Ее уже не было видно, вся она превратилась в огромный, пылающий ярко костер.
Бесстужев, вскинув на бруствер ручной пулемет, стрелял по немецкой пехоте. Виктор руками откапывал человека на дне траншеи. Очистил лицо - старшина Мухов! Гусеница зацепила его голову.
- Бутылку! Бутылку! - кричал Патлюк.
Виктор выпрямился. Танк, прорвавшийся в тыл, теперь полным ходом мчался назад, пытаясь сбить метавшееся над башней пламя. В него кидали бутылки, но все мимо. Виктор - прыжком наверх. Размахнулся тяжелой связкой гранат, бросил, целясь в блестящую ленту гусеницы, и в ту же секунду, сбитый сильным толчком, опрокинулся навзничь. Упал на мягкую землю. Боли не чувствовал, но пошевелиться не мог. С удивлением смотрел в прозрачное небо. Над ним склонился Бесстужев, финкой распарывал гимнастерку. Горячая струя потекла по спине.
- Куда? - шепотом спросил Виктор.
- В бок, сквозное, кажется, - бормотал Бесстужев, зубами разрывая индивидуальный пакет. - Только кровь остановить бы…
Капитан Патлюк побежал по траншее влево. Бесстужев, перевязывая, смотрел ему вслед, бинт накладывал торопливо и неумело. Закончив перевязку, схватил автомат Дьяконского.
- Потерпи, Витя!
Выпрыгнул из траншеи и скрылся. Дьяконский, цепляясь за стенки окопа, встал на ноги. И перед траншеей и сзади нее горела жидкость из разбившихся на земле бутылок. Много их накидали впопыхах. Низко висел маслянистый коптящий дым, лицо обдал смрадный горячий воздух; отвратительно пахло тухлыми яйцами.
Виктор с трудом повернулся. Метрах в тридцати от него стоял танк, уткнувшись носом в окоп и задрав корму. Там сновали люди, но за дымом нельзя было разглядеть, что они делают. Языки пламени ползли по земле, подбираясь все ближе к траншее Дьяконского. Он подумал: сможет ли уйти, если огонь подберется вплотную? Сделал шаг - и сел, придавленный болью. Оперся руками о кучу земли, из которой виднелась запрокинутая голова Мухова с засыпанными песком глазами. И стало Виктору очень жалко себя, потому что бросили его тут без помощи. Что он будет делать, если вспыхнет горючая жидкость, разлитая на краю траншеи? Или, еще хуже, немцы придут сюда?
В карманах - ни одной гранаты. Стрелять из пулемета не хватит сил, автомат унес Бесстужев. Он, тихо выругавшись, вытянул поудобней ноги и тут вспомнил, что в сапоге у него - старая отцовская бритва. Взял ее дома, когда ездил в отпуск: отличная была сталь. Служила отцу с гражданской войны. И не сточилась.
Теперь Виктор был спокоен. В плен он не попадет, не будет нового позора ни ему, ни семье. У него хватит мужества полоснуть по горлу. Всего один раз.
Виктор дотронулся до лица Мухова. Знал, что старшина мертв. В черепе глубокая вмятина, в которую вдавились волосы, смешанные с землей. Но хотел убедиться окончательно. Лицо старшины было холодное, твердое. Поднес ладонь к губам - дыхания не почувствовал. Ну что же, значит, нету больше бравого помкомвзвода, знатока службы. А мечтал парень работать в газете, на досуге писал химическим карандашом куцые заметки. И если доводилось получать за них гонорар, накупал папирос, делил на весь взвод…
В траншею спрыгнул Бесстужев.
- Пришел? - обрадованно улыбнулся Виктор. - Отбили, да?
- Четвертая, точно! - булькающим злым смехом засмеялся Бесстужев. - Верно, Витя, четвертая танковая дивизия возле Столбцов проходила. Немец живой из машины вылез. Говорил с ним. Столбцы помнит. Мир помнит, а как женщину задавил - этого он не помнит! А может, не понял меня, ведь мы больше на пальцах…
- В штабе допросят.
