Здесь, в четырех стенах кабачка, получила свой билет в бессмертие «Жалоба парня, который пошел по дурному пути», исполняемая тогда еще Гастоном Кутэ, который столь успешно искалечил себе жизнь, что вскоре спился насмерть. Каждый пел здесь то, что вынес из детства или первой молодости, впрочем еще недавней, так как немногие из тогдашних гостей Фреде могли похвалиться зрелым возрастом. Собирались у Фреде несколько лет, традиционные встречи происходили тут после всех выставок и похорон. Настроение царило тогда более торжественное, подводили итоги, нещадно дразнили друг друга, высмеивали и язвили. Лесть не была еще в моде в артистической среде, время для искусства было жаркое, надо было торопиться с выпечкой нового теста, и пустопорожние комплименты никому не были нужны. Франсис Карко, специалист по «парижскому духу», которому мы в этом можем доверять солютно, утверждает, что ирония, юмор, обаяние и бесцеремонность, царящие в заведении Фреде, ни с чем невозможно сравнить.
Монмартрская песня, вдохновляемая экзотикой открываемых кварталов и атмосферой полународных баль-мюзетт, где наряду с мидинетками и студентами веселились настоящие апаши и их любовницы, составляет особый род лирики, к которому обращаются, каждый по-своему, поэты, рисовальщики и певцы, чуткие к меняющейся картине ночной жизни столицы.
Песня неустанно граничит здесь с истинной поэзией. Авторами песенок часто бывают почты Карко, Ришпен, Пеллерен, а их тональность проявляется и в творчестве таких поэтов, как Туле, имеющего большой опыт в труднейших поэтических формах, отточенную строфу которого, исполненную мягкой грусти и самоиронии, так ценил Аполлинер. Этот Туле, не заботящийся о славе, ностальгичный, пресыщенный херувим с длинным лицом, прозрачными голубыми глазами и светлыми волосами, предмет терзаний женщин, целые дни проводил в баре «Де ла Пэ», равнодушный к соблазнам как Монмартра, так и Монпарнаса. Его привлекал Париж центральный, бульвары, яркий хоровод красиво одетых парижанок, шум колясок, скрежет омнибусов, этот головокружительный парад мелкобуржуазного преуспеяния, дефилирующего перед столиками кафе возле Оперы, тех кафе, которые после второй мировой войны стали уже пристанищами валютчиков и хорошо одетых подозрительных субъектов. Картины эти, отсутствующие в его поэзии, пропитанной экзотикой и меланхолическими настроениями, нашли себе место в прозе, сочиняемой для Вилли, бульварного романиста, любителя рискованных тем, литературным негром которого долгие годы был Туле. Сюда, в бар «Де ля Пэ», приходил Аполлинер, чтобы встретиться с Туле, потом с Дебюсси и Пикабиа, интересующийся всем, каждому близкий и ни к кому и ни к чему не приверженный.
Поэтическая география Парижа отчетливо показывает нам, что монмартрский путь был хотя и важным, но только одним из многих путей Аполлинера. Столь же близким был ему левый берег Сены, Латинский квартал, поэтическое сердце столицы. Места, опустевшие после смерти Верлена, в кабачках возле Люксембургского сада и вокруг Одеона, привлекают связанной с ними еще живой легендой, между пятым и шестым кварталами Парижа еще бродит ночная тень Вийона, не случайно литературные вечера, в которых принимал участие Аполлинер, устраивались в левобережных кафе и погребках. Охотнее всего встречались в «Омнибус-баре», в бистро на улице Сены и в «Вандеэн» на улице Пренс. Отмечается артистическая миграция, она распространяется на весь Левый берег, захватывает Сен-Мишель и Обсерватуар, пока наконец все кочевье не обосновалось, как в удобном гнезде, в кафе «Клозери де лила», где, начиная с девятьсот седьмого года, долгое время происходят вечера журнала «Вэр э проз», собирающие писателей, часто традиционных по вкусам, которые, несмотря на различные, порою просто противоположные художественные программы, близко сошлись с молодым Монмартром. Каждый вторник Пикассо и Фернанда Оливье пересекали весь Париж, от улицы Равиньян до окраин Люксембургского сада, чтобы в клубах дыма, среди блистательных шуток и тирад наслаждаться сладостью новой дружбы. Как это обычно бывает, возле мест, посещаемых артистической публикой, возле всех этих «имен» кружил рой девиц, молодых оригиналок, претенциозных «синих чулок», очаровательных снобов в юбке или просто кандидаток для свободной совместной жизни. Некоторые из них вошли в историю как будущие подруги художников, ставших великими, другие пополнили запас анекдотов забавными фразами, вроде:
