Вырыла ямку, сняла заколотый в волосы гребень слоновой кости, положила его в ямку и принялась засыпать землей. Ей хотелось оставить какую-нибудь память по себе, наладить связь между собою и этим чужим, незнакомым местом, взять на себя обязательства по отношению к этой горсти праха. Быть может, она когда-нибудь вернется сюда, снова разроет землю, найдет гребень, и тогда ей одной станет ясно, какое это утешение, какое успокоение и сколь осязаема и предметна связь душ. Она непременно возьмет гребень, будет по-прежнему им пользоваться, а взамен оставит в ямке какую-нибудь другую свою вещицу. И так все время, до глубокой старости, до...
Она заметила царя. Что-то уловила плечом. Что-то почувствовала затылком. Спиной ощутила тяжесть.Повернула голову, увидела его и ничуть не удивилась. И не смутилась, что кто-то застал ее врасплох и проник в ее тайну. Умяла руками и разровняла землю, пригладила напоследок ладонью и только затем спокойно поднялась на ноги и стала перед ним.
Молча, в упор смотрели они друг на друга. На лицах у обоих обозначилась едва приметная усмешка.Внезапная красота Парандзем болью отозвалась в душе царя, опалила щеки. И единственным пристойным выходом из положения была беспомощная эта усмешка, это невольное признание в слабости.
- Я слыхал о твоей красоте, но то, что вижу, превосходит воображение. И пусть мои слова не покажутся тебе в минуту тяжелейшего этого горя пустой любезностью. Я говорю искренней, чем когда-либо.
- Благодарствуй, царь,- склонила Парандзем голову.
— Я приказал блюсти по всей стране пост в знак траура по твоему мужу.
— Прими мою признательность, царь. — Помолчала мгновение и вновь взглянула ему в глаза,— Ну а ты? Ты тоже блюдешь пост?
— Мой приказ кажется тебе бессмысленным и запоздалым?
— Кто убил Гнела, царь?
— Убийца жестоко поплатится. Не думай об этом. Я не хочу растревоживать правдой твое хрупкое сердце.
— Не бойся. Скажи мне, я выдержу. Мне ли не знать мое сердце?
— Будь я уверен, что это, облегчит твое горе...
— Так ли уж важна, царь, твоя уверенность, когда уверена я сама.
— Мне нравится твоя дерзость. Если ты не собираешься вскружить царю голову, советую быть кроткой и смиренной.
— Возможно, царь уже влюблен?
— А если он предложит тебе стать его женой? В час горя это, наверное, покажется откровенной наглостью?
Предложение было столь неподготовленным, столь неожиданным — первым долгом для него самого,— что он не успел себя остеречь, не нашел времени пораскинуть умом. Получалось, что из-за нескольких неосторожных, непродуманных слов дальнейшая судьба царя зависела уже от ответа Парандзем, от ее «да» или «нет».
— То, что непозволительно простым смертным, позволено царю.
В ответе Парандзем царь уловил и женскую игру, и горечь. Она умела странным образом совмещать противоположные вещи. Примирять взаимоотрицающие чувства, обуздывать их и заставлять выступать заодно. А это больше обычного согласия либо отказа.
— Стало быть, ты разрешишь мне нарушить каноны траура и просить твоей руки?
— Хочу я того или нет, твоя воля — закон для меня. — Парандзем почтительно поклонилась. — И этим мы с тобой обязаны моему супругу.
— В таком случае он не помешает нашему браку. Выходит, он и по смерти остался верным моим подданным.
Царь мог взять свое предложение обратно, обернуть шуткой, не оставаться в плену у неосторожно брошенных, необдуманных слов. И если он этого не сделал, то так ли уж неосторожны были его слова, так ли уж необдуманны и не-взвешенны — хотя бы и в краткий миг их произнесения ? Ведь
внутреннее время человека — мгновения его наитий, страхов, подозрений, сомнений, мгновения едва ли не на каждом шагу совершаемого выбора — и вовне текущее действительное время измеряются разными мерами и отнюдь не соответствуют друг другу. Одно принадлежит тебе, второе — всем. Твое время удлиняется, устремляется к вечности, а второе, всеобщее, — призрачно и обманчиво.
— Однако при одном условии, царь, — сухо и деловито, без тени стыдливости сказала Парандзем. — Если я буду первой среди твоих жен.
— То есть царицей.
— Если меня будут величать женою из жен.
— Согласен. Царица и жена из жен.
