж не понимал. Ведь на другие фильмы билетов сколько угодно. И что их так тянет на советский фильм? Ну конечно же там будет праздничная демонстрация, лозунги, станки в цветах, главный герой держит речь перед большой аудиторией и, наконец, свадьба опять демонстрация. Такое представление о советских фильмах сложилось у него по рассказам других.
Свет погас. Но на экране был не парад и не праздничная демонстрация. Ранняя весна, голая равнина, два человека в ватниках и маленький мальчик. В зале стало тихо. Слышится только степенный разговор двух мужчин на непонятном языке и приглушенное стрекотание киноаппарата. За разговором можно было следить по финским титрам. Один из русских, человек с лицом, изборожденным глубокими морщинами и с усталыми глазами, в которых оставили свой след пережитые им страдания, рассказывал о своей судьбе.
В зале более двухсот человек, более двухсот людских судеб. У одних за плечами долгий и сложный жизненный путь, другие только в самом его начале, когда еще не считают километровых столбов и ноги не сбиты в кровь. Есть тут и люди, которые в бурном восемнадцатом году сражались с оружием в руках, а потом прошли через тюрьмы и лагеря. Они знали и победы, и поражения, знали, что такое работать в поте лица и что такое быть без работы. Были и такие, кто видел эти же события, развертывающиеся на экране в другом свете. На войну каждый из сидевших в зале уходил по-своему: большинство — неохотно, по принуждению, но находились и такие, кто надеялся поживиться на войне. А общим было кровавое отступление желание поскорее покончить с войной. Кое-кто знал о минувшей войне только то, что читал и слышал о ней. Разные люди и разные книги рассказывали по-разному.
Сейчас двести человек объединяло одно стремление — узнать, какой была война для той стороны и что это за народ, которого не могла сломить никакая сила. Многие из зрителей восхищались этим народом, сочувствовали ему. Некоторые пришли на фильм из любопытства, а были и такие, в которых могущество этого народа побуждало страх.
Затаив дыхание, Мирья жадно следила за тем, что происходило на экране. Это — ее народ! Народ, который вынес такие страдания, вот такими жертвами отстоял свою свободу и теперь занят мирным трудом. Она видела его только
на экране, читала о нем только в газетах, слушала о нем только по радио. Когда Андрей Соколов сказал чужому ребенку, что он — его отец, и мальчик вне себя от радости бросился на шею этому обросшему бородой человеку в телогрейке, Мирья не могла сдержать слез.
Сирота, у которого война отняла отца и мать... Судьба мальчика так похожа на ее судьбу. Ведь и ей было в годы войны столько же. Разница только в том, что между ней и родиной навсегда пролегла граница и что приемный отец ее — гражданин другого государства. Но Мирье он так же дорог, как Андрей Соколов этому мальчику.
Нийло громко засопел и полез за платком, Мирья уголком глаза взглянула на него: юноша был растроган, хотя и не хотел показывать этого. В конце фильма он наклонился к ней и с деланным спокойствием спросил:
— Этот Соколов безработный, что ли? Почему он скитается?
— Как так безработный? — удивилась Мирья.— Разве ты не видел, как много у них разрушено и сколько надо строить. Он только без дома и без семьи...
Зажегся свет. Люди остались на местах, словно ожидая продолжения, потом стали не спеша вставать и продвигаться к выходу.
Картина взволновала Мирью, но она не забыла и о другом— до прихода поезда оставалось всего пять минут. До вокзала она доберется в лучшем случае за десять минут.
Нийло думал о своем:
— Да, немало досталось и этому народу.
Выбравшись на улицу, Мирья беспомощно развела руками: такси, как назло, не оказалось поблизости. Тогда она, не тратя времени, побежала на вокзал. Нийло с трудом поспевал за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76