«А почему на картине Лот-река у меня под носом шпинат?» В «Клозери де лила» Поль Фор влюбился в прелестную и серьезную девицу из провинциальной приличной семьи, которая, привлеченная легендой, возникшей вокруг «Клозери», появилась там как-то с отцом и, чинно сев к столику, оглядывала все вокруг любопытствующим и внимательным взглядом. Покоренная непреходящим, чарующим и очень поэтическим чувством, которым воспылал к ней Поль Фор, она вышла за него замуж, разделив с ним сладость популярности и славы, по тем временам довольно громкой, но не очень-то признанной историей. Наряду с ним она принимала почести как жена короля поэтов и совершила со своим Полем перед самой войной триумфальную поездку по Европе, описание которой, в фолибержерском духе, столь мало считающееся с реалиями и столь типичное по незнанию чужестранной географии, которое характерно для наших французских друзей, нашло место в книге воспоминаний Поля Фора. «Их величества» посетили и Польшу, где король поэтов принял от своих почитателей полагающуюся ему толику лавров, после чего вернулся во Францию, где жил долго и счастливо восторженным старцем, окруженным толпой внуков, и все еще знаменитым, главным образом как автор стихов— «Если бы парни всей земли...»
Не отказал ему в своей симпатии и Аполлинер, с прирожденной щедростью назвав его «воплощением поэзии». Поль Фор принадлежал к инициаторам литературных вторников в «Клозери де лила», где постоянно бывал Аполлинер, окруженный группой верных друзей. Были среди них и друзья школьных лет, с которыми Аполлинера связывали воспоминания (обычно обязывающие и глубокие) о первых совместных поэтических опытах, пропущенных уроках и поездках на лодке по морю, первые переживания от прочитанного и первые напечатанные стихи. Вместе с Туссен-Люка, способным правоведом, который стал потом помощником префекта, юношей состоятельным и немного скучноватым, предусмотрительно сторонящимся богемы, всегда в назначенный час являлся Луи де Гонзаг Фрик, известный тем, что каждое утро приносил Аполлинеру яблоко, прописанное поэту врачом как средство от нервного кашля. Именно Гонзаг Фрик, найдя парижский адрес Аполлинера, бывшего приятеля по лицею, позвонил на рассвете в его квартиру и еще полусонному хозяину, трясущемуся от холода в ночной рубашке, прочитал без запинки «Полуденный отдых фавна» Малларме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Монмартрская песня, вдохновляемая экзотикой открываемых кварталов и атмосферой полународных баль-мюзетт, где наряду с мидинетками и студентами веселились настоящие апаши и их любовницы, составляет особый род лирики, к которому обращаются, каждый по-своему, поэты, рисовальщики и певцы, чуткие к меняющейся картине ночной жизни столицы.
Песня неустанно граничит здесь с истинной поэзией. Авторами песенок часто бывают почты Карко, Ришпен, Пеллерен, а их тональность проявляется и в творчестве таких поэтов, как Туле, имеющего большой опыт в труднейших поэтических формах, отточенную строфу которого, исполненную мягкой грусти и самоиронии, так ценил Аполлинер. Этот Туле, не заботящийся о славе, ностальгичный, пресыщенный херувим с длинным лицом, прозрачными голубыми глазами и светлыми волосами, предмет терзаний женщин, целые дни проводил в баре «Де ла Пэ», равнодушный к соблазнам как Монмартра, так и Монпарнаса. Его привлекал Париж центральный, бульвары, яркий хоровод красиво одетых парижанок, шум колясок, скрежет омнибусов, этот головокружительный парад мелкобуржуазного преуспеяния, дефилирующего перед столиками кафе возле Оперы, тех кафе, которые после второй мировой войны стали уже пристанищами валютчиков и хорошо одетых подозрительных субъектов. Картины эти, отсутствующие в его поэзии, пропитанной экзотикой и меланхолическими настроениями, нашли себе место в прозе, сочиняемой для Вилли, бульварного романиста, любителя рискованных тем, литературным негром которого долгие годы был Туле. Сюда, в бар «Де ля Пэ», приходил Аполлинер, чтобы встретиться с Туле, потом с Дебюсси и Пикабиа, интересующийся всем, каждому близкий и ни к кому и ни к чему не приверженный.
