Нет, имя его, равно как тайна происхождения, отныне не потревожат ее ум в минуты досуга, ибо он исчез из ее жизни, скорее всего, навсегда. А поскольку обратного пути у них нет, то нет и никакой возможности встретиться, разве что на том злосчастном перекрестке, где его путь пересечется с извилистой дорогой семейства Гири, идти по которой ей теперь было запрещено. Рэйчел, как и Галили, тоже стала изгоем. Только он был в море, а она – на Пятой авеню, он – в одиночестве, а она среди толпы, но оба они пребывали в изгнании.
Прогулка пробудила аппетит, и Рэйчел зашла позавтракать в небольшой итальянский ресторан, где ей не раз случалось бывать с Митчеллом. Она думала съесть какой-нибудь салат, но, ознакомившись с меню, поняла, что не прочь хорошенько подзаправиться, поэтому заказала спагетти и профитроли. И что же дальше? – спрашивала себя она, расправляясь с завтраком. Нельзя же вечно бродить по улицам Нью-Йорка, тем более что рано или поздно все равно придется решать, к какому берегу лучше прибиться, чтобы избежать грозящей опасности.
Эспрессо ей подал не официант, а сам хозяин заведения по имени Альфредо. Это был круглолицый и розовощекий мужчина с ярко выраженным итальянским акцентом, который придавал ему особое обаяние и потому наверняка сознательно взращивался.
– Миссис Гири, – почтительно обратился он к Рэйчел, – мы все глубоко, очень глубоко скорбим о постигшей вашу семью утрате. Когда однажды Марджи оказала честь нашему заведению, заглянув сюда вместе с другой миссис Гири, Лореттой, мы все сразу же ее полюбили.
Перед Рэйчел встала совершенно невероятная картина: Лоретта и Марджи делятся воспоминаниями за бутылкой вина – в это трудно было поверить.
– И часто здесь бывает Лоретта?
– От случая к случаю, – ответил Альфредо.
– Ну и как вам она? В нее вы тоже все разом влюбились?
Откровенность ее вопроса сбила с толку хозяина ресторана, существенно поубавив его дипломатический порыв, и он, открыв рот, замолчал, ибо не в силах был выдавить из себя ни слова.
– Что, неужели к Лоретте никто не воспылал любовью с первого взгляда?
– Она очень сильная, – наконец выдавил из себя Альфредо. – Я встречал таких женщин у нас в Италии. Они очень сильные. Такие держат всю семью в кулаке. Если мужчины иногда могут выйти из себя – ну, знаете, пошуметь или устроить дебош, – то такие женщины никогда не позволят себе ничего подобного. Они слишком сильны.
Лоретта, безусловно, соответствовала данной ей характеристике: ее трудно было полюбить, но невозможно обойти вниманием. Вспомнив об их разговоре, состоявшемся вскоре после смерти Марджи, когда Лоретта обрисовала, как она представляет себе положение дел, и предложила ей перейти на свою сторону, Рэйчел решила нанести Лоретте ответный визит, опасаясь лишь того, что уже опоздала с положительным ответом. И хотя ей не слишком улыбалась перспектива просить помощи у Лоретты, она не могла не признать, что эта женщина вполне отвечала за сказанные в тот вечер слова. «Мы нужны друг другу, – говорила она, – для самозащиты. Что бы ни думал твой недалекий муж, ему не придется править империей Гири».
«Почему?» – спросила тогда Рэйчел.
Она прекрасно помнила ответ, и по прошествии времени оказалось, что он был невероятным пророчеством.
«...Ему достанется в наследство столько всего, что он будет не в силах с этим справиться, – сказала ей Лоретта, – и в конце концов сломается. Его силы уже на исходе...»
Поблагодарив Альфредо за прекрасный завтрак, Рэйчел вновь вышла на многолюдную улицу. Эспрессо взбодрил ее, но не кофе ускорял ее шаги, а то, что она вдруг поняла: у нее есть надежное убежище. Если, конечно, она не слишком опоздала.
Глава IV
Надеюсь, вы помните, мои отношения с Забриной не отличались особой теплотой (я же рассказывал вам о нашей с ней встрече на кухне, когда моя сестра поглощала пироги), поэтому можете себе представить мое удивление, когда прошлым вечером она появилась у меня в комнате бледная и заплаканная.
– Ты должен пойти со мной, – сказала она.
Разумеется, у меня возник вполне резонный вопрос: «зачем?» – но она ответила, что нет времени объяснять, я просто должен немедленно пойти с ней, и все.
– Скажи хотя бы, куда мы идем, – допытывался я.
