— Она оглянулась в поисках места поудобнее. — Вот под этим деревом, пожалуйста.
Филип с галантным видом скинул длинный плащ и положил его на мокрую траву. Эмбер легко опустилась, опершись спиной о красивую березу, вытянув перед собой ноги и скрестив щиколотки. Рядом она бросила шляпу.
— Ну, Филип? И долго вы будете вот так стоять? Садитесь… — Она указала на место рядом с собой.
Он заколебался:
— Но… я… — Потом неожиданно набрался смелости: — Благодарю, ваша светлость; — и сел лицом к ней, положив руки на согнутые колени.
Но чтобы не смотреть на нее, он уставился на пчелу, усердно перелетавшую с цветка на цветок, лаская поверхность каждого и застывая, чтобы слизнуть весь нектар до последней капли. Эмбер начала рассеянно собирать маргаритки, обильно росшие вокруг, и бросать их одну за другой на колени, пока не скопилась горка.
— Вы знаете, — произнес наконец Филип, теперь он глядел ей прямо в глаза, — ведь совсем не похоже, что вы моя мачеха. Я не могу заставить себя поверить в это — как бы я ни старался. Интересно, почему это? — Он, казалось, действительно был озадачен и растерян и выглядел почти комично.
— Может быть, — произнесла Эмбер лениво, — вы просто не хотите?
Она начала сплетать маргаритки в венок, чтобы надеть на голову, протыкая стебельки острым ногтем и плотно подгоняя один цветок к другому.
Он молча обдумывал ее ответ. Потом неожиданно выпалил:
— Как случилось, что вы вышли замуж за отца?
Эмбер опустила глаза, будто сосредоточившись на своей работе. Она слегка пожала плечами:
— Ему были нужны мои деньги, а мне — его дворянский титул. — Когда она подняла глаза, то заметила, что Филип нахмурился. — В чем дело, Филип? А разве все браки — это не сделка? У меня есть это, у тебя — другое, поэтому и женятся. Вот поэтому и вы женились на Дженни, разве не так?
— О да, конечно. Но отец, он замечательный человек, вы и сами знаете. — Он пытался убедить себя в большей степени, чем ее, и напряженным взглядом посмотрел на Эмбер.
— О да, замечательный, — саркастически согласилась она.
— И очень вас любит.
Она грубо и откровенно рассмеялась при этих словах.
— Какого черта, откуда вы это взяли?
— Он сам мне сказал.
— Он сказал, чтобы вы держались от меня подальше?
— Нет, но я должен, то есть… я не должен. Мне не надо было приходить сегодня. — Он поспешно произнес последние слова и отвернулся. Вдруг он начал подниматься. Она протянула руку, взяла его за запястье и чуть потянула к. себе.
— А почему вы должны держаться от меня подальше, Филип? — прошептала Эмбер.
Филип поглядел на нее сверху вниз, стоя на одном колене. Он слегка задыхался.
— Потому что я… потому что так надо! Пожалуй, я поеду обратно, пока я…
— Пока вы — что? — Солнечные лучи, просеянные сквозь листву, освещали лицо и шею Эмбер. Губы были чуть влажные и полураскрытые, блестели белые зубы, янтарные глаза глядели на Филипа завораживающе. — Филип, чего вы боитесь? Ведь вы хотите поцеловать меня — так почему не поцелуете?
Глава сорок четвертая
Совесть терзала Филипа Мортимера. Сначала он старался всячески избегать мачехи. На следующий день после того, как она соблазнила его, он отправился нанести визит соседу и оставался там почти неделю. Когда же вернулся, стал посещать арендаторов и был столь занят, что редко появлялся даже за столом. Когда же он никак не мог избежать встречи, то вел себя излишне официально и напряженно. Эмбер сердилась, ибо считала, что его смехотворное поведение выдаст их обоих с головой. Более того, Филип был для нее единственным источником развлечения здесь, в деревне, и она отнюдь не желала от этого отказываться.
Однажды из окна своей спальни она увидела, как он шел в одиночестве с террасы в сад. Рэдклифф сидел, запершись в лаборатории, — он еще долго там пробудет. Поэтому Эмбер подхватила юбки и бросилась из комнаты. Она бегом спустилась по лестнице и вышла на кирпичную террасу. Вот он стоит внизу. Но когда она пошла за ним, Филип торопливо оглянулся и быстро проскочил к высоким подстриженным деревьям, образовывавшим живую изгородь. Здесь был устроен лабиринт — еще семьдесят лет назад, когда лабиринты были в моде, — и теперь деревья так выросли, что там действительно можно было заблудиться. Эмбер подошла ближе, оглянулась, но не смогла увидеть его, потом побежала по дорожкам лабиринта, быстро свернула на одну из аллеек, потом на другую и столкнулась с глухой стеной. Она повернула назад, чтобы начать с другой дорожки.
