– Как Галили?
– Да... как несчастный Галили. Поэтому я предпочел отказаться от своего инстинктивного намерения. А когда он пришел за Чийодзё, в глубине души у меня зародилась надежда, что ей достанет любви ко мне, чтобы сохранить мне верность и сказать отцу «нет».
– Не вини ее, – сказал Люмен. – Никодим мог совратить кого угодно. Даже Деву Марию.
– Я ее не виню. И никогда не винил. Но все же надеялся.
– Несчастный глупец, – не без сострадания произнес он. – Должно быть, ты совсем запутался.
– Хуже, Люмен. Меня разрывало на части. Одна половина жаждала, чтобы Чийодзё ему отказала. Чтобы она прибежала ко мне и пожаловалась, что он пытался ее изнасиловать. Другая же, наоборот, желала, чтобы он забрал ее у меня и сделал своей любовницей. Так я подсознательно рассчитывал обратить его внимание к своей персоне.
– Но каким образом?
– Не знаю. Скажем, испытывая угрызения совести, он мог бы стать добрее по отношению ко мне. Или, например, поделить ее со мной. Он – с одной стороны, я – с другой.
– И ты был готов на такое?
– Возможно.
– Постой. Я хочу понять. Ты был бы не прочь согласиться на menage a trois [прим.6] со своей женой и отцом?
Хотя я не ответил, мое красноречивое молчание говорило само за себя, и Люмен, изображая стыдливость, театрально прикрыл рукой глаза.
– А я уж подумал, что ослышался, – улыбнулся он. Я не знал, смеяться мне или плакать: вопреки моей воле исповедь брату оказалась куда откровенней, чем на бумаге, ибо в ней заключалась та самая грязная и отвратительная правда, от которой всякому нормальному человеку становится не по себе.
– Так или иначе, но этого не случилось, – сказал я.
– Достаточно того, что случилось, – ответил Люмен. – Имей в виду, что бы ты сейчас ни говорил, в глубине души ты все равно извращенец.
– Он забрал ее у меня и трахал, порождая в ней чувства, которые, думаю, мне никогда не удавалось в ней пробудить.
– В чем, в чем, а уж в этом деле он был мастер, – заметил Люмен. – У него был исключительный дар.
– Физический? – поинтересовался я, наконец озвучив вопрос, волновавший меня много лет, но вместо ответа встретил недоумевающий взгляд Люмена. – Я имею в виду его дар, – пояснил я. – Ну хватит, Люмен, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Этот дар заключался в том, чем он обольщал женщин? В том, чем пробуждал в них желание? – дабы исключить двусмысленное толкование вопроса, я глазами показал на пах.
– Хочешь спросить, насколько большой был у него член? – переспросил Люмен, и я кивнул. – Насколько я могу судить по собственным наследственным признакам, он был весьма внушительных размеров. Но думаю, это лишь половина истории. Когда не знаешь, как этим пользоваться... – Он вздохнул. – Видишь ли, моя беда как раз и заключалась в том, что я никогда не умел им пользоваться. Много плоти, и никакого стиля. Распаляюсь я, как жеребец, а трахаюсь, как одноногий мул. – Я от души расхохотался, чем, верно, немало польстил Люмену, ибо он, улыбнувшись, добавил: – Ну вот, теперь мы знаем друг о друге значительно больше, чем пять минут назад, – и, понизив голос, сказал: – Извращенец.
На этом наш разговор не был закончен (как вы помните, я по-прежнему стоял под дождем, а Люмен – под козырьком), но перешел на другие, менее значительные темы, которые, за редким исключением, не заслуживают того, чтобы о них упоминать. Люмен предложил мне в ближайшем будущем отправиться с ним в конюшню к могиле отца, на что я охотно согласился, добавив, что нам ни под каким предлогом не следует откладывать это, будь то самые неожиданные события, которые могут захлестнуть нас с головой. Но мое замечание брат воспринял несколько своеобразно.
– Неужели мы опять вышли на тропу войны? – удивился он. – Стало быть, нашествия надлежит ожидать в любой день?
Я сказал, что утверждать пока ничего не могу, но в последнее время обстановка в доме Гири вышла из равновесия, что вселяет в меня большое беспокойство.
– Твое беспокойство всегда передается мне, – признался Люмен. – Пожалуй, сегодня же достану ножи и начну приводить их в порядок. У тебя есть пистолет?
– Нет.
Он скрылся за дверью дома и спустя минуту вернулся со старинным револьвером.
– Возьми, – сказал он.
– Откуда ты его взял?
– Когда-то он принадлежал Набу Никельберри. Перед уходом тот отдал его мне. Вернее, его заставил Галили, убедив в том, что оружие ему больше не пригодится, потому что Наб получил покровительство, о котором прежде даже не мечтал.
– Под покровительством Галили, должно быть, имел в виду себя?
– Думаю, да, – он вновь протянул мне пистолет. – Ну, бери же, Эдди. Знаю, тебе кажется, ты им никогда не сможешь воспользоваться. Но когда дела зайдут слишком далеко и мы окажемся по уши в дерьме, мне будет спокойней, если при тебе будет оружие. Подчас весьма полезно иметь под рукой что-нибудь повнушительней твоего пера, от которого, поверь, в подобных делах чертовски мало проку.
Последовав его совету, я взял револьвер, который, как впоследствии выяснилось, был произведен в мастерских Гринсвольда и Ганнисона и оказался довольно увесист и прост на вид.
– Он заряжен, – сообщил Люмен. – Но больше пуль для него у меня нет. Поэтому тебе придется тщательно целиться. Эй! Прекрати наставлять его на меня. Интересно, сколько прошло времени с тех пор, как ты держал в руках оружие?
– Много, – ответил я. – Сейчас мне это кажется странным.
– Только не надо его бояться. Как правило, несчастные случаи происходят тогда, когда люди слишком осторожничают с оружием. Главное – помни, что ты его хозяин, а не наоборот. Ясно?
– Ясно. Спасибо, Люмен.
– Рад был угодить. Пойду поищу у себя что-нибудь еще. Где-то у меня была сабля, изготовленная в Нэшвиле. Во время войны там был завод, на котором переплавляли плуги в сабли.
– Прямо библейский сюжет.
– А знаешь, что у меня еще есть? – он расплылся в широкой улыбке. – Походный барабан солдат Конфедерации.
– От Никельберри?
– Нет... Его притащила Мариетта вскоре после войны. Нашла его в каком-то окопе рядом с трупом барабанщика. Поскольку барабан ему уже был не нужен, она забрала его и принесла мне. Боюсь, придется опять отрабатывать сигнал тревоги. Громко и четко, – уставившись на револьвер, который я держал в руке, он невольно улыбнулся. – Странно, правда? – сказал он. – Трудно поверить, что приходится брать в руки вещи, о которых за столько лет и думать забыл.
– А может, не придется?
– Не строй иллюзий, – сказал он. – Это всего лишь вопрос времени.
Глава II
1
Вернувшись к себе в кабинет, я, к своему удивлению, обнаружил, что разговор с Люменом подействовал на меня самым благотворным образом. Снимая с себя промокшую одежду, я оглядел комнату, в которой царил хаос: повсюду кипами громоздились записки, книги, газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208