– К маме, – ответила она, и ее охватил новый приступ рыданий. – С ней что-то произошло. Боюсь, она умирает.
Этого было вполне достаточно, чтобы я встал и пошел вслед за Забриной. Но, поразмыслив, я решил, что Забрина ошиблась – с Цезарией никогда и ничего не могло случиться. Она вечна. Создание, сотворенное из стихии первичного огня, не может взять и умереть в своей постели.
Но чем ближе мы подходили к ее покоям, тем больше мною овладевали тревожные мысли, заставлявшие задуматься над причинами, что повергли мою сестру в столь расстроенное состояние. В коридорах, ведущих к комнатам мачехи, всегда ощущалось незримое присутствие Цезарии, от нее исходили едва уловимые волны, которые мы воспринимали на молекулярном уровне. Мною всегда овладевало такое чувство, будто в меня вливалась жизненная сила – свет становился чище, краски ярче, а я начинал ощущать, как при каждом вдохе расширяются и наполняются воздухом легкие. Но сегодня все обстояло иначе, и коридоры больше походили на склепы. Охваченный тревожным предчувствием, я ощутил, что по моей спине побежали мурашки. Что, если она умерла? Что, если Цезарии Яос, праматери всех матерей, больше нет? Что это может означать для нас, оставшихся после нее? Недалек тот день, когда Гири объявят нам войну, в чем у меня не оставалось ни малейших сомнений, тем более что дневник Холта, в котором содержалось подробное описание местонахождения нашего дома, уже находился в руках Гаррисона. Господи, что с нами будет, если наша мать в самом деле покинула нас?
Не доходя нескольких ярдов до покоев Цезарии, Забрина остановилась.
– Я не могу войти туда еще раз, – сказала она и вновь залилась слезами.
– Где она?
– В спальне.
– Никогда не был у нее спальне.
– Сейчас иди прямо, второй поворот направо. В самом конце коридора.
Овладевший мною прежде легкий трепет превратился в изрядное беспокойство.
– Пошли со мной, – сказал я.
– Не могу.
Я никогда не видел такого страха. Оставив дрожавшую Забрину, я двинулся дальше, ощущая с каждым шагом нарастающее волнение. Цезария хотела, чтобы всякий, кто входил в ее покои, чувствовал, что приближается к храму ее тела, – я и переживал именно это. Лишенные мебели коридоры с их багровыми потолками и стенами и темными дощатыми полами и открывавшиеся моему взору по обеим сторонам коридора пустые комнаты, хотя царивший там мрак не давал возможности их толком разглядеть, не прибавляли оптимизма.
Следуя инструкциям Забрины, я свернул направо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
Прогулка пробудила аппетит, и Рэйчел зашла позавтракать в небольшой итальянский ресторан, где ей не раз случалось бывать с Митчеллом. Она думала съесть какой-нибудь салат, но, ознакомившись с меню, поняла, что не прочь хорошенько подзаправиться, поэтому заказала спагетти и профитроли. И что же дальше? – спрашивала себя она, расправляясь с завтраком. Нельзя же вечно бродить по улицам Нью-Йорка, тем более что рано или поздно все равно придется решать, к какому берегу лучше прибиться, чтобы избежать грозящей опасности.
Эспрессо ей подал не официант, а сам хозяин заведения по имени Альфредо. Это был круглолицый и розовощекий мужчина с ярко выраженным итальянским акцентом, который придавал ему особое обаяние и потому наверняка сознательно взращивался.
– Миссис Гири, – почтительно обратился он к Рэйчел, – мы все глубоко, очень глубоко скорбим о постигшей вашу семью утрате. Когда однажды Марджи оказала честь нашему заведению, заглянув сюда вместе с другой миссис Гири, Лореттой, мы все сразу же ее полюбили.
Перед Рэйчел встала совершенно невероятная картина: Лоретта и Марджи делятся воспоминаниями за бутылкой вина – в это трудно было поверить.
– И часто здесь бывает Лоретта?
– От случая к случаю, – ответил Альфредо.
– Ну и как вам она? В нее вы тоже все разом влюбились?
Откровенность ее вопроса сбила с толку хозяина ресторана, существенно поубавив его дипломатический порыв, и он, открыв рот, замолчал, ибо не в силах был выдавить из себя ни слова.
– Что, неужели к Лоретте никто не воспылал любовью с первого взгляда?
– Она очень сильная, – наконец выдавил из себя Альфредо. – Я встречал таких женщин у нас в Италии. Они очень сильные. Такие держат всю семью в кулаке. Если мужчины иногда могут выйти из себя – ну, знаете, пошуметь или устроить дебош, – то такие женщины никогда не позволят себе ничего подобного. Они слишком сильны.
