Это был один из самых сильных ударов, которые нанесли сюрреалисты, желая расшатать чересчур заржавевший на их вкус механизм мирочувство-вания старых коллекционеров и зрителей. Удар был метким, но впоследствии о нем вспоминали уже только как о забавной шутке, а про усы и вообще забыли. Монной Лизой любовались по-прежнему, почитатели не перестали ее почитать, ибо, как известно, поругание святынь не только не лишает их притягательной силы, но, напротив, наделяет властью неодолимой.
Однако, когда в августе 1911 года из Лувра была похищена Монна Лиза и весть об этом по случаю летнего затишья и нехватки политических сенсаций замелькала на первых полосах газет, Аполлинер испугался не на шутку. Он опасался, что в краже могут заподозрить его секретаря, бельгийца, а тот в свою очередь, хотя и не был причастен к этой афере, испугавшись реально грозившей ему опасности, возвратил через посредство редакции «Пари-журналь» в Лувр украденную оттуда деревянную статуэтку. Редакция, конечно, предала дело огласке. Заметка, сообщавшая о возвращении статуэтки в Лувр, переполошила весь Париж, и Жери Пьерре счел целесообразным не дожидаться дальнейшего развития событий. Появление Пьерре у Аполлинера с просьбой помочь в бегстве так потрясло поэта, словно он увидел перед собой привидение. Несколько дней бедному Гийому не давала покоя мысль о скандале, нависшем над головой, ему уже виделось, как за ним гонятся по пятам, как арестовывают, бросают в тюрьму. Скорее, скорее избавиться от Пьерре!.. Аполлинер не только дал Пьерре недоста-вавшие деньги для покупки билета, но и сам проводил бывшего секретаря на Лионский вокзал. Надо было действовать быстро. В мастерской Пикассо находились еще две статуэтки, в свое время проданные художнику предприимчивым бельгийцем. Аполлинер поспешил на Монмартр, его панический страх передался художнику. Стали вместе придумывать выход. Что только ни приходило им в голову! Они пытались даже утопить злосчастные статуэтки в Сене, но не решились. Вдруг им показалось, что полицейские, прохаживавшиеся по набережной, слишком внимательно приглядываются; покорившись своей участи, они, измученные, вернулись в мастерскую Пикассо. Фернанда Оливье описывает ночь, проведенную двумя друзьями в мастерской, как некую причудливую театральную мизансцену.
Охваченные паникой, оба вели себя как школьники. Они были словно дети, страшащиеся наказания за проступок, который им самим казался всего лишь невинной шуткой. Не зная чем заполнить томительные ночные часы, друзья решили не разлучаться до утра. «Они сели за карты — так могли сидеть только потерявшие стыд и совесть преступники, решившие отдаться в руки полиции». Эту карточную партию мы вправе назвать исторической: вряд ли Аполлинер и Пикассо сходились раньше за зеленым столом...
Наконец было решено возвратить статуэтки тем же способом, к которому прибегнул Пьерре. Так и сделали. Однако ни общественное мнение, ни полиция этим не удовлетворились. Редакционная тайна не была соблюдена, и однажды утром после одной из немногих ночей со времени кражи «Джоконды», которые Аполлинер провел спокойно, решив, что все как будто уже улеглось,— в двери его квартиры на улице Легро постучала полиция. Полицейские добрались сюда, идя по следу Жери Пьерре.
Поэт арестован, следствие требует раскрыть местонахождение Пьерре. Аполлинер отказывается, однако, запутавшись в показаниях, упоминает о статуэтках, до недавнего времени находившихся у Пикассо. Полиция задерживает Пикассо. Тот вначале оспаривает, но потом подтверждает показания друга. Очная ставка проходит в высшей степени драматично. Они в смятении, в страхе, не умеют защитить себя; впоследствии оба с неловкостью, крайне неохотно вспоминали об этом эпизоде, ссылались на обстоятельства, сложившиеся для них неудачно. Друзья Аполлинера намекают на нелояльность, якобы проявленную в этом случае, причем не со стороны поэта,— но прямо ничего не утверждают. Как бы то ни было, Пикассо был выпущен на свободу сразу же после допроса, меж тем как Аполлинер, связанный с Пьерре, был оставлен под стражей вплоть до выяснения дела.
