Это совершенно очевидно. А люди могут не понять, что лучше пожертвовать батареей, чем полком. И к тому же каждому своя жизнь дорога, своя рубашка ближе к телу. Скажут, что приказ предательский и не станут выполнять!
- Крайности, младший политрук, крайности. Командир прикажет, комиссар подтвердит, разъяснит людям…
- А если комиссара нету, тогда что? - спросил Виктор. - Получается, что командирам нельзя доверять?
- Доверяй, но проверяй, - многозначительно произнес Горицвет любимую свою фразу.
- Тебе что, Дьяконский, тебя в роте давно знают! - крикнул кто-то сзади. - А у нас мобилизованные, народ сбродный.
- А мобилизованные хуже, что ли? - обиделся пожилой командир-запасник, - Все мы люди советские.
- Тише! - прервал Горицвет. - Задавайте вопросы по порядку.
Но вопросов больше не было. Командиры разошлись, разбившись на группы. Виктор возвращался вместе с Бесстужевым. На шаг сзади почтительно держался старшина Черновод.
- Довоевались, - сердито ворчал Бесстужев. - Единоначалие отменили. Теперь приказ этот. Скоро командиров ни в грош ставить не будут.
- Как тебе сказать, - задумчиво произнес Виктор. - Рациональное зерно я вижу. Плохие командиры скорее отсеются. Раньше только сверху контроль был, а теперь еще и снизу будет.
- Э, да мне-то что, - махнул рукой Бесстужев. - По мне, Витя, все едино: хоть в лоб, хоть по лбу. Устал я.
- А о батальоне кто думать будет?
- Не цепляйся. Свое дело я делаю. Зайдем, что ли, ко мне, зробым по чарци, как, бывало, в Бресте у нас говорили.
- Нет.
- Ну, не хмурься, - хрипло засмеялся Бесстужев. - Я много пить не буду. А часа через два к тебе загляну. Пойдем со мной, - добавил он, обращаясь к Черноводу.
Старшина шумно втянул большим губчатым носом воздух. Не выдержав укоризненного взгляда Дьяконского, виновато потупился. Заметив, что старшина колеблется, Бесстужев погрозил Виктору пальцем.
- Не смущай человека… Шагай, шатай, - подтолкнул он Черновода. - Ты что, хочешь, чтобы комбат в одиночку пил? В одиночку только алкоголики пьют. А я не хочу алкоголиком быть.
Старшина, который и вообще-то не привык отказываться от чарки, был окончательно убежден таким веским доводом и незамедлительно шмыгнул в калитку.
Дьяконский отправился дальше один. В центре села изредка рвались мины, немцы вели беспокоящий огонь.
Справа, на участке Патлюка, потрескивали далекие выстрелы. Виктор размышлял о сегодняшнем приказе и о предстоящем ночью отходе. Соображал, что делать с обувью. У многих красноармейцев развалились ботинки. Надо было найти сапожника…
Раньше он жил в постоянном нервном напряжении, болезненно реагировал на малейшую обиду, на малейшее подозрение. А теперь все это казалось ему пустым и мелким.
Жизнь воспринималась теперь в двух масштабах. Один был огромен: беспокойство за свою страну, чувство ответственности перед ней. А второй малый: забота о насущных делах своей роты, о патронах, о каше, об отдыхе красноармейцев. Между этими масштабами не оставалось места для своего «я». У Виктора исчезла мучительная раздвоенность. Ему были безразличны косые взгляды Горицвета, ему было все равно, что думают начальники о его прошлом. Ему доверили роту, и он был рад этому. Но если бы снова стал рядовым красноармейцем, то не испытал бы большого огорчения. Главного доверия - защищать Россию - его никто не смог бы лишить. Он имел такое же право, как и все, сражаться с врагами своей страны. И он внутренне был горд тем, что ни разу не струсил в бою, что не ищет тихого местечка, а наоборот, первым вызывается идти туда, где опасно.
* * *
Захаров целый день провел в штабе армии. Договорился о пополнении, о доставке боеприпасов. Собирался уже уезжать, когда его попросил зайти к себе полковник из Особого отдела. Полковник не раз бывал в хозяйстве Захарова, они встречались на совещаниях и были, что называется, на короткой ноте. Но на сей раз полковник вел себя сдержанно. Кабинет его находился в помещении районного отделения милиции. Комната была сумрачная, с низким потолком. Мебели в ней - массивный стол, два стула да несколько сейфов возле стены.
Полковник запер дверь на ключ. Это насторожило Захарова. Хоть и не чувствовал за собой никакой вины, знал, что это учреждение не из приятных. Полковник, перехватив взгляд Захарова, улыбнулся.
- Не хочу, чтобы нам мешали.
- А что случилось?
- Потолковать надо, - уклонился от прямого ответа полковник, щуря глубоко запрятанные глаза.
Нельзя было понять, что они выражают. По возрасту, полковник был не старше Захарова, но голова у него вся седая, лишь спереди пробивались кое-где темные прядки волос. У него не было левой руки, и, может быть, поэтому грудь с двумя орденами боевого Красного Знамени казалась непропорционально широкой.
Он открыл ящик, вытащил серую папку, бросил ее на стол. Произнес иронически:
- Видишь, дело на тебя пришлось завести.
- В преступники угодил? Вот уж и не думал, и не мыслил!
- Ты только не ершись, Захаров, - дружелюбно сказал полковник. - Давай спокойно посмотрим, что к чему. Дела ведь тоже разные бывают. Тут вот на тебя сигналы поступили, а по-простому оказать, - доносы. Мы и сами разобрались, но мне кое-что уточнить надо, прежде чем начальству докладывать.
- Спрашивайте.
- Тут вот сообщают, что ты якобы приказ товарища Сталина не выполняешь. Отступая, не уничтожаешь мосты. Конкретный пример приводится - мост на Проне.
- Где? На Проне? - припомнил Захаров. - Да там мостишко-то дерьмовый был, на соплях держался. Танк по нему не пройдет.
- Мостишко, может, и дерьмовый, а подкладку подвели политическую. Опытный гражданин писал, знает, как такие бумаги составлять надо. Тут вот оказано, что через этот мостишко немецкие мотоциклисты к тебе в тыл проскочили и вызвали панику. Было?
- Было.
- Вот видишь, - удовлетворенно улыбнулся полковник. - Знающий гражданин бумажку писал. Умеет к каждому кушанью подобрать нужный соус.
- Просочилась разведка, - сказал Захаров. - Шесть или восемь мотоциклистов. Их тут же и прикончили. А мост мы не трогали, через него на восток беженцы и стада шли. Мы еще за этот мост бой немцам дали, уничтожили несколько танков. Даже в газете про нас писали.
- Знаю, - кивнул полковник. - Я вырезку из газеты положил в папку как документ. Ну, а мост-то вы все-таки взорвали или нет?
- Взорвали!
- Точно помнишь?
- Люди живы, которые это своими руками сделали.
- Ну, хорошо. Еще имею к тебе такой вопрос: ты что это пораженческие настроения распространяешь?
- Вздор! - сказал Захаров. - Это чистейшая клевета. Как я могу распространять такие настроения, если сам уверен, что через год, через два, пусть через три года, но мы в конце концов победим?
- Вот-вот, через три года, - недовольно поморщился полковник. - Зачем ты в такие разговоры пускаешься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235