Поэтическая география Парижа отчетливо показывает нам, что монмартрский путь был хотя и важным, но только одним из многих путей Аполлинера. Столь же близким был ему левый берег Сены, Латинский квартал, поэтическое сердце столицы. Места, опустевшие после смерти Верлена, в кабачках возле Люксембургского сада и вокруг Одеона, привлекают связанной с ними еще живой легендой, между пятым и шестым кварталами Парижа еще бродит ночная тень Вийона, не случайно литературные вечера, в которых принимал участие Аполлинер, устраивались в левобережных кафе и погребках. Охотнее всего встречались в «Омнибус-баре», в бистро на улице Сены и в «Вандеэн» на улице Пренс. Отмечается артистическая миграция, она распространяется на весь Левый берег, захватывает Сен-Мишель и Обсерватуар, пока наконец все кочевье не обосновалось, как в удобном гнезде, в кафе «Клозери де лила», где, начиная с девятьсот седьмого года, долгое время происходят вечера журнала «Вэр э проз», собирающие писателей, часто традиционных по вкусам, которые, несмотря на различные, порою просто противоположные художественные программы, близко сошлись с молодым Монмартром. Каждый вторник Пикассо и Фернанда Оливье пересекали весь Париж, от улицы Равиньян до окраин Люксембургского сада, чтобы в клубах дыма, среди блистательных шуток и тирад наслаждаться сладостью новой дружбы. Как это обычно бывает, возле мест, посещаемых артистической публикой, возле всех этих «имен» кружил рой девиц, молодых оригиналок, претенциозных «синих чулок», очаровательных снобов в юбке или просто кандидаток для свободной совместной жизни. Некоторые из них вошли в историю как будущие подруги художников, ставших великими, другие пополнили запас анекдотов забавными фразами, вроде:
«А почему на картине Лот-река у меня под носом шпинат?» В «Клозери де лила» Поль Фор влюбился в прелестную и серьезную девицу из провинциальной приличной семьи, которая, привлеченная легендой, возникшей вокруг «Клозери», появилась там как-то с отцом и, чинно сев к столику, оглядывала все вокруг любопытствующим и внимательным взглядом. Покоренная непреходящим, чарующим и очень поэтическим чувством, которым воспылал к ней Поль Фор, она вышла за него замуж, разделив с ним сладость популярности и славы, по тем временам довольно громкой, но не очень-то признанной историей. Наряду с ним она принимала почести как жена короля поэтов и совершила со своим Полем перед самой войной триумфальную поездку по Европе, описание которой, в фолибержерском духе, столь мало считающееся с реалиями и столь типичное по незнанию чужестранной географии, которое характерно для наших французских друзей, нашло место в книге воспоминаний Поля Фора. «Их величества» посетили и Польшу, где король поэтов принял от своих почитателей полагающуюся ему толику лавров, после чего вернулся во Францию, где жил долго и счастливо восторженным старцем, окруженным толпой внуков, и все еще знаменитым, главным образом как автор стихов— «Если бы парни всей земли...»
Не отказал ему в своей симпатии и Аполлинер, с прирожденной щедростью назвав его «воплощением поэзии». Поль Фор принадлежал к инициаторам литературных вторников в «Клозери де лила», где постоянно бывал Аполлинер, окруженный группой верных друзей. Были среди них и друзья школьных лет, с которыми Аполлинера связывали воспоминания (обычно обязывающие и глубокие) о первых совместных поэтических опытах, пропущенных уроках и поездках на лодке по морю, первые переживания от прочитанного и первые напечатанные стихи. Вместе с Туссен-Люка, способным правоведом, который стал потом помощником префекта, юношей состоятельным и немного скучноватым, предусмотрительно сторонящимся богемы, всегда в назначенный час являлся Луи де Гонзаг Фрик, известный тем, что каждое утро приносил Аполлинеру яблоко, прописанное поэту врачом как средство от нервного кашля. Именно Гонзаг Фрик, найдя парижский адрес Аполлинера, бывшего приятеля по лицею, позвонил на рассвете в его квартиру и еще полусонному хозяину, трясущемуся от холода в ночной рубашке, прочитал без запинки «Полуденный отдых фавна» Малларме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79