Кража «Джоконды» произошла 21 августа, Аполлинера арестовали 7 сентября, в Париже сезон еще не начинался; репортеры в поисках сенсации подробно толковали о ходе следствия. В одной из газет появился даже такой заголовок: «Поляк Костровицкий во главе международной шайки похитителей произведений искусства». Друзья Аполлинера сомкнули ряды, почти каждый день в печати появлялись протесты сочувствующих ему писателей, в его защиту выступают Октав Мирбо, Элемир Бурж, Жан де Гурмон, Рауль Поншон и другие. В одном из маленьких кафе в центре Парижа было установлено круглосуточное дежурство друзей, здесь информировали беспокоящихся о поэте, как идет операция по спасению.
Защиту взял на себя адвокат Туссен-Люка. Школьный товарищ Аполлинера, тот самый, с которым Гийом тайком убегал из интерната посмотреть представление ярмарочных артистов. Туссен-Люка, облачившись в адвокатскую мантию, отправляется к следователю для переговоров, «Пари-журналь» публикует письмо, в котором адвокат поэта заявляет о своей давней дружбе с Аполлинером и восстает против допущенного беззакония.
В тюрьме Аполлинер переживает истинные муки беспокойства. Как решится его судьба? Аполлинер держится так, будто и в самом деле совершил преступление, которое влечет за собой неотвратимую кару. Вместо того чтобы спокойно ждать освобождения, он предается горчайшим думам. Тюремное одиночество и предшествовавшие аресту тревожные дни привели Аполлинера в состояние депрессии. Общительный, весьма ценивший удобства поэт неожиданно оказывается в тюремной камере, где на стене над железной койкой рукою предшественника была нацарапана мрачная надпись: «Деде — за убийство...» Реальность и кошмары перемешались в воображении поэта, он забыл, что сам жертва несправедливости, и чувствовал себя соучастником какого-то темного грязного дела, которое никак не распутаешь. Ему стыдно, он боится последствий, кается перед близкими, впадает в прострацию. На фотографии, сделанной в тюрьме, голова Аполлинера гордо откинута, но выражение лица изменилось до неузнаваемости; сквозь многодневную щетину проглядывает бледная кожа, взгляд отсутствующий, полный отчаяния, рубашка с расстегнутым воротом и отсутствие галстука дополняют картину бедствия.
В тюрьме он пишет. Стихи, родившиеся в эти дни, свидетельствуют о полной утрате душевного равновесия, о смятении, поэт мечется в поисках спасения, готов обратиться за помощью в те сферы, куда иные устремляются сердцем в свой последний час. Не без неловкости читаешь строки тюремного стихотворения Аполлинера, которые начинаются словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Однако, когда в августе 1911 года из Лувра была похищена Монна Лиза и весть об этом по случаю летнего затишья и нехватки политических сенсаций замелькала на первых полосах газет, Аполлинер испугался не на шутку. Он опасался, что в краже могут заподозрить его секретаря, бельгийца, а тот в свою очередь, хотя и не был причастен к этой афере, испугавшись реально грозившей ему опасности, возвратил через посредство редакции «Пари-журналь» в Лувр украденную оттуда деревянную статуэтку. Редакция, конечно, предала дело огласке. Заметка, сообщавшая о возвращении статуэтки в Лувр, переполошила весь Париж, и Жери Пьерре счел целесообразным не дожидаться дальнейшего развития событий. Появление Пьерре у Аполлинера с просьбой помочь в бегстве так потрясло поэта, словно он увидел перед собой привидение. Несколько дней бедному Гийому не давала покоя мысль о скандале, нависшем над головой, ему уже виделось, как за ним гонятся по пятам, как арестовывают, бросают в тюрьму. Скорее, скорее избавиться от Пьерре!.. Аполлинер не только дал Пьерре недоста-вавшие деньги для покупки билета, но и сам проводил бывшего секретаря на Лионский вокзал. Надо было действовать быстро. В мастерской Пикассо находились еще две статуэтки, в свое время проданные художнику предприимчивым бельгийцем. Аполлинер поспешил на Монмартр, его панический страх передался художнику. Стали вместе придумывать выход. Что только ни приходило им в голову! Они пытались даже утопить злосчастные статуэтки в Сене, но не решились. Вдруг им показалось, что полицейские, прохаживавшиеся по набережной, слишком внимательно приглядываются; покорившись своей участи, они, измученные, вернулись в мастерскую Пикассо. Фернанда Оливье описывает ночь, проведенную двумя друзьями в мастерской, как некую причудливую театральную мизансцену.
