Ему хотелось только, чтобы его замечали и воспринимали как принца, кем он себя искренне считал. Приближаясь к этой скромной цели, он связывал с ее достижением свои лучшие надежды на прекрасное будущее, которые непременно должны были осуществиться. Пройдет немного времени, и Гаррисон, сбросив с себя бремя депрессии, направит свою энергию в нужное русло, каковым для нее несомненно является семейный бизнес. Все прежние мечты сбудутся, и новое будущее займет в их жизни заслуженное место, меж тем как прошлому с его мрачными тайнами будет отведено скромное примечание в книге побед.
Чем больше размышлял Митчелл о радужных перспективах, тем больше вытесняли они глубокое беспокойство, овладевшее им во время посещения дома, поэтому в магазин он вошел в довольно приподнятом настроении и, тихо насвистывая, принялся прохаживаться по залу. Купив газированной воды, несколько пончиков и две пачки сигарет, он устроился на кирпичном ограждении парковки, чтобы перекусить и выкурить сигарету, а также насладиться теплом весеннего солнца, но потом вдруг вспомнил о злополучном доме и о том, что не позаботился о собственной безопасности. Он вернулся в магазин, купил там кухонный нож, который счел подходящим средством самозащиты, и только после этого приступил к своей трапезе. Казалось, после пончиков с содовой приятный сладкий осадок остался у него не только во рту, но и на душе, ибо, когда Митчелл пустился в обратный путь, ноги будто сами несли его.
Глава XVIII
Сил Галили хватило ровно на то, чтобы добраться до машины, куда его усадили Рэйчел с Ниолопуа, – тело его больше не слушалось, превратившись в бесполезный мешок с костями. Весь путь до Анахолы он отчаянно пытался оставаться в сознании: его голова ненадолго приподнималась, но тут же беспомощно падала; глаза приоткрывались, и он даже начинал что-то говорить, но вскоре речь обрывалась, и он впадал в долгое глубокое забытье. Однако, даже когда глаза его были открыты, разум Галили был помутнен, о чем свидетельствовали срывавшиеся с его уст бессвязные фразы, крики и страшные гримасы – наверное, он снова переживал крушение «Самарканда». Иногда Галили дико вскрикивал, после чего в течение долгих секунд неистово пытался глотнуть воздух, а его мускулы напрягались и становились точно каменные; потом так же внезапно приступ прекращался, его тело расслаблялось в объятиях Рэйчел, а дыхание становилось спокойным и ровным.
Когда все трое благополучно добрались до места, на дворе была почти ночь и дом был погружен в густой мрак, но Галили, несмотря на свое полусознательное состояние, казалось, его узнал. Ковыляя по тропинке – вес отцовского тела почти целиком принял на себя Ниолопуа, – Галили, подняв тяжелые веки, спросил:
– Они... там?
– Кто?
– Женщины.
– Нет, милый, – сказала Рэйчел. – Здесь мы одни.
На лице у Галили промелькнула едва заметная улыбка, но он не отрываясь смотрел на сумрачный дом.
– Я усну, – сказал он, – и они придут.
Она не стала с ним спорить. Если мысль о женщинах Гири доставляет ему удовольствие, почему бы этим не воспользоваться? Побуждаемый этой мыслью, Галили совершил героическое усилие и самостоятельно вошел в воздвигнутый собственными руками дом, как будто считал для себя делом чести переступить порог без посторонней помощи. Но едва он это сделал, как ему пришлось вновь воспользоваться поддержкой Рэйчел и Ниолопуа, ибо силы тотчас покинули его, голова Галили упала и глаза закрылись.
Ниолопуа предложил уложить его на кушетку, но Рэйчел почти наверняка знала, что наверху, на той самой резной кровати, Галили придет в себя гораздо быстрее. Однако перетащить его на второй этаж оказалось совсем непросто. Через десять минут Ниолопуа все же удалось поднять Галили по лестнице, после чего отнести его через лестничную площадку в спальню и положить на кровать уже не составило большого труда.
Рэйчел подсунула подушку под голову Галили и стала вытаскивать из-под него простыни, чтобы накрыть его. Про себя она с радостью отметила, что Галили стал выглядеть немного получше, цвет лица утратил пепельный оттенок, хотя тело оставалось очень холодным. Чтобы смягчить его пересохшие и потрескавшиеся губы, Рэйчел густо намазала их бальзамом, потом разорвала остатки того, что некогда было жилетом, и исследовала ушибы в верхней части тела. Не обнаружив нигде кровотечения, она стала промывать ранки, после чего при помощи Ниолопуа перевернула Галили на живот и проделала ту же процедуру с царапинами на спине. Расстегнув пояс, она сняла с него брюки, и его массивное обнаженное черное тело раскинулось на белых простынях, точно упало сюда с небес.
