А это угнетало…
Альфред прилег, в одежде, в сапогах на земляные нары. Он очень устал за этот день, вместивший в себя столько событий. Глядя на горящий провод, вдыхая вонючий дым, он думал, что правильно поступил, возвратившись к своим. Его главная задача заключалась сейчас в том, чтобы сидеть в блиндаже, прячась от немецких снарядов, самому стрелять в немцев, в общем делать все, чтобы убить как можно больше врагов и не пустить их в Ленинград. Это нужно ему самому, нужно тем людям, с которыми он сегодня встречался, нужно фронту и всей стране.
Всегда быть вместе с народом, чтобы его горе и радость стали твоим горем и твоей радостью; уметь подчинять свои личные стремления и желания общим целям, чтобы эти цели сделались для тебя самыми большими и важными, - может быть, это и есть та простая основополагающая истина, без которой жизнь человека и даже его смерть теряют всяческий смысл.
* * *
Игорю очень надоела его теперешняя должность. Вот уже больше месяца разъезжал он с шофером Гиви на агитмашине по пригородам. Утром развозили газеты, вечером показывали кинохронику в запасных частях и на формировочных пунктах. Не высыпались, провоняли оба бензином, намерзлись, застревая в пути. Но главное было не в этом. Оба не чувствовали удовлетворения от своей работы. Люди воевали, женщины - и те уходили на фронт, а они устраивали культмассовые мероприятия. Гиви ворчал, что зря связался с машиной. В ополчении сейчас был бы разведчиком, «рэзал нэмца», как он выражался.
В отделе кадров Главпура, куда сунулся Игорь, дали направление на медицинскую комиссию. Игорь направление порвал, а на комиссию не явился. Знал, что или положат долечиваться в госпиталь, или дадут отпуск месяца на три. Нога все еще продолжала его беспокоить, особенно если много ходил пешком.
После провала октябрьского наступления немцев жизнь в Москве вошла в нормальную колею. Людей в городе осталось значительно меньше, но продолжали работать заводы, учреждения, транспорт.
Не прекращались налеты фашистской авиации. Немцы, хотя и медленно, все еще продвигались вперед, бои шли в пятидесяти километрах от столицы. Но что-то неуловимо изменилось в обстановке, наметился какой-то перелом в настроении людей, крепло чувство уверенности. Отчасти это произошло потому, что фашисты вот уже полтора месяца напрягали под Москвой все силы и не могли взять ее. Повлияло и сообщение об успехе наших войск под Ростовом и Тихвином. Но была еще одна, наиболее важная причина, о которой люди только догадывались и которую Игорю довелось узнать совершенно неожиданно.
Несколько раз на квартиру Ермаковых заезжал полковник Порошин, справлялся, нет ли известий от Степана Степановича, читал письма, которые присылала из эвакуации Неля. Долгое время Игорю не удавалось застать полковника. И только в последних числах ноября они наконец встретились.
Прохор Севостьянович приехал вечером, одетый по-зимнему, в высоких валенках и в белом полушубке. Ввалился в квартиру веселый, с необычной для него шумливостью. Шофер его приволок целую кучу всякой снеди: колбасу, консервы, масло, бутылку водки. Раздеваясь, Порошин скомандовал Евгении Константиновне: «Накрывайте на стол». Старуха, бывало, и Степана Степановича никогда не слушалась, а тут сразу отправилась за тарелками.
Порошин коротко постригся, от этого еще более крупным и выпуклым сделался его лоб. В ватных брюках, в меховой телогрейке полковник выглядел здоровым и грузным. У него как-то подобрели глаза, в них теперь можно было смотреть, не испытывая желания отвести взгляд. А когда он прочитал письмо Нели, то совсем по-мальчишески развеселился, принялся помогать Евгении Константиновне.
За ужином Игорь пожаловался на свою судьбу. Прохор Севостьянович слушал, смеясь.
- Да, политрук, на газетах не отличишься… Помочь, что ли, в беде твоей?
- Мы с Гиви знаете как благодарны будем! Нам хоть куда, только бы выбраться!
- Вот она жизнь, политрук! - похохатывал полковник. - Одних силой на фронт пихают, а другие без знакомства попасть не могут… В этом деле могу тебе протекцию оказать - заберу к себе, так и быть!
