Рассыпались по подушке густые волосы. На белой коже лица двумя темными полудужьями выделялись сомкнутые ресницы. То ли тень, то ли синева густела у нее под глазами.
С тоскливой радостью смотрел Игорь на эту красивую женщину, навсегда теперь родную ему. Как можно жить без теплоты ее тела, не ощущать ее губ, не видеть ее глаз! Бросить бы ко всем чертям институт, увезти Ольгу с собой в Москву, работать и знать, что впереди у тебя целый вечер с ней, целая ночь…
Вздох Игоря разбудил ее, она живо приподнялась, спросила испуганно:
- Поздно уже?
- Нет. Полежим еще.
- Полежим, - согласилась она. - Последние наши минутки.
- У нас еще вся жизнь впереди. Дай только институт кончить.
- Три года ведь.
- Ну, три… Я вот обмозгую, как тебя в Москву вытащить. Проживем как-нибудь. Есть же у нас студенты семейные. Кончу институт - ты в институт пойдешь.
- Не торопись, я ждать буду, сколько захочешь. Только вот с учебой у меня ничего не выйдет, наверное…
- Боишься на экзаменах провалиться?
Ольга беззвучно засмеялась, прижалась губами к его уху, ответила шепотом:
- Хочу, чтобы у нас был ребенок.
- Зачем? - удивился Игорь.
- Теперь уже поздно спрашивать, - снова засмеялась Ольга. - Мне кажется, он уже есть. Маленький человек - твой и мой. Мы вдвоем будем ждать тебя.
- Вообще говоря, это здорово, - задумчиво произнес Игорь. - А когда же он… Это самое… Когда он родится? Через девять месяцев, да?
- Осенью.
- Значит, после каникул…
- Ну, встаем, а то мама скоро с дежурства придет.
Ольга поднялась, бесшумно прошла по ковру к зеркалу. Стояла полуобнаженная, спиной к Игорю, расчесывая большим гребнем волосы, сбегавшие по ее телу ниже пояса.
- Ты совсем меня не стесняешься, Оля.
- А зачем? - удивилась она. - Ведь я же твоя, Игорек, люблю тебя… Не нравится? Оденусь сейчас…
- Нет, нет! Это я просто так.
- Знаешь, Игорь, - сказала она, - вот уезжаешь ты, а мне все равно хорошо. Раньше я мучилась, ждала тебя и не верила, что вернешься. А теперь одной оставаться не страшно. Дело ведь не в расстоянии, правда? Ты теперь все равно со мной, где бы ни был.
- А мне тоскливо.
- У меня это, «наверное, потом придет. А сейчас я такая спокойная и счастливая - просто сама удивляюсь.
- Так лучше, Оля. Лучше расставаться без слез. Я буду помнить тебя спокойной, и самому веселей будет.
- Давай условимся - думать друг о друге каждую полночь. Не вообще думать, а говорить, рассказывать, что за день случилось. Будто встречаемся по-настоящему.
- Обязательно.
Ушел Игорь, когда уже совсем рассвело. Обнялись последний раз в коридоре, поцеловались. Встав на стул, Ольга открыла форточку, смотрела ему вслед.
Потом она затопила печь. Делала привычную работу и с тревогой ждала, что вот-вот нахлынет на нее страшная черная тоска, свалит на кровать, заставит кричать, биться головой о стену. Но тоска не приходила. Была светлая радость и ощущение полноты жизни. Подумала: если будет ребенок, придется шить к лету широкую блузу.
Вскоре вернулась с работы Наталья Алексеевна. Вид у нее был усталый. За завтраком поела она неохотно и немного, вяло рассказывала больничные новости. Она поняла, конечно, что и эту ночь Игорь провел здесь. Ее укоризненный взгляд смущал и раздражал Ольгу.
