Это у вас тут третья рота снег нюхала. Вон, гляди, раскачались, архангелы!
Игорь высунулся из траншеи. Было уже достаточно светло. За снежной пеленой, хоть и смутно, виднелась река с плывущими по ней плотами. К траншее, на крутой бугор, карабкались красноармейцы.
- Ох и накрутит Бесстужев хвост этим брюхолазам! - сказал Гришин. - Боялись сами-то переправу начать, нас ждали.
Вместе направились разыскивать старшего лейтенанта. Им попадалось много убитых, главным образом немцев. Бойцы сносили в одно место раненых, укладывали на площадке, где раньше стояли минометы.
Опустившись в овражек, увидели наконец Бесстужева. Он шел к реке, подталкивая стволом автомата немецкого фельдфебеля, высокого, без шинели и без пилотки. Ветер трепал светлые, соломенного оттенка, волосы немца, шевелил полы мундира с крестом и медалями на груди. Фельдфебель поворачивался, упирался, на ходу говорил что-то.
- Эгей, старший лейтенант, куда ты его волокешь? - крикнул Гришин.
- А вон к речке! - весело ответил Бесстужев. - Приятеля встретил из четвертой танковой… Я этих приятелей или землей кормлю или водичкой пою… Сейчас вернусь, подождите!
- Прикончит его, а? - спросил Игорь.
- А ты отвернись, - посоветовал Гришин. - Он других не трогает, только этих танкистов. Есть у него право такое.
* * *
Людей, которых немцы считали нужным привлечь к работе, обычно вызывали повестками в городскую управу. Там с ними беседовал бургомистр. А Ольгу Дьяконскую отвезли к самому коменданту. Приехал за ней маленький юркий унтер-офицер. Он, вероятно, был хорошо осведомлен, с кем имеет дело, так как сразу заговорил по-немецки. Ольга растерялась, засуетилась, собирая ребенка. Но унтер-офицер вежливо попросил оставить ребенка дома и пообещал не позже чем через час доставить ее обратно. Марфа Ивановна проводила Ольгу до машины, сунула в карман кусок сала, завернутый впопыхах в носовой платок.
Дьяконскую провели в большой, обставленный мягкой мебелью кабинет. Здесь стойко держался запах хороших духов. Из радиоприемника тихо звучала музыка. Встретил Ольгу высокий обер-лейтенант в сером мундире. Белокурые волосы его аккуратно причесаны, светлые глаза имели какой-то розоватый оттенок, как это бывает у кроликов. Офицер был бы привлекателен, если бы не слишком большой нос с тонкой кожей, который казался распухшим. Можно было подумать, что у офицера насморк.
Обер-лейтенант предложил сесть в кресло, протянул сигарету. Ольга отказалась Тогда немец без обиняков приступил к делу. Он, Фридрих Крумбах, комендант города, решился побеспокоить ее по следующим причинам. В комендатуре все известно о ней. Она приехала сюда из Москвы. Ее отец, генерал Дьяконский, боролся с большевиками и был расстрелян. А семья подверглась репрессиям.
В этом месте Ольга перебила Крумбаха.
- Отец сам был большевиком. Коммунистом, - подчеркнула она.
- Но его казнили. Значит, он выступал против власти?
- Мне неизвестно, против чего он выступал. И вообще это наши внутренние противоречия. Какое вам дело до них?
Ольга уже начала догадываться, зачем понадобилась немцам. И сейчас знала, что в любом случае она все равно заявила бы, что отец - убежденный коммунист. Вера в это была единственным источником, из которого она могла черпать силы для себя.
Обер-лейтенант сказал, что в конечном счете его мало интересуют мотивы, но факт есть факт. Он счастлив, что беседует с дочерью генерала, труды которого хорошо известны немцам. Лично сам он читал несколько статей генерала Дьяконского, в которых говорилось о массированном использовании бронетанковых сил. Кстати, Дьяконский был сторонником как раз той теории, которую создал Гейнц Гудериан: сам Крумбах имеет честь служить под командованием этого полководца.
Тут Ольга снова прервала обер-лейтенанта:
- Вы, вероятно, недостаточно осведомлены, а я хорошо знаю этот вопрос. Я много переводила отцу с немецкого, и в том числе написанное Гудерианом. Мой отец развил теорию массированного использования танков на шесть лет раньше Гудериана. Вряд ли вам известно, что во французской военной печати в ту пору была целая дискуссия. Там не одобрили новой теории, но пальма первенства была присуждена моему отцу.
- Не будем спорить, - вежливо улыбнулся Крумбах. - Мы отклонились от дела. Я уполномочен предложить вам сотрудничать с нами.
- В чем?
- Первое время будете работать переводчицей. Нам очень нужна хорошая переводчица. Но это только начало, - многозначительно произнес Крумбах.
- Я отказываюсь.
- Почему?
- Хотя бы потому, что у меня месячный ребенок.
- О, нам известно. Работа не будет отнимать много времени.
- Мой муж, отец моего ребенка, - политрук Красной Армии! - вызывающе сказала Ольга.
- И это мы тоже знаем. Но отец у вас был один, а мужей может быть много… Нет, нет, не обижайтесь, такова жизнь. Кроме того, извините меня, по нашим сведениям, этот политрук не является вашим законным супругом. Он просто… В общем для нас это не имеет значения… И не краснейте, пожалуйста, - засмеялся он. - Смущаясь, вы делаетесь неотразимой.
- Постарайтесь обойтись без затасканных комплиментов. - Ольга отвернулась, чувствуя, что теряет уверенность. Немец, может и не сознавая того, затронул ее больное место. - Я люблю мужа, и этого достаточно.
- Это ваше дело. Вы первая заговорили об этом, и я ответил. Еще раз предлагаю сотрудничать с нами. Не торопитесь с отказом, подумайте о последствиях и для себя, и для ребенка. Мы пришли навсегда. Рано или поздно вам придется выбирать: за или против. А это равносильно выбору между жизнью и смертью… Вы можете сделать успехи, большие успехи. Вы нужны нам.
- Я все поняла. Можно идти? - поднялась Ольга.
- Вы будете думать?
- Сомневаюсь.
- Подождем. Я вызову вас через неделю. Обер-лейтенант надел фуражку, намереваясь проводить Дьяконскую.
- Пожалуйста сюда, - предложил он, коснувшись ее руки, и вдруг спросил совсем другим голосом, мягко и заискивающе: - Вы не откажетесь как-нибудь поужинать со мной?
Ольга вздрогнула. В глубине души она со страхом ожидала подобного предложения.
- Нет, нет, - торопливо заговорил Крумбах, заметивший ее испуг. - Вы не поняли меня, совсем не поняли… Просто поужинать. Здесь тупеешь, в этой глуши, а вы такой интересный собеседник. Нам найдется о чем поболтать. Неужели вы верите, что все немецкие офицеры - подлецы и разбойники?
- Может быть, и не все.
- Уверяю вас. В наших войсках негодяев не больше, чем в других армиях мира. Кстати, наша пропаганда тоже готова утверждать, что коммунисты едят детей, слегка поджарив их на костре.
- Вы слишком откровенны со мной, - сказала Ольга. - Смотрите, не ошибитесь.
- Нет, я достаточно хорошо знаю людей. Я даже знаю, что через неделю вы не согласитесь работать у нас. Скажите, я прав?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235