– Я лучше пойду? – сказал Ниолопуа, ощущая неловкость от своего присутствия в комнате, где лежал обнаженный Галили. – Я буду внизу. Если понадоблюсь, позовите меня.
И он ушел.
Рэйчел еще раз вышла в ванную, чтобы смочить тряпку, которой она промывала ранки, а когда вернулась в комнату, то невольно залюбовалась представшей перед ней картиной. Галили был вызывающе красив. Даже при том, что в глубоком сне Галили источал огромную силу, она ощущалась и в его больших, недавно беспомощно обнимавших ее руках, в мощной шее, в аристократическом лице, в его высоких скулах, в разрезе блестящего под слоем бальзама рта, в изборожденном морщинами лбе и тронутой сединой черной бороде. А чуть ниже его плоского живота, промеж бедер, скрывалась другая, дремлющая сейчас сила. Рэйчел вдруг поняла, что хочет от него ребенка, не важно какой опасностью это могло грозить ее собственному организму. Она хотела носить в себе часть Галили, как доказательство заключенного между ними союза.
Ласково и нежно обрабатывая влажной тканью его бедра, затем голени, Рэйчел все сильней ощущала магнетическую силу его обнаженного тела, которое в своей откровенной пассивности выглядело очень чувственно. Стоило ей представить, как она садится на него и скользит по его вялой плоти до тех пор, пока та не затвердеет, а затем погружает ее в себя, – стоило ей представить это, как Рэйчел сразу стала мокрой. И как ни пыталась она успокоить разыгравшееся воображение и сосредоточиться на очищении ранок, ее мысли и взор снова и снова возвращались к самому притягательному месту его тела, и, хотя ничто не указывало на пробуждение самого Галили, она чувствовала, что его мужское начало откликнулось на ее чувственный призыв. Конечно, ей этого очень хотелось. Галили блуждал в своих снах, но его член не спал. Когда она обтирала ступни, член Галили вдруг шевельнулся, крайняя плоть натянулась и головка налилась кровью.
Отложив тряпку, она опустила руку себе между ног. Его член знал, чего она хочет. Он смотрел на нее глазом своей сверкающей щелки и наслаждался теплом ее разгоряченного лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
Чем больше размышлял Митчелл о радужных перспективах, тем больше вытесняли они глубокое беспокойство, овладевшее им во время посещения дома, поэтому в магазин он вошел в довольно приподнятом настроении и, тихо насвистывая, принялся прохаживаться по залу. Купив газированной воды, несколько пончиков и две пачки сигарет, он устроился на кирпичном ограждении парковки, чтобы перекусить и выкурить сигарету, а также насладиться теплом весеннего солнца, но потом вдруг вспомнил о злополучном доме и о том, что не позаботился о собственной безопасности. Он вернулся в магазин, купил там кухонный нож, который счел подходящим средством самозащиты, и только после этого приступил к своей трапезе. Казалось, после пончиков с содовой приятный сладкий осадок остался у него не только во рту, но и на душе, ибо, когда Митчелл пустился в обратный путь, ноги будто сами несли его.
Глава XVIII
Сил Галили хватило ровно на то, чтобы добраться до машины, куда его усадили Рэйчел с Ниолопуа, – тело его больше не слушалось, превратившись в бесполезный мешок с костями. Весь путь до Анахолы он отчаянно пытался оставаться в сознании: его голова ненадолго приподнималась, но тут же беспомощно падала; глаза приоткрывались, и он даже начинал что-то говорить, но вскоре речь обрывалась, и он впадал в долгое глубокое забытье. Однако, даже когда глаза его были открыты, разум Галили был помутнен, о чем свидетельствовали срывавшиеся с его уст бессвязные фразы, крики и страшные гримасы – наверное, он снова переживал крушение «Самарканда». Иногда Галили дико вскрикивал, после чего в течение долгих секунд неистово пытался глотнуть воздух, а его мускулы напрягались и становились точно каменные; потом так же внезапно приступ прекращался, его тело расслаблялось в объятиях Рэйчел, а дыхание становилось спокойным и ровным.