Быть может, как раз тогда, под собольим покрывалом, возникло у царя решение, под покрывалом, когда глаза были зажмурены, а слух отворен? И голос женщины струился и струился, заполняя все до единой поры его тела и не находя себе исхода. И он жил с этим голосом сорок дней, влюбленный в его переливы, в каждый его звук, так и не зная, кому он, этот голос, принадлежит. И все было предрешено. Если бы царь не только услышал, но и увидел Парандзем в первый день, то, пусть даже ее красота ослепила его, изумила и восхитила, едва ли сегодняшнее его предложение оказалось бы неизбежным.
— Приглашаю тебя отужинать со мной, — сказал царь, делая вид, будто такого приглашения не существовало и Парандзем им не пренебрегала.
— Благодарствуй, царь. Я польщена.
— Ты забыла гребень, — словно между прочим обронил царь.
— Но это не единственный мой гребень, — обольстительно улыбнулась Парандзем. — У меня есть и другой.
Они миновали множество надгробий, десятки имен и незавершенных повестей, а когда вышли за кладбищенскую ограду, царь с удивлением увидел, что телохранители поджидают его.Его ждала также двухместная колесница.Они сели в колесницу и молча двинулись в путь.Парандзем поняла, что цель достигнута. Ей и в голову не приходило, что можно выйти замуж за царя и стать царицей. Но это-то и было настоящим возмещением. Великой ее любви, иссякшего ее счастья. Ведь говорила же она, что взамен этого ей нужно нечто грубое и сугубо вещественное, осязаемое. Нет, ты погляди только на мудрую игру судьбы. Погляди, из чьих рук получаешь возмещение. Платит тот, кто от-
нял. Воздает тот, кто насильно вырвал. Парандзем разбирал смех; в горле запершило, и она еле сдержалась. Искоса, с признательностью взглянула на своего врага, украдкой рассмотрела его серьезное, угрюмое лицо и прониклась к нему глубокой приязнью. Вновь примирила, вновь совместила противоречивые чувства. Без особых на то усилий, не отягчая подозрениями, не вступая с собой в борьбу. Тихо и спокойно.
В зале стоял длинный стол с двумя приборами. По одну сторону сел царь, по другую - Парандзем.
- Но мне известно, что Гнела убил ты.
Царь вскочил как ужаленный, побледнел и с ненавистью посмотрел на сидящую напротив женщину, которая с сосредоточенным лицом выбирала закуску и перекладывала ее в тарелку.
- Значит... значит, ты смеешься надо мной?
- Я не дерзну смеяться над моим царем, - невозмутимо ответствовала Парандзем.
- В таком случае... отчего же ты согласилась выйти за меня?
- Я пообещала Гнелу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Она заметила царя. Что-то уловила плечом. Что-то почувствовала затылком. Спиной ощутила тяжесть.Повернула голову, увидела его и ничуть не удивилась. И не смутилась, что кто-то застал ее врасплох и проник в ее тайну. Умяла руками и разровняла землю, пригладила напоследок ладонью и только затем спокойно поднялась на ноги и стала перед ним.
Молча, в упор смотрели они друг на друга. На лицах у обоих обозначилась едва приметная усмешка.Внезапная красота Парандзем болью отозвалась в душе царя, опалила щеки. И единственным пристойным выходом из положения была беспомощная эта усмешка, это невольное признание в слабости.
- Я слыхал о твоей красоте, но то, что вижу, превосходит воображение. И пусть мои слова не покажутся тебе в минуту тяжелейшего этого горя пустой любезностью. Я говорю искренней, чем когда-либо.
- Благодарствуй, царь,- склонила Парандзем голову.
— Я приказал блюсти по всей стране пост в знак траура по твоему мужу.
— Прими мою признательность, царь. — Помолчала мгновение и вновь взглянула ему в глаза,— Ну а ты? Ты тоже блюдешь пост?
— Мой приказ кажется тебе бессмысленным и запоздалым?
— Кто убил Гнела, царь?
— Убийца жестоко поплатится. Не думай об этом. Я не хочу растревоживать правдой твое хрупкое сердце.
— Не бойся. Скажи мне, я выдержу. Мне ли не знать мое сердце?
— Будь я уверен, что это, облегчит твое горе...
— Так ли уж важна, царь, твоя уверенность, когда уверена я сама.
— Мне нравится твоя дерзость. Если ты не собираешься вскружить царю голову, советую быть кроткой и смиренной.
— Возможно, царь уже влюблен?
— А если он предложит тебе стать его женой? В час горя это, наверное, покажется откровенной наглостью?