То, чего Игорь не мог добиться за месяц, полковник сделал за десять минут. Прямо из квартиры позвонил по телефону, поздравил кого-то с повышением, кому-то передал привет, между прочим упомянул о Булгакове. А повесив трубку, сказал:
- Отправляйся утром в городской штаб обороны, там тебе приготовят направление. Забираю вместе с шофером и этим вашим агитдрандулетом… У меня сейчас такое дело, что ни в чем не откажут, - добавил он и тут же одернул себя: - Ну, хвастаю. Это от радости, политрук. Жизнь подходит хорошая…
Из Москвы выехали на следующий день. Прохор Севостьянович взял Игоря в свой «газик». Машина была старой конструкции, высоко поднятая на колесах; чихала, будто простуженная. Мотор тянул слабо. Продувало в ней изрядно. Игорь тер щеки, притопывал ногами. Порошин подремывал. Оживился он только тогда, когда свернули с магистрали на малоезженный проселок. «Газик» начал буксовать. Гиви, обидевшийся вчера на то, что полковник назвал его автобус драндулетом, теперь улыбался самодовольно. Проехал вперед и взял легковушку на буксир.
И справа и слева тянулся нетронутый лес. То темный ельник стоял обочь дороги плотной стеной - пересыпанные снежными блестками еловые лапы сплетались так густо, что взгляду невозможно было проникнуть за эту преграду. То высились прямые горделивые сосны, закрывая своими вершинами небо - в их тени голубыми казались сугробы. Округлые кусты можжевельника зеленели под белыми шапками, снег вокруг них был испещрен крестиками птичьих следов.
Сперва недоумевал Игорь, зачем завез его полковник в этакую глухомань. Дремучая чащоба, морозная пустыня, звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием деревьев да шорохом падающего с веток снега. Ни деревень, ни поселков. Казалось, нет тут ничего живого. Но чем дальше они ехали, тем лучше становилась дорога. Под деревьями, не выбегая на открытые места, перекрещивались многочисленные лыжни. Из-за кустов появлялись неожиданно красноармейцы в маскировочных халатах. Требовали предъявить документы. На какой-то поляне увидел Игорь множество танков, выкрашенных в белый цвет. Они стояли двумя рядами, накрытые сверху белой же сеткой.
Проехали пять, восемь, десять километров, и каждый раз, когда пристально вглядывался в лес, Игорь замечал что-нибудь новое: то группы бойцов, то орудия среди кустарника. В небольшой деревушке ржали лошади. Гуща березняка скрывала двуколки. По краю поляны горбатились занесенные снегом крыши землянок.
- Товарищ полковник, как же это так, а? - волнуясь, спросил Игорь. - Недавно мы с Гиви под Крюково ездили. Там каждый человек на счету, на каждую пушку молятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
Альфред прилег, в одежде, в сапогах на земляные нары. Он очень устал за этот день, вместивший в себя столько событий. Глядя на горящий провод, вдыхая вонючий дым, он думал, что правильно поступил, возвратившись к своим. Его главная задача заключалась сейчас в том, чтобы сидеть в блиндаже, прячась от немецких снарядов, самому стрелять в немцев, в общем делать все, чтобы убить как можно больше врагов и не пустить их в Ленинград. Это нужно ему самому, нужно тем людям, с которыми он сегодня встречался, нужно фронту и всей стране.
Всегда быть вместе с народом, чтобы его горе и радость стали твоим горем и твоей радостью; уметь подчинять свои личные стремления и желания общим целям, чтобы эти цели сделались для тебя самыми большими и важными, - может быть, это и есть та простая основополагающая истина, без которой жизнь человека и даже его смерть теряют всяческий смысл.
* * *
Игорю очень надоела его теперешняя должность. Вот уже больше месяца разъезжал он с шофером Гиви на агитмашине по пригородам. Утром развозили газеты, вечером показывали кинохронику в запасных частях и на формировочных пунктах. Не высыпались, провоняли оба бензином, намерзлись, застревая в пути. Но главное было не в этом. Оба не чувствовали удовлетворения от своей работы. Люди воевали, женщины - и те уходили на фронт, а они устраивали культмассовые мероприятия. Гиви ворчал, что зря связался с машиной. В ополчении сейчас был бы разведчиком, «рэзал нэмца», как он выражался.
В отделе кадров Главпура, куда сунулся Игорь, дали направление на медицинскую комиссию. Игорь направление порвал, а на комиссию не явился. Знал, что или положат долечиваться в госпиталь, или дадут отпуск месяца на три. Нога все еще продолжала его беспокоить, особенно если много ходил пешком.
После провала октябрьского наступления немцев жизнь в Москве вошла в нормальную колею. Людей в городе осталось значительно меньше, но продолжали работать заводы, учреждения, транспорт.
Не прекращались налеты фашистской авиации. Немцы, хотя и медленно, все еще продвигались вперед, бои шли в пятидесяти километрах от столицы. Но что-то неуловимо изменилось в обстановке, наметился какой-то перелом в настроении людей, крепло чувство уверенности. Отчасти это произошло потому, что фашисты вот уже полтора месяца напрягали под Москвой все силы и не могли взять ее. Повлияло и сообщение об успехе наших войск под Ростовом и Тихвином. Но была еще одна, наиболее важная причина, о которой люди только догадывались и которую Игорю довелось узнать совершенно неожиданно.