— Филип! — сердито вскричала она. — Филип, где вы?
Он не ответил. И тут вдруг она повернула еще на одну аллейку и увидела его: он сам оказался в тупике, и деваться ему было некуда. Он растерянно оглянулся, увидел, что выхода нет, и нервно и виновато взглянул на мачеху. Эмбер расхохоталась и отбросила с головы черную кружевную шаль.
— О Филип! Глупый мальчишка! Ну зачем вы убегаете от меня? Боже, я что, страшное чудовище?
— Да нет, не убегаю, — запротестовал, он, — вовсе не убегаю. Я не знал, что вы здесь.
Она строго взглянула на юношу:
— Не надо выкручиваться, это не пройдет. Вы бегаете от меня уже две недели. С того дня, когда… — Но он поглядел на нее с таким протестующим ужасом что она остановилась, расширив глаза и подняв брови. — Ну ладно, — тихо выдохнула она. — Так в чем дело? Разве вам не понравилось? Мне показалось, что вы были довольны — тогда.
Филип был в отчаянии.
— О, пожалуйста, ваша светлость! Не надо… я этого не вынесу! Я схожу с ума. Если вы будете так. говорить, я не знаю, что сделаю!
Эмбер уперла руки в бока и стала нетерпеливо притоптывать ногой.
— Более милосердный, Филип! Что с вами происходит? Вы ведете себя, будто совершили преступление!
Он поднял глаза:
— Да совершил.
— Но какое преступление, скажите, ради Бога!
— Вы знаете — какое.
— Я протестую, нет, не знаю. Адюльтер — вовсе не преступление, это развлечение.
Эмбер подумала, что Филип являет собою великолепный образчик деревенщины: вот что происходит с молодым человеком, который долго живет вдали от города, не ведая, что такое нормальные светские отношения.
— Адюльтер , — это преступление. Это преступление против двух ни в чем не повинных людей — вашего мужа и моей жены. Но я совершил худшее преступление. Я согрешил с женой своего отца — я совершил кровосмесительную связь. — Последнее слово он произнес шепотом, и в его глазах светилось презрение к самому себе.
— Чепуха, Филип! Ведь мы не в кровном родстве! А этот закон выдумали старики, чтобы защищать других стариков, столь глупых, чтобы жениться на молодых женщинах! Так что вы попусту мучаете себя.
— Да нет, клянусь, это не так! Я любил других женщин раньше, много раз. Но ничего подобного я не совершал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Филип с галантным видом скинул длинный плащ и положил его на мокрую траву. Эмбер легко опустилась, опершись спиной о красивую березу, вытянув перед собой ноги и скрестив щиколотки. Рядом она бросила шляпу.
— Ну, Филип? И долго вы будете вот так стоять? Садитесь… — Она указала на место рядом с собой.
Он заколебался:
— Но… я… — Потом неожиданно набрался смелости: — Благодарю, ваша светлость; — и сел лицом к ней, положив руки на согнутые колени.
Но чтобы не смотреть на нее, он уставился на пчелу, усердно перелетавшую с цветка на цветок, лаская поверхность каждого и застывая, чтобы слизнуть весь нектар до последней капли. Эмбер начала рассеянно собирать маргаритки, обильно росшие вокруг, и бросать их одну за другой на колени, пока не скопилась горка.
— Вы знаете, — произнес наконец Филип, теперь он глядел ей прямо в глаза, — ведь совсем не похоже, что вы моя мачеха. Я не могу заставить себя поверить в это — как бы я ни старался. Интересно, почему это? — Он, казалось, действительно был озадачен и растерян и выглядел почти комично.
— Может быть, — произнесла Эмбер лениво, — вы просто не хотите?
Она начала сплетать маргаритки в венок, чтобы надеть на голову, протыкая стебельки острым ногтем и плотно подгоняя один цветок к другому.
Он молча обдумывал ее ответ. Потом неожиданно выпалил:
— Как случилось, что вы вышли замуж за отца?
Эмбер опустила глаза, будто сосредоточившись на своей работе. Она слегка пожала плечами:
— Ему были нужны мои деньги, а мне — его дворянский титул. — Когда она подняла глаза, то заметила, что Филип нахмурился. — В чем дело, Филип? А разве все браки — это не сделка? У меня есть это, у тебя — другое, поэтому и женятся. Вот поэтому и вы женились на Дженни, разве не так?
— О да, конечно. Но отец, он замечательный человек, вы и сами знаете. — Он пытался убедить себя в большей степени, чем ее, и напряженным взглядом посмотрел на Эмбер.
— О да, замечательный, — саркастически согласилась она.
— И очень вас любит.
Она грубо и откровенно рассмеялась при этих словах.
— Какого черта, откуда вы это взяли?
— Он сам мне сказал.
— Он сказал, чтобы вы держались от меня подальше?
