— Мадам, ваш покорный слуга.
— Ваша слуга, сэр. Прошу вас, входите. Простите, что заставила вас ждать.
— Не стоит извиняться, мадам. Я не терял даром времени и написал несколько писем.
С головы до ног он был закутан в черный плащ, в руках Держал маску. Он улыбнулся, и эта улыбка была словно предмет туалета, который он держал наготове и надевал в нужный момент. В этом господине не чувствовалось никакой искренности. Ощущались могущество, вероломство и прозорливость, а также то, что было редкостью среди легкомысленных придворных Карла, — методичная приверженность делу.
— Вы одна, мадам?
— Да, одна, милорд. Садитесь, пожалуйста, и позвольте предложить вам что-нибудь выпить?
— Благодарю вас, мадам. Очень любезно с вашей стороны принимать меня в столь неподходящий час.
— О, не стоит благодарностей, милорд, — возразила Эмбер: — Это я должна благодарить вас за то, что вы удостоили меня своим визитом.
В комнату вошел лакей с подносом, на котором были бокалы и графин, и поставил его на низкий стол. Эмбер налила бренди для барона, кларет для себя. Барон предложил тост за здоровье хозяйки. Они посидели несколько минут, обмениваясь комплиментами, Эмбер выглядела, великолепно в интерьере этой ало-серебристой и черно-мраморной комнаты, на стенах которой множество венецианских зеркал отражали собеседников.
Наконец Арлингтон перешел от любезностей к цели своего визита:
— Соблюдение конспирации, мадам, — необходимая предосторожность против ревнивой завистливости его милости Букингема. Поймите меня правильно, ведь мы с герцогом хорошие друзья…
Они были отчаянными врагами, но Арлингтон был слишком осторожным человеком, чтобы открыто признать это. Букингем, напротив, не церемонился и всегда был готов сказать все, что думает, любому, кто согласился бы его слушать. Совсем недавно Букингем фыркнул, когда Эмбер отозвалась о бароне как об опасном противнике герцога: «Мадам, вы меня обижаете: как я могу дурака считать своим врагом?»
— Похоже, — продолжал Арлингтон, — что он не хочет, чтобы вы дружески относились к кому-либо, кроме него. Честно говоря, мадам, до моих ушей сегодня дошли сведения из очень достоверного источника, что его милость сказал Колберту, что, мол, бесполезно делать вам подарки, потому что вы уже предпочли Испанию.
— Каков дьявол! — воскликнула Эмбер возмущенно. Она решила, что ей не нужен больше ни Букингем, ни его коварная дружба. — Он болтлив, как старая шлюха! Если он так поступает со своими друзьями, то неудивительно, что все от него отворачиваются!
— О, прошу вас, мадам, не надо так резко о его милости! Я никогда и в мыслях не держал, что вы можете дружить с его милостью. Но он, кажется, намеревается обрести сторонницу в вашем лице. Я надеюсь, что мы с вами тоже могли бы стать друзьями.
— Не вижу причин, милорд, почему бы нет. Ведь может женщина иметь двух друзей — даже в Уайтхолле.
— Похоже, вы — умная женщина, мадам, — улыбнулся барон. — А я ценю в женщине ум больше всего. — Она налила ему еще один бокал бренди. Он молча посидел секунду, задумчиво разглядывая бокал. Потом неожиданно произнес: — Если я правильно понимаю, то вашу светлость можно поздравить.
— С чем же
— На галереях поговаривают, что ваш сын унаследует титул герцога.
Эмбер чуть не подскочила от неожиданности, ее глаза радостно заблестели.
— Это король сказал вам…
— Нет, мадам, не король. Но слухи ходят упорные. Эмбер разочарованно вздохнула и сделала недовольную мину.
— Слухи. Слухи не дадут мне герцогства.
— Так, значит, вы именно этого хотите?
— Чего же еще? Господи Боже! Я больше всего на свете этого хочу и ради титула герцогини сделаю все что угодно!
— Если это в самом деле так, мадам, и вы готовы сделать кое-что для меня, то… я мог бы помочь вам в вашем деле. — Он скромно опустил глаза. — Я думаю, что могу без преувеличения сказать, что имею некоторое влияние в Уайтхолле.
И действительно: Арлингтон имел огромное влияние. И что важно: всем было известно — он всегда делал добро тем, кто пользовался его расположением.
— Если вы поможете мне получить титул герцогини — клянусь, я сделаю все, чего бы вы ни попросили!
Он сказал Эмбер, чего он хочет.
Во дворце все знали, что Букингем часто встречается с группой джентльменов из старой Английской республики, которые ставили целью низвержение правительства Карла II и захват власти. Поскольку королевство совсем недавно было расколото и в управлении страной царил беспорядок, они, отличаясь чрезмерным честолюбием, лелеяли надежду достигнуть своей цели. Арлингтон хотел, чтобы Эмбер разузнала время и место таких встреч, о чем они говорили и какие шаги намеревались предпринять, и обо всем сообщала ему. Несомненно, он и сам мог бы узнать все это, но осведомители стоили немало, и, уговаривая Эмбер взять на себя эти расходы, он надеялся сэкономить значительные суммы, не давая взамен практически ничего, кроме пустяка — нескольких слов королю в ее пользу. Эмбер все это прекрасно понимала, но деньги не имели для нее большого значения, а поддержка Арлингтона была весьма ценной.
Эмбер уже купила четыре акра земли на площади Сент-Джеймс, в самом аристократическом и модном районе города, и в течение нескольких месяцев они с капитаном Уинном — архитектором, проектировавшим самые прекрасные новые дома в Англии, — обсуждали планировку дома и сада. Она точно знала, чего именно ей хотелось: самого большого, самого роскошного и самого дорогого во всем. Ее дом должен быть современным, ярким, фешенебельным, а деньги — это неважно.
«Ведь пока меня не могут посадить в Ныогейт, так о чем беспокоиться?» — думала Эмбер, и ее безрассудность только возрастала;
После разговора с Арлингтоном она решила, что титул герцогини у нее в кармане. Она дала команду Уинну начинать строительство. Стройка займет почти два года и будет стоить около шестидесяти тысяч фунтов, гораздо больше, чем дом Кларендона. Это новое расточительство вызвало многочисленные пересуды при дворе: почтение, возмущение, зависть — как бы ни относились к этому придворные, но все сходились в том, что никто ниже герцогини не мог бы позволить себе такого. И большинство решило, что король наконец пообещал ей титул. Карл, которого все это очень позабавило, ни подтверждал, ни отрицал упорных слухов, и Эмбер оптимистически приняла его молчание за согласие. Но шла неделя за неделей, а она по-прежнему оставалась лишь графиней.
Не было никаких сомнений: Карл любил ее не меньше прежнего, но он ничего не выигрывал, награждая ее герцогским титулом, а щедрость Карла всегда была наполовину корыстной. Более того, поскольку его постоянно одолевали бесчисленными просьбами, у него вошло в привычку оттягивать принятие решений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145