- Весь штаб тут. Допрашивать некому… А немец, - Бесстужев нехорошо усмехнулся, на лбу дергалась кожа, - его уже на том свете допрашивают.
- Убили?
- А что, по-твоему, в безопасное место его отсюда уводить? Фашиста от фашистских бомб прятать? Конвоира ему выделять? Своих раненых в тыл вынести некому, понял? Тебя некому вынести. Патлюк за бутылками пошел, а я обязан тут быть… И тылы наши неизвестно где. Говорят, что за рекой уже. А на этом берегу только перевязочный пункт.
- Я останусь, - сказал Виктор. - Ты поднимешь меня, я из автомата стрелять буду.
- Ладно. Захаров тоже остался. В горло ранен. Давай-ка бинт закручу покрепче. - Бесстужев прислушался. - А, черт, опять бомбить будут. Опять летят.
- Ложись рядом. Цигарку сверни мне, - попросил Виктор. - Рефлекс у меня выработался, не могу без курева бомбежку переносить…
Капитан Патлюк, захватив с собой первого подвернувшегося бойца, бежал в это время вниз по склону холма, к складу боеприпасов. Когда появились самолеты - не остановился. Красноармеец хотел было лечь, но Патлюк так двинул его в бок кулаком, что боец вскрикнул и понесся еще быстрей. Вой бомбы оборвался раздирающим треском, Патлюка хлестнуло сзади воздушной волной. Он упал, проехал несколько метров на животе, ободрал нос и лоб. Сел, вытирая рукавом кровь. Красноармеец, свалившийся рядом, не двигался. Вытянутые вперед руки судорожно царапали землю, Патлюк перевернул его: лицо белое, глаза закрыты.
Побежал дальше один. Надо было обязательно принести бутылки до новой атаки. Если не успеет - танки прорвутся к реке, их никто не удержит. А завтра немцы будут уже в его селе…
Склад боеприпасов помещался в глубокой щели, прикрытой сверху настилом бревен. Рядом в воронке - человек десять раненых. Начальник склада перевязывал их вместе с санинструктором. Патлюк сбежал вниз по крутым ступеням. Бомбежка продолжалась. Даже тут сыпалась со стен земля. Капитан схватил ящик, с трудом поднял его. При тусклом свете, косо пробивавшемся через маленькое окошко в потолке, увидел в дальнем конце щели человека. Крикнул:
- Эй ты, помоги!
Человек сидел сгорбившись, спиной к Патлюку, и даже не шевельнулся.
- Иди сюда! - заорал Патлюк. - Я тебе говорю, черт глухой. Иди, ну! Застрелю, сволочь!
Полез через ящики с патронами, вцепился человеку в плечо, повернул рывком и отпрянул; на земляной лавке сидел Горицвет.
- Ты? Микола?! Ранен?
- Нет… Нога подвернулась, - бормотал Горицвет, отводя глаза. - Ходить не могу… Вот сижу… Боеприпасы тут… Выдаю.
- Выдаешь?
По его жалкому виду, по бессвязным словам Патлюк понял все. На долю секунды вспыхнуло в памяти только что пережитое: хрипящий Захаров с распоротой осколком шеей, артиллерист-политрук, расплющенный гусеницей возле пушки, Бесстужев с трясущимся в руках пулеметом.
- Они там! Мы там… - кричал он, охваченный бешенством, теряя контроль над собой. - Ты тут! Угрелся! Иди! - поволок он Горицвета к выходу.
- Не пойду! Не имеешь права! - отбивался тот. - Бомбят ведь! Убить могут!
- А других не убьют! А другие хуже тебя!
- Прошу, подожди! - вцепился в дверь Горицвет.
Но капитан сапогом ударил по его руке.
- Ты чему нас учил? Ты этому нас учил?! Иди насмерть стоять! Иди, сволочь, за Сталина помирать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235