Несколько раз на квартиру Ермаковых заезжал полковник Порошин, справлялся, нет ли известий от Степана Степановича, читал письма, которые присылала из эвакуации Неля. Долгое время Игорю не удавалось застать полковника. И только в последних числах ноября они наконец встретились.
Прохор Севостьянович приехал вечером, одетый по-зимнему, в высоких валенках и в белом полушубке. Ввалился в квартиру веселый, с необычной для него шумливостью. Шофер его приволок целую кучу всякой снеди: колбасу, консервы, масло, бутылку водки. Раздеваясь, Порошин скомандовал Евгении Константиновне: «Накрывайте на стол». Старуха, бывало, и Степана Степановича никогда не слушалась, а тут сразу отправилась за тарелками.
Порошин коротко постригся, от этого еще более крупным и выпуклым сделался его лоб. В ватных брюках, в меховой телогрейке полковник выглядел здоровым и грузным. У него как-то подобрели глаза, в них теперь можно было смотреть, не испытывая желания отвести взгляд. А когда он прочитал письмо Нели, то совсем по-мальчишески развеселился, принялся помогать Евгении Константиновне.
За ужином Игорь пожаловался на свою судьбу. Прохор Севостьянович слушал, смеясь.
- Да, политрук, на газетах не отличишься… Помочь, что ли, в беде твоей?
- Мы с Гиви знаете как благодарны будем! Нам хоть куда, только бы выбраться!
- Вот она жизнь, политрук! - похохатывал полковник. - Одних силой на фронт пихают, а другие без знакомства попасть не могут… В этом деле могу тебе протекцию оказать - заберу к себе, так и быть!
То, чего Игорь не мог добиться за месяц, полковник сделал за десять минут. Прямо из квартиры позвонил по телефону, поздравил кого-то с повышением, кому-то передал привет, между прочим упомянул о Булгакове. А повесив трубку, сказал:
- Отправляйся утром в городской штаб обороны, там тебе приготовят направление. Забираю вместе с шофером и этим вашим агитдрандулетом… У меня сейчас такое дело, что ни в чем не откажут, - добавил он и тут же одернул себя: - Ну, хвастаю. Это от радости, политрук. Жизнь подходит хорошая…
Из Москвы выехали на следующий день. Прохор Севостьянович взял Игоря в свой «газик». Машина была старой конструкции, высоко поднятая на колесах; чихала, будто простуженная. Мотор тянул слабо. Продувало в ней изрядно. Игорь тер щеки, притопывал ногами. Порошин подремывал. Оживился он только тогда, когда свернули с магистрали на малоезженный проселок. «Газик» начал буксовать. Гиви, обидевшийся вчера на то, что полковник назвал его автобус драндулетом, теперь улыбался самодовольно. Проехал вперед и взял легковушку на буксир.
И справа и слева тянулся нетронутый лес. То темный ельник стоял обочь дороги плотной стеной - пересыпанные снежными блестками еловые лапы сплетались так густо, что взгляду невозможно было проникнуть за эту преграду. То высились прямые горделивые сосны, закрывая своими вершинами небо - в их тени голубыми казались сугробы. Округлые кусты можжевельника зеленели под белыми шапками, снег вокруг них был испещрен крестиками птичьих следов.
Сперва недоумевал Игорь, зачем завез его полковник в этакую глухомань. Дремучая чащоба, морозная пустыня, звенящая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием деревьев да шорохом падающего с веток снега. Ни деревень, ни поселков. Казалось, нет тут ничего живого. Но чем дальше они ехали, тем лучше становилась дорога. Под деревьями, не выбегая на открытые места, перекрещивались многочисленные лыжни. Из-за кустов появлялись неожиданно красноармейцы в маскировочных халатах. Требовали предъявить документы. На какой-то поляне увидел Игорь множество танков, выкрашенных в белый цвет. Они стояли двумя рядами, накрытые сверху белой же сеткой.
Проехали пять, восемь, десять километров, и каждый раз, когда пристально вглядывался в лес, Игорь замечал что-нибудь новое: то группы бойцов, то орудия среди кустарника. В небольшой деревушке ржали лошади. Гуща березняка скрывала двуколки. По краю поляны горбатились занесенные снегом крыши землянок.
- Товарищ полковник, как же это так, а? - волнуясь, спросил Игорь. - Недавно мы с Гиви под Крюково ездили. Там каждый человек на счету, на каждую пушку молятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235