Когда все трое благополучно добрались до места, на дворе была почти ночь и дом был погружен в густой мрак, но Галили, несмотря на свое полусознательное состояние, казалось, его узнал. Ковыляя по тропинке – вес отцовского тела почти целиком принял на себя Ниолопуа, – Галили, подняв тяжелые веки, спросил:
– Они... там?
– Кто?
– Женщины.
– Нет, милый, – сказала Рэйчел. – Здесь мы одни.
На лице у Галили промелькнула едва заметная улыбка, но он не отрываясь смотрел на сумрачный дом.
– Я усну, – сказал он, – и они придут.
Она не стала с ним спорить. Если мысль о женщинах Гири доставляет ему удовольствие, почему бы этим не воспользоваться? Побуждаемый этой мыслью, Галили совершил героическое усилие и самостоятельно вошел в воздвигнутый собственными руками дом, как будто считал для себя делом чести переступить порог без посторонней помощи. Но едва он это сделал, как ему пришлось вновь воспользоваться поддержкой Рэйчел и Ниолопуа, ибо силы тотчас покинули его, голова Галили упала и глаза закрылись.
Ниолопуа предложил уложить его на кушетку, но Рэйчел почти наверняка знала, что наверху, на той самой резной кровати, Галили придет в себя гораздо быстрее. Однако перетащить его на второй этаж оказалось совсем непросто. Через десять минут Ниолопуа все же удалось поднять Галили по лестнице, после чего отнести его через лестничную площадку в спальню и положить на кровать уже не составило большого труда.
Рэйчел подсунула подушку под голову Галили и стала вытаскивать из-под него простыни, чтобы накрыть его. Про себя она с радостью отметила, что Галили стал выглядеть немного получше, цвет лица утратил пепельный оттенок, хотя тело оставалось очень холодным. Чтобы смягчить его пересохшие и потрескавшиеся губы, Рэйчел густо намазала их бальзамом, потом разорвала остатки того, что некогда было жилетом, и исследовала ушибы в верхней части тела. Не обнаружив нигде кровотечения, она стала промывать ранки, после чего при помощи Ниолопуа перевернула Галили на живот и проделала ту же процедуру с царапинами на спине. Расстегнув пояс, она сняла с него брюки, и его массивное обнаженное черное тело раскинулось на белых простынях, точно упало сюда с небес.
– Я лучше пойду? – сказал Ниолопуа, ощущая неловкость от своего присутствия в комнате, где лежал обнаженный Галили. – Я буду внизу. Если понадоблюсь, позовите меня.
И он ушел.
Рэйчел еще раз вышла в ванную, чтобы смочить тряпку, которой она промывала ранки, а когда вернулась в комнату, то невольно залюбовалась представшей перед ней картиной. Галили был вызывающе красив. Даже при том, что в глубоком сне Галили источал огромную силу, она ощущалась и в его больших, недавно беспомощно обнимавших ее руках, в мощной шее, в аристократическом лице, в его высоких скулах, в разрезе блестящего под слоем бальзама рта, в изборожденном морщинами лбе и тронутой сединой черной бороде. А чуть ниже его плоского живота, промеж бедер, скрывалась другая, дремлющая сейчас сила. Рэйчел вдруг поняла, что хочет от него ребенка, не важно какой опасностью это могло грозить ее собственному организму. Она хотела носить в себе часть Галили, как доказательство заключенного между ними союза.
Ласково и нежно обрабатывая влажной тканью его бедра, затем голени, Рэйчел все сильней ощущала магнетическую силу его обнаженного тела, которое в своей откровенной пассивности выглядело очень чувственно. Стоило ей представить, как она садится на него и скользит по его вялой плоти до тех пор, пока та не затвердеет, а затем погружает ее в себя, – стоило ей представить это, как Рэйчел сразу стала мокрой. И как ни пыталась она успокоить разыгравшееся воображение и сосредоточиться на очищении ранок, ее мысли и взор снова и снова возвращались к самому притягательному месту его тела, и, хотя ничто не указывало на пробуждение самого Галили, она чувствовала, что его мужское начало откликнулось на ее чувственный призыв. Конечно, ей этого очень хотелось. Галили блуждал в своих снах, но его член не спал. Когда она обтирала ступни, член Галили вдруг шевельнулся, крайняя плоть натянулась и головка налилась кровью.
Отложив тряпку, она опустила руку себе между ног. Его член знал, чего она хочет. Он смотрел на нее глазом своей сверкающей щелки и наслаждался теплом ее разгоряченного лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208