Предложение было столь неподготовленным, столь неожиданным — первым долгом для него самого,— что он не успел себя остеречь, не нашел времени пораскинуть умом. Получалось, что из-за нескольких неосторожных, непродуманных слов дальнейшая судьба царя зависела уже от ответа Парандзем, от ее «да» или «нет».
— То, что непозволительно простым смертным, позволено царю.
В ответе Парандзем царь уловил и женскую игру, и горечь. Она умела странным образом совмещать противоположные вещи. Примирять взаимоотрицающие чувства, обуздывать их и заставлять выступать заодно. А это больше обычного согласия либо отказа.
— Стало быть, ты разрешишь мне нарушить каноны траура и просить твоей руки?
— Хочу я того или нет, твоя воля — закон для меня. — Парандзем почтительно поклонилась. — И этим мы с тобой обязаны моему супругу.
— В таком случае он не помешает нашему браку. Выходит, он и по смерти остался верным моим подданным.
Царь мог взять свое предложение обратно, обернуть шуткой, не оставаться в плену у неосторожно брошенных, необдуманных слов. И если он этого не сделал, то так ли уж неосторожны были его слова, так ли уж необдуманны и не-взвешенны — хотя бы и в краткий миг их произнесения ? Ведь
внутреннее время человека — мгновения его наитий, страхов, подозрений, сомнений, мгновения едва ли не на каждом шагу совершаемого выбора — и вовне текущее действительное время измеряются разными мерами и отнюдь не соответствуют друг другу. Одно принадлежит тебе, второе — всем. Твое время удлиняется, устремляется к вечности, а второе, всеобщее, — призрачно и обманчиво.
— Однако при одном условии, царь, — сухо и деловито, без тени стыдливости сказала Парандзем. — Если я буду первой среди твоих жен.
— То есть царицей.
— Если меня будут величать женою из жен.
— Согласен. Царица и жена из жен.
Быть может, как раз тогда, под собольим покрывалом, возникло у царя решение, под покрывалом, когда глаза были зажмурены, а слух отворен? И голос женщины струился и струился, заполняя все до единой поры его тела и не находя себе исхода. И он жил с этим голосом сорок дней, влюбленный в его переливы, в каждый его звук, так и не зная, кому он, этот голос, принадлежит. И все было предрешено. Если бы царь не только услышал, но и увидел Парандзем в первый день, то, пусть даже ее красота ослепила его, изумила и восхитила, едва ли сегодняшнее его предложение оказалось бы неизбежным.
— Приглашаю тебя отужинать со мной, — сказал царь, делая вид, будто такого приглашения не существовало и Парандзем им не пренебрегала.
— Благодарствуй, царь. Я польщена.
— Ты забыла гребень, — словно между прочим обронил царь.
— Но это не единственный мой гребень, — обольстительно улыбнулась Парандзем. — У меня есть и другой.
Они миновали множество надгробий, десятки имен и незавершенных повестей, а когда вышли за кладбищенскую ограду, царь с удивлением увидел, что телохранители поджидают его.Его ждала также двухместная колесница.Они сели в колесницу и молча двинулись в путь.Парандзем поняла, что цель достигнута. Ей и в голову не приходило, что можно выйти замуж за царя и стать царицей. Но это-то и было настоящим возмещением. Великой ее любви, иссякшего ее счастья. Ведь говорила же она, что взамен этого ей нужно нечто грубое и сугубо вещественное, осязаемое. Нет, ты погляди только на мудрую игру судьбы. Погляди, из чьих рук получаешь возмещение. Платит тот, кто от-
нял. Воздает тот, кто насильно вырвал. Парандзем разбирал смех; в горле запершило, и она еле сдержалась. Искоса, с признательностью взглянула на своего врага, украдкой рассмотрела его серьезное, угрюмое лицо и прониклась к нему глубокой приязнью. Вновь примирила, вновь совместила противоречивые чувства. Без особых на то усилий, не отягчая подозрениями, не вступая с собой в борьбу. Тихо и спокойно.
В зале стоял длинный стол с двумя приборами. По одну сторону сел царь, по другую - Парандзем.
- Но мне известно, что Гнела убил ты.
Царь вскочил как ужаленный, побледнел и с ненавистью посмотрел на сидящую напротив женщину, которая с сосредоточенным лицом выбирала закуску и перекладывала ее в тарелку.
- Значит... значит, ты смеешься надо мной?
- Я не дерзну смеяться над моим царем, - невозмутимо ответствовала Парандзем.
- В таком случае... отчего же ты согласилась выйти за меня?
- Я пообещала Гнелу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124