Наталья Алексеевна замечала все - и темные круги возле глаз на осунувшемся лице дочери, и ее сонливость днем, и нетерпение по вечерам. Радовалась, что пришла, наконец, к Ольге настоящая любовь. И больно было матери оттого, что Игорь появляется тайком, что так плохо, не по-людски складывается у дочери жизнь.
Сегодня решилась, наконец, поговорить с Ольгой. Раздевшись, легла в постель, подозвала к себе.
- Сказать хочу кое-что.
Ольга сразу сжалась, насторожилась внутренне, приготовилась защищаться.
- Об Игоре? - Голос выдал ее волнение.
- Постарайся понять меня правильно. Я ничего не имею против него. Он хороший мальчик, и с Витей дружен. Но меня коробит скрытность.
- Мама, ты знаешь…
- Да, да, - слабо махнула она рукой. - Ты виновата перед ним, это бесспорно. Но сколько же может так продолжаться? Ведь ты относишься к нему как к мужу?
- Конечно, - решительно сказала Ольга. - Он мой муж. И будет им всегда.
- Дай господи, доченька. - Наталья Алексеевна погладила ее плечо. - Это было бы очень хорошо. Но ты пойми другое. Опять начались пересуды. Мне стыдно смотреть на людей.
- Плюнь на них! - У Ольги напряженно звенел голос.
- Сплетничают ведь. Лето вспоминают, Горбушина…
- Пусть, - через силу усмехнулась Ольга. - Пускай вспоминают. Этим мещанам только дай повод поговорить, они кого хочешь грязью обольют.
- Но что же делать?
- А ничего. Не обращай взимания. И не надо об этом, мама. - У Ольги кривились губы, она с трудом сдерживала слезы.
- Может, ты скажешь, чтобы Игорь не ходил к нам?
- Нет!
- Подумай, Оля, так будет лучше.
- Нет! Нет! Нет! - истерично выкрикнула Ольга. - Пусть сплетничают, пусть шушукаются! Нарочно буду по улицам с ним ходить! При всех целоваться буду!
- Успокойся! - поднялась с кровати испуганная мать.
- Сами грязные, гадкие! Какое им дело до меня? Зачем они лезут в мою жизнь? Ох, как мне противно! - всхлипнула она, бросившись грудью на стол.
Все тело ее сотрясала нервная дрожь. Глядя на нее, беззвучно плакала и Наталья Алексеевна.
- Он ведь уехал, мама, уехал он, - бессвязно говорила Ольга. - До лета ведь он уехал!
- Не знала я, доченька!
- Игорь уехал, мама! - задыхалась она.
Наталья Алексеевна наливала из графина воду, стакан ходуном ходил в ее руке. Не спуская глаз с Ольги, шарила по столу, отыскивая пузырек с валерьянкой.
* * *
Пока Игорь находился в Одуеве, у Альфреда Ермакова неожиданно и круто изменилась жизнь. Для завершения диссертации ему не хватало материалов. Руководитель предложил поехать на год в Ленинград, поработать там младшим научным сотрудником.
Альфред снял маленькую комнату на улице Марата у немолодой одинокой вдовы. Комнатка оказалась очень тихой. Можно было спокойно отдыхать, работать по вечерам.
В научно-исследовательском институте, в который направили Ермакова, ему пришлось заниматься вопросами автоматизации производства. Альфред впервые столкнулся с практическим применением в технике высшей математики. Новое дело заинтересовало его. Мысли, не дававшие покоя в Москве, сами по себе отодвинулись на задний план, теперь ему просто не хватало времени размышлять о путях развития человеческого общества, искать правду и смысл жизни.
Возвращаясь из института, он покупал в магазине пачку папирос, колбасу и булку. Пожевав всухомятку, если вдова не предлагала чаю, садился за расчеты.
Рыхлая, болезненная и жалостливая хозяйка, которую все в квартире звали Сазоновной, первое время молчком приглядывалась к постояльцу, на кухне рассказывала соседям:
- Ох, наживет он себе чахотку, сердешный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235