Охваченные паникой, оба вели себя как школьники. Они были словно дети, страшащиеся наказания за проступок, который им самим казался всего лишь невинной шуткой. Не зная чем заполнить томительные ночные часы, друзья решили не разлучаться до утра. «Они сели за карты — так могли сидеть только потерявшие стыд и совесть преступники, решившие отдаться в руки полиции». Эту карточную партию мы вправе назвать исторической: вряд ли Аполлинер и Пикассо сходились раньше за зеленым столом...
Наконец было решено возвратить статуэтки тем же способом, к которому прибегнул Пьерре. Так и сделали. Однако ни общественное мнение, ни полиция этим не удовлетворились. Редакционная тайна не была соблюдена, и однажды утром после одной из немногих ночей со времени кражи «Джоконды», которые Аполлинер провел спокойно, решив, что все как будто уже улеглось,— в двери его квартиры на улице Легро постучала полиция. Полицейские добрались сюда, идя по следу Жери Пьерре.
Поэт арестован, следствие требует раскрыть местонахождение Пьерре. Аполлинер отказывается, однако, запутавшись в показаниях, упоминает о статуэтках, до недавнего времени находившихся у Пикассо. Полиция задерживает Пикассо. Тот вначале оспаривает, но потом подтверждает показания друга. Очная ставка проходит в высшей степени драматично. Они в смятении, в страхе, не умеют защитить себя; впоследствии оба с неловкостью, крайне неохотно вспоминали об этом эпизоде, ссылались на обстоятельства, сложившиеся для них неудачно. Друзья Аполлинера намекают на нелояльность, якобы проявленную в этом случае, причем не со стороны поэта,— но прямо ничего не утверждают. Как бы то ни было, Пикассо был выпущен на свободу сразу же после допроса, меж тем как Аполлинер, связанный с Пьерре, был оставлен под стражей вплоть до выяснения дела.
Кража «Джоконды» произошла 21 августа, Аполлинера арестовали 7 сентября, в Париже сезон еще не начинался; репортеры в поисках сенсации подробно толковали о ходе следствия. В одной из газет появился даже такой заголовок: «Поляк Костровицкий во главе международной шайки похитителей произведений искусства». Друзья Аполлинера сомкнули ряды, почти каждый день в печати появлялись протесты сочувствующих ему писателей, в его защиту выступают Октав Мирбо, Элемир Бурж, Жан де Гурмон, Рауль Поншон и другие. В одном из маленьких кафе в центре Парижа было установлено круглосуточное дежурство друзей, здесь информировали беспокоящихся о поэте, как идет операция по спасению.
Защиту взял на себя адвокат Туссен-Люка. Школьный товарищ Аполлинера, тот самый, с которым Гийом тайком убегал из интерната посмотреть представление ярмарочных артистов. Туссен-Люка, облачившись в адвокатскую мантию, отправляется к следователю для переговоров, «Пари-журналь» публикует письмо, в котором адвокат поэта заявляет о своей давней дружбе с Аполлинером и восстает против допущенного беззакония.
В тюрьме Аполлинер переживает истинные муки беспокойства. Как решится его судьба? Аполлинер держится так, будто и в самом деле совершил преступление, которое влечет за собой неотвратимую кару. Вместо того чтобы спокойно ждать освобождения, он предается горчайшим думам. Тюремное одиночество и предшествовавшие аресту тревожные дни привели Аполлинера в состояние депрессии. Общительный, весьма ценивший удобства поэт неожиданно оказывается в тюремной камере, где на стене над железной койкой рукою предшественника была нацарапана мрачная надпись: «Деде — за убийство...» Реальность и кошмары перемешались в воображении поэта, он забыл, что сам жертва несправедливости, и чувствовал себя соучастником какого-то темного грязного дела, которое никак не распутаешь. Ему стыдно, он боится последствий, кается перед близкими, впадает в прострацию. На фотографии, сделанной в тюрьме, голова Аполлинера гордо откинута, но выражение лица изменилось до неузнаваемости; сквозь многодневную щетину проглядывает бледная кожа, взгляд отсутствующий, полный отчаяния, рубашка с расстегнутым воротом и отсутствие галстука дополняют картину бедствия.
В тюрьме он пишет. Стихи, родившиеся в эти дни, свидетельствуют о полной утрате душевного равновесия, о смятении, поэт мечется в поисках спасения, готов обратиться за помощью в те сферы, куда иные устремляются сердцем в свой последний час. Не без неловкости читаешь строки тюремного стихотворения Аполлинера, которые начинаются словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79