Она старалась убедить себя, что Матвей увезет ее на Дальний Восток. Но если он оставит, ее тут? Как она будет смотреть людям в глаза? И вдруг окажется, что у нее ребенок? Что тогда делать?.. Нервы ее были настолько взвинчены, что она даже не легла спать после бессонной ночи. Растерянная, разбитая физически, она сидела за машинкой, пытаясь работой заглушить горькие мысли.
Мать плакала, закрывшись в своей комнате, ругала себя за то, что не уберегла Ольгу. Случись такое с другой девушкой, об этом посудачили бы неделю и забыли. А Дьяконские всегда вызывали особое любопытство. О том, что произошло с Ольгой, будут теперь помнить долго…
* * *
Свои переживания были и у Ракохруста. Протрезвившийся к вечеру, Пашка жалел, что всем встречным и поперечным рассказывал о Дьяконской. Боялся прослыть среди ребят трепачом. На Игоря Булгакова затаил злобу и решил рано или поздно отомстить этому желторотому птенцу.
Игорь после сна чувствовал себя мерзко. Его тошнило, мучила изжога. Предстоял тяжелый разговор с матерью и отцом. Но самое главное, самое страшное - Ольга теперь была потеряна навсегда.
И еще один человек страдал в этот вечер. В маленькой комнате, в Стрелецкой слободе, лежа на кровати, тихо плакала Настя Коноплева. Она пришла в лес пешком издалека, из пионерского лагеря, надеясь увидеть Игоря. В лесу она узнала о драке. Насте было очень обидно и за Игоря и за себя.
Вечером, после чая, Славку и Людмилку сразу отправили спать. В столовой закрыли окна. Игоря выпроводили за дверь.
Бабка, сгорбившись, сидела возле остывшего самовара. Суровым полотенцем, переброшенным через плечо, перетирала посуду. Григорий Дмитриевич, кряжистый, плотный, с красной короткой шеей, стоял у печки, прислонившись шиной к белым изразцам, набивал табаком трубку. Ворот гимнастерки расстегнут - по старой привычке носил он военную форму. На лице и на гладко выбритой голове выступили капельки пота.
Антонина Николаевна резко отодвинула стул, встала.
- Вот вырастили оболтуса… Весь город о его подвиге говорит.
- Неприятно, что инцидент произошел из-за Дьяконской, - отозвался Григорий Дмитриевич.
- Ну, это как раз несущественно. Думаю, никому в голову не придет искать в драке политические мотивы.
- Бее может быть, Тоня… Впрочем, драка - это естественная вещь. - Григорий Дмитриевич затянулся, в трубке затрещало, захлюпало. - Все мы в молодости немножко петухи… Издержки возраста, да.
Антонина Николаевна неопределенно хмыкнула, спросила:
- Ты собираешься его защищать?
- Нет. Мальчишка был пьян.
- Так уж и пьян, - обронила Марфа Ивановна.
- От него пахло водкой, этого достаточно. Беспрецедентный случай. - Григорий Дмитриевич любил употреблять мудреные словечки, угнетающе действовавшие на Марфу Ивановну. - У мальчишки экзамены на носу, а он амурничает, целыми днями курсирует неизвестно где.
- Учит… Я ведь вижу.
- Мама, не оправдывай, - вмешалась Антонина Николаевна.
- Да я молчу… Только учит он.
- Надо, Тоня, принять решительные меры. И прежде всего - изолировать его от теперешней обстановки.
- Что ты предлагаешь?
- Отправить в Стоялово, к Ивану.
- Да, маленькие детки - маленькие бедки, а большие детки - большие бедки! - вздохнула бабка. - Давно ли было - крапивой пригрозишь Игорьку - и ладно все!
- Не грозить, стегать его надо!
- Теперь поздно - за девками бегает, - улыбнулся размякший после чая Григорий Дмитриевич, - крапива не поможет.