— Нет, но я должен, то есть… я не должен. Мне не надо было приходить сегодня. — Он поспешно произнес последние слова и отвернулся. Вдруг он начал подниматься. Она протянула руку, взяла его за запястье и чуть потянула к. себе.
— А почему вы должны держаться от меня подальше, Филип? — прошептала Эмбер.
Филип поглядел на нее сверху вниз, стоя на одном колене. Он слегка задыхался.
— Потому что я… потому что так надо! Пожалуй, я поеду обратно, пока я…
— Пока вы — что? — Солнечные лучи, просеянные сквозь листву, освещали лицо и шею Эмбер. Губы были чуть влажные и полураскрытые, блестели белые зубы, янтарные глаза глядели на Филипа завораживающе. — Филип, чего вы боитесь? Ведь вы хотите поцеловать меня — так почему не поцелуете?
Глава сорок четвертая
Совесть терзала Филипа Мортимера. Сначала он старался всячески избегать мачехи. На следующий день после того, как она соблазнила его, он отправился нанести визит соседу и оставался там почти неделю. Когда же вернулся, стал посещать арендаторов и был столь занят, что редко появлялся даже за столом. Когда же он никак не мог избежать встречи, то вел себя излишне официально и напряженно. Эмбер сердилась, ибо считала, что его смехотворное поведение выдаст их обоих с головой. Более того, Филип был для нее единственным источником развлечения здесь, в деревне, и она отнюдь не желала от этого отказываться.
Однажды из окна своей спальни она увидела, как он шел в одиночестве с террасы в сад. Рэдклифф сидел, запершись в лаборатории, — он еще долго там пробудет. Поэтому Эмбер подхватила юбки и бросилась из комнаты. Она бегом спустилась по лестнице и вышла на кирпичную террасу. Вот он стоит внизу. Но когда она пошла за ним, Филип торопливо оглянулся и быстро проскочил к высоким подстриженным деревьям, образовывавшим живую изгородь. Здесь был устроен лабиринт — еще семьдесят лет назад, когда лабиринты были в моде, — и теперь деревья так выросли, что там действительно можно было заблудиться. Эмбер подошла ближе, оглянулась, но не смогла увидеть его, потом побежала по дорожкам лабиринта, быстро свернула на одну из аллеек, потом на другую и столкнулась с глухой стеной. Она повернула назад, чтобы начать с другой дорожки.
— Филип! — сердито вскричала она. — Филип, где вы?
Он не ответил. И тут вдруг она повернула еще на одну аллейку и увидела его: он сам оказался в тупике, и деваться ему было некуда. Он растерянно оглянулся, увидел, что выхода нет, и нервно и виновато взглянул на мачеху. Эмбер расхохоталась и отбросила с головы черную кружевную шаль.
— О Филип! Глупый мальчишка! Ну зачем вы убегаете от меня? Боже, я что, страшное чудовище?
— Да нет, не убегаю, — запротестовал, он, — вовсе не убегаю. Я не знал, что вы здесь.
Она строго взглянула на юношу:
— Не надо выкручиваться, это не пройдет. Вы бегаете от меня уже две недели. С того дня, когда… — Но он поглядел на нее с таким протестующим ужасом что она остановилась, расширив глаза и подняв брови. — Ну ладно, — тихо выдохнула она. — Так в чем дело? Разве вам не понравилось? Мне показалось, что вы были довольны — тогда.
Филип был в отчаянии.
— О, пожалуйста, ваша светлость! Не надо… я этого не вынесу! Я схожу с ума. Если вы будете так. говорить, я не знаю, что сделаю!
Эмбер уперла руки в бока и стала нетерпеливо притоптывать ногой.
— Более милосердный, Филип! Что с вами происходит? Вы ведете себя, будто совершили преступление!
Он поднял глаза:
— Да совершил.
— Но какое преступление, скажите, ради Бога!
— Вы знаете — какое.
— Я протестую, нет, не знаю. Адюльтер — вовсе не преступление, это развлечение.
Эмбер подумала, что Филип являет собою великолепный образчик деревенщины: вот что происходит с молодым человеком, который долго живет вдали от города, не ведая, что такое нормальные светские отношения.
— Адюльтер , — это преступление. Это преступление против двух ни в чем не повинных людей — вашего мужа и моей жены. Но я совершил худшее преступление. Я согрешил с женой своего отца — я совершил кровосмесительную связь. — Последнее слово он произнес шепотом, и в его глазах светилось презрение к самому себе.
— Чепуха, Филип! Ведь мы не в кровном родстве! А этот закон выдумали старики, чтобы защищать других стариков, столь глупых, чтобы жениться на молодых женщинах! Так что вы попусту мучаете себя.
— Да нет, клянусь, это не так! Я любил других женщин раньше, много раз. Но ничего подобного я не совершал!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145