Лоретта, безусловно, соответствовала данной ей характеристике: ее трудно было полюбить, но невозможно обойти вниманием. Вспомнив об их разговоре, состоявшемся вскоре после смерти Марджи, когда Лоретта обрисовала, как она представляет себе положение дел, и предложила ей перейти на свою сторону, Рэйчел решила нанести Лоретте ответный визит, опасаясь лишь того, что уже опоздала с положительным ответом. И хотя ей не слишком улыбалась перспектива просить помощи у Лоретты, она не могла не признать, что эта женщина вполне отвечала за сказанные в тот вечер слова. «Мы нужны друг другу, – говорила она, – для самозащиты. Что бы ни думал твой недалекий муж, ему не придется править империей Гири».
«Почему?» – спросила тогда Рэйчел.
Она прекрасно помнила ответ, и по прошествии времени оказалось, что он был невероятным пророчеством.
«...Ему достанется в наследство столько всего, что он будет не в силах с этим справиться, – сказала ей Лоретта, – и в конце концов сломается. Его силы уже на исходе...»
Поблагодарив Альфредо за прекрасный завтрак, Рэйчел вновь вышла на многолюдную улицу. Эспрессо взбодрил ее, но не кофе ускорял ее шаги, а то, что она вдруг поняла: у нее есть надежное убежище. Если, конечно, она не слишком опоздала.
Глава IV
Надеюсь, вы помните, мои отношения с Забриной не отличались особой теплотой (я же рассказывал вам о нашей с ней встрече на кухне, когда моя сестра поглощала пироги), поэтому можете себе представить мое удивление, когда прошлым вечером она появилась у меня в комнате бледная и заплаканная.
– Ты должен пойти со мной, – сказала она.
Разумеется, у меня возник вполне резонный вопрос: «зачем?» – но она ответила, что нет времени объяснять, я просто должен немедленно пойти с ней, и все.
– Скажи хотя бы, куда мы идем, – допытывался я.
– К маме, – ответила она, и ее охватил новый приступ рыданий. – С ней что-то произошло. Боюсь, она умирает.
Этого было вполне достаточно, чтобы я встал и пошел вслед за Забриной. Но, поразмыслив, я решил, что Забрина ошиблась – с Цезарией никогда и ничего не могло случиться. Она вечна. Создание, сотворенное из стихии первичного огня, не может взять и умереть в своей постели.
Но чем ближе мы подходили к ее покоям, тем больше мною овладевали тревожные мысли, заставлявшие задуматься над причинами, что повергли мою сестру в столь расстроенное состояние. В коридорах, ведущих к комнатам мачехи, всегда ощущалось незримое присутствие Цезарии, от нее исходили едва уловимые волны, которые мы воспринимали на молекулярном уровне. Мною всегда овладевало такое чувство, будто в меня вливалась жизненная сила – свет становился чище, краски ярче, а я начинал ощущать, как при каждом вдохе расширяются и наполняются воздухом легкие. Но сегодня все обстояло иначе, и коридоры больше походили на склепы. Охваченный тревожным предчувствием, я ощутил, что по моей спине побежали мурашки. Что, если она умерла? Что, если Цезарии Яос, праматери всех матерей, больше нет? Что это может означать для нас, оставшихся после нее? Недалек тот день, когда Гири объявят нам войну, в чем у меня не оставалось ни малейших сомнений, тем более что дневник Холта, в котором содержалось подробное описание местонахождения нашего дома, уже находился в руках Гаррисона. Господи, что с нами будет, если наша мать в самом деле покинула нас?
Не доходя нескольких ярдов до покоев Цезарии, Забрина остановилась.
– Я не могу войти туда еще раз, – сказала она и вновь залилась слезами.
– Где она?
– В спальне.
– Никогда не был у нее спальне.
– Сейчас иди прямо, второй поворот направо. В самом конце коридора.
Овладевший мною прежде легкий трепет превратился в изрядное беспокойство.
– Пошли со мной, – сказал я.
– Не могу.
Я никогда не видел такого страха. Оставив дрожавшую Забрину, я двинулся дальше, ощущая с каждым шагом нарастающее волнение. Цезария хотела, чтобы всякий, кто входил в ее покои, чувствовал, что приближается к храму ее тела, – я и переживал именно это. Лишенные мебели коридоры с их багровыми потолками и стенами и темными дощатыми полами и открывавшиеся моему взору по обеим сторонам коридора пустые комнаты, хотя царивший там мрак не давал возможности их толком разглядеть, не прибавляли оптимизма.
Следуя инструкциям Забрины, я свернул направо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208