- У тебя игривое настроение?! Не понимаю, - возмущенно пожала плечами Антонина Николаевна.
- Что же теперь - слезы лить? Перемелется - мука будет. А ты не возмущайся, Тоня. Дело обговорили, все ясно.
- Звать его, что ли? - заторопилась бабка, радуясь, что разговор кончается мирно.
Игорь вошел в комнату медленно. Остановился в темном углу. Антонина Николаевна надела пенсне. Отец старательно хлюпал трубкой, раскуривая.
- Игорь, - толос матери сух и строг. - Ты понимаешь, что ты сделал?
- Угу. Подрался.
- Боже мой, и ты так спокойно говоришь об этом. - Ведь ты не мальчик, взрослый человек. Отец, слышишь?
- Слышу… Пьяный был?
- Нет, папа. Я уже лотом выпил.
- Все равно. Это плохо.
- Я знаю.
- Ну, а Пашке-то здорово досталось?
- Порядочно, - улыбнулся Игорь.
- Отец, о чем ты говоришь! - возмутилась Антонина Николаевна. - Мама, ты только послушай: они обсуждают, кому больше досталось. Да вы понимаете, с какими глазами я завтра на улицу выйду? Я воспитываю детей в советской школе. А мой собственный сын дерется из-за девчонки, пьет водку, идет через весь город в синяках…
- Но ведь это же я, а не ты, - возразил Игорь. - Я и в ответе.
- Молчи, негодяй! Вот уж не думала, что у меня растет такой эгоист!
Игорь низко опустил голову. Ругань - не деловой разговор, тут не ответишь.
- Ну, вот что, - произнес Григорий Дмитриевич. - Завтра ты едешь к дяде Ивану. Будешь жить там до экзаменов.
- К дяде Ивану? Но как же…
- Все. Без возражений. Возьмешь с собой учебники. Хватит баклуши бить. А теперь отправляйся спать.
Игорь шагнул к двери, но мать остановила его.
- Ты обещаешь, что это не повторится?
- Постараюсь.
Выбравшись из комнаты, Игорь облегченно вздохнул. Будто гора с плеч. Разговор оказался не очень страшным. Ехать к дяде Ивану - не так уж плохо. Надо же в конце концов и позаниматься.
Он вышел во двор. Ночь была прохладной и звездной. В тишине слышалась далекая песня: наверно, в роще за слободой гуляли девчата. Недовольно бормотали что-то сонные грачи в гнезде на верхушке березы.
- В ссылку, значит, - оказал себе Игорь. - В Сибирь, на каторгу… Ну, это ничего, могло быть и хуже. Надо только ребят предупредить, чтобы проведать пришли.
* * *
Между лесом и деревней протянулся по косогору колхозный сад. Длинными шеренгами стоят яблоньки на белых от известки ногах. В верхней части сада, что ближе к лесу, - ряды аккуратно подстриженных кустов крыжовника. Среди кустов шалаш сторожа, деда Сидора. Старик въедливый, ко всем цепляется, всех поправляет, и за это кличут его по-уличному Крючком. Прозвище это прилипло к деду давно, никто не помнит его настоящую фамилию. Известна она только в сельском Совете.
В саду дед Крючок обосновался прочно, перетащил в шалаш дерюгу для подстилки, тулуп, медный котелок. Держа под мышкой старую берданку, заряженную солью, несколько раз в сутки обходил свои владения. Мальчишки боялись его - дед стрелял, не предупреждая.
Днем старик поправлял чучела, смотрел, не завелась ли вредная гусеница. Вечером рано ложился спать. До полуночи сад стерег Иван Булгаков. У него маленький шалаш в том конце яблоневых посадок, который почти вплотную примыкает к деревне.
Прожив в Стоялове двое суток, Игорь пошел на дежурство с дядей Ив алом. Прихватили с собой чайник. Пока Игорь бегал к ручью за водой, дядя Иван развел костер, воткнул в землю палки-рогульки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235