– Давай сменим тему, – предложил я.
– Давай. Как там Люмен?
– Все такой же чокнутый.
– А Мариетта? У нее все хорошо?
– Замечательно.
– Она, как обычно, влюблена?
– Сейчас нет.
– Передай ей, что я про нее спрашивал.
– Всенепременно передам.
– Я всегда был к ней привязан. Знаешь, во сне я частенько вижу ее лицо.
– Она будет польщена, когда я скажу ей об этом.
– Тебя я тоже вижу во сне, – сообщил Галили.
– И просыпаешься, скрежеща зубами и изрыгая проклятия, – подсказал я.
– Нет, брат, – покачал он головой. – Это приятные сны. В них мы все вместе, а этой ерунды словно и не бывало.
Слово «ерунда» странно прозвучало в его устах, к тому же в нарочитой пренебрежительности подобного определения было что-то оскорбительное. Я не смог удержаться от комментариев.
– Может, для тебя это и ерунда, но для всех нас это слишком серьезно.
– Я не хотел...
– Все, что ты хотел, Галили, – это отправиться на поиски приключений. И я уверен, ты пережил немало увлекательных минут. И даже часов.
– Меньше, чем ты думаешь.
– Ты пренебрег своими обязанностями, – не унимался я. – Обязанностями старшего сына. Ты должен был показать пример остальным, но тебя волновали только собственные удовольствия.
– С каких это пор жить в свое удовольствие стало преступлением? – поинтересовался Галили. – К тому же, брат, это у меня в крови. Такая уж мы сластолюбивая семейка. Все чересчур охочи до наслаждений.
Мне нечего было возразить. Наш отец с ранних лет стремился всеми возможными способами ублажить свою чувственность. В одном исследовании по антропологии я обнаружил историю его первого сексуального подвига, изложенную курдскими пастухами. Они утверждают, что все семнадцать старейшин, от которых ведет свое начало их племя, были зачаты моим отцом в то время, когда он еще не умел толком ходить.
Галили продолжал:
– Моя мать...
– Что ты хочешь узнать о ней?
– Она здорова?
– Трудно сказать, – пожал я плечами. – Я ее слишком редко вижу.
– Это она тебя исцелила? – спросил Галили, взглядом указывая на мои ноги. Во время нашей последней встречи я был прикованным к креслу калекой, что, правда, не помешало мне обрушить на него всю свою ярость.
– Она сказала бы, что мое выздоровление – наша общая заслуга.
– На нее непохоже.
– Она стала мягче.
– И даже может простить меня?
Я не стал отвечать на этот вопрос.
– Твое молчание означает «нет», так надо понимать?
– Возможно, будет лучше, если ты сам спросишь у нее об этом, – осторожно предложил я. – Если хочешь, я могу ее подготовить. Рассказать, что видел тебя. Передать наш разговор.
В первый раз за время всей нашей встречи призрачный образ Галили несколько изменил свою консистенцию. Изнутри его наполнило свечение, сделавшее его темный силуэт ярким и отчетливым. Теперь я мог различить каждый изгиб его тела, пульсирующую на шее жилку и очертания рта.
– Ты мне поможешь? – спросил он.
– Конечно.
– Я думал, ты меня ненавидишь. У тебя на это немало причин.
– Я никогда не испытывал ненависти к тебе, Галили. Клянусь.
Теперь свет излучали и его глаза, потоки света струились по его щекам.
– Господи, брат... – тихо сказал он. – Как давно я не плакал.
– Неужели возвращение домой так много для тебя значит?
– Я хочу, чтобы она меня простила, – признался Галили. – Больше всего на свете мне нужно ее прощение.
– Я не могу просить этого за тебя.
– Знаю.
– Все, чем я могу тебе помочь, – это сказать Цезарии, что ты хочешь с ней встретиться, и потом передать тебе ее ответ.
– Это больше, чем я мог ожидать, – сказал Галили, вытирая слезы тыльной стороной ладони. – Не думай, что я забыл о своей вине перед тобой. Забыл о том, что и у тебя мне следует просить прощения. Твоя прекрасная Чийодзё...
Я вскинул руки, останавливая его.
– Будет лучше, если мы не...
– Прости.
– В любом случае, тебе не за что просить прощения, – сказал я. – Мы оба виноваты. И, поверь мне, я совершил не меньше ошибок, чем ты.
– Я в этом не уверен, – пробормотал Галили, и в словах его мне вновь послышалась печаль, которую я различил в самые первые минуты нашей встречи. Он себя ненавидел. Бог свидетель, как он себя ненавидел!
– О чем ты думаешь? – неожиданно спросил Галили.
Вопрос застал меня врасплох.
– Так, – пробормотал я. – О всяких пустяках.
– Ты думал о том, что я смешон.
– Что?
– Ты прекрасно слышал, что я сказал. Ты думал, что я смешон. Воображал, как я шатаюсь по миру черт знает сколько лет и трахаюсь со всеми подряд. Что еще? Ах да, что я так и не повзрослел, что у меня нет сердца и что я тупица. – Он уперся в меня своими источающими холодное сверкание глазами. – Что же ты молчишь? Я все сказал за тебя. Тебе осталось лишь признать мою правоту.
– Хорошо, кое-что ты угадал. Я действительно считал тебя равнодушным. Я даже собирался написать, что ты был бессердечным...
– Написать? – перебил он. – Где?
– В книге.
– В какой книге?
– Я пишу книгу, – сообщил я, почувствовав прилив гордости.
– Книгу обо мне?
– Обо всех нас, – уточнил я. – О тебе, обо мне, о Мариетте, о Забрине и Люмене...
– И о матери с отцом?
– Конечно.
– А они знают, что ты о них пишешь? – Я молча кивнул. – Ты собираешься рассказать всю правду?
– Моя книга – это не роман, так что вымыслу там не место, – сказал я. – И по мере своих скромных возможностей я буду придерживаться истины.
Галили замолчал, размышляя над услышанным. Моя новость его здорово обеспокоила. Вероятно, он опасался, что я сниму покров с некоторых его тайн или уже сделал это.
– Предугадывая твой следующий вопрос, сразу сообщаю, что моя книга посвящена не только нашей семье, – сказал я.
Судя по выражению лица Галили, я угадал причину его беспокойства.
– Так вот почему я оказался здесь.
– Возможно, – кивнул я. – Я много думал о тебе, и мои мысли...
– Как она называется? – резко перебил Галили. Я устремил на него недоумевающий взгляд. – Как называется твоя книга, придурок?
– О... я уже перебрал великое множество названий, – тоном завзятого литератора изрек я. – Но пока что ни на одном не остановился.
– Мне ведь известны многие подробности, которые пригодились бы тебе.
– Я в этом не сомневаюсь.
– И без этих подробностей тебе никак не обойтись. Иначе твоя книга не будет правдивой.
– Без каких подробностей? Например?
– А что я с этого буду иметь? – лукаво улыбнулся он. В первый раз за всю нашу беседу он напомнил мне прежнего Галили, самовлюбленное создание, чья уверенность в собственном обаянии была воистину безграничной.
– Я собираюсь поговорить про тебя с мамой, забыл?
– И ты думаешь этой небольшой услугой отплатить мне за все бесценные сведения, которыми я располагаю? – ухмыльнулся он. – Нет уж, братец. Моя помощь стоит большего.
– Чего же ты хочешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208