— У нас полный переполох. Приезжал полковник, интересовался твоей характеристикой... Герой, герой ты; Володька! Самойлов хочет тебе свою готовальню подарить. О, у него готовальня знатная, я тебе скажу... Ты еще тут долго будешь? Смертельная опасность, да?
— Все в порядке,— улыбнулся Владимир.
Иван Иванович вдруг затих, понурился. Попросил, не поднимая головы:
— Ты извини меня, старого дурака... — За что?—удивился Владимир.
— Вдруг там ничего нет? Сгнило. Сгорело. Пошло прахом... Или лежит в другом месте... О господи, у меня сердце заходится от такой мысли. Извини, Володя. Извини...
Они долго молчали. Солдаты у. костра чему-то смеялись, ходили в развалины, искали там доски и ломали их ударом сапога. Щепки летели в огонь. Круг света расширялся, от колебания пламени он дрожал, словно над костром качался невидимый фонарный колпак.
— Вы никому об этом не говорите,- невесело, сказал Владимир.— Уже поздно сомневаться... Завтра с одной бутом кончать.
— И все-таки я верю,— страстно проговорил Иван Иванович.—-Они там. Или я в самом деле выживший из ума старик. Ты должен отбросить все мысли и верить в успех. Тогда ты остался жив. Мне объяснили, как это опасно. Даже если тут их нет, то это будет первая дверь... Потом придут другие люди и откроют вторую. Если надо—третью! Только так...
—Завтра распечатаем,— устало произнес Владимир.
— Я хотел быть с тобой,— решительно проговорил Иван Иванович,— ходил к начальству.
— Ну, это глупость,— улыбнулся Владимир.— Каждому своя дверь, не так ли? — Он обнял старика, шутливо потряс его за узкие плечи: —Третью откроем вместе. Привет нашим... До свидания.
Он ушел. Из окна будки долго смотрел, как Иван Иванович все стоит у костра, рассказывает что-то солдатам, намахивая руками.
Капитан уже спал, накрывшись поверх одеяла шинелью. Владимир сел за стол и выкрутил, выше фитиль в керосиновой лампе. Придвинул тетрадь.
ИЗ ПИСЬМА ВЛАДИМИРА ЛЕШЕ
«...Если от меня долго не будет писем, то, возможно, я уехал в дальнюю командировку. Предполагаю, что пошлют меня в другой город. Если там понравится, то останусь в нем на всю жизнь.
Пишу тебе ночью. На небе много звезд. Солнце заходило без красного зарева — значит, завтра ветра не будет. Ночью о многом думается. Мне всего лишь двадцать четвертый год. Ни черта особенного не сделал. А почти четверть века! Звучит!, Если, определять по шмоткам, то мало выразительно — две пары диагоналевых штанов, гимнастерка, бязевое белье, портянки, фланелевые и простые, ботинки, протез, шинель, рукавицы... Вот воспоминаний много, но и в том, что было раньше, я лицо второстепенное. Один умный человек сегодня сказал, что мы живем так: перед нами дверь, без таблички и надписи. Можешь ее не открывать! Не заставляют. У тебя есть что надеть, ты сыт, над тобой не каплет. Живи, пожалуйста. Шут его знает, какие неприятности ожидают по ту сторону. Лучше не ввя-
зываться. Но вдруг за дверью стучит мина? Знаешь, бывают такие, с часовым механизмом. Ухо приложишь, а там «тик-так»... И пока ты уминаешь вареную картошку с курицей, ахнет она, полетят- во все стороны ложки да плошки... И вот кто-то открывает эту дверь. Руки от страха трясутся, подгибаются ноги... Хоть «мама-а» кричи-! Я тебе скажу, не легко-с ней возиться. Она же специально создана, чтобы тебя убить... А может, ее там и вовсе нет?.. Человек открывает Дверь и видит за ней дверь другую. И так всё время. Понимаешь? Все время о ком-то думаешь, за кого-то дрожишь от страха. А смерть? — это когда дверь, за тобой захлопывается. В нее уже никто не стучится, все проходят дальше... Таким способом измерять прожитое интереснее. Правда, можно и по количеству съеденной картошки — десять мешков, сорок мешков...
Когда-то люди придумали забавную штуку: на земле человек умирает — на небе загорается звезда. Приятно... Но ведь не загорается? Иначе небо давно уже провалилось бы под тяжестью звезд. Потом, видно, смекнули и сложили другую легенду: человек умирает — с'неба срывается звезда. Это уже умнее: отсветил и" катись к такой бабушке... Посмотри на небо, я вижу в окне их миллионы, звезд. Высыпали от одного края земли до другого. Одна свалилась — две загорелись. Чего же бояться, если неожиданно за тобой захлопнется та дверь? Важнее узнать-—светил ли ты?»
«РЫЖАЯ МАШКА» И «ХРЯК»
Бомбу поливали горячей водой, и от нее поднимался пар, словно этот тяжелый литой снаряд только Что врезался в стену.и, раскаленный падением, дымящийся, замер на те доли секунды, которые сейчас под броней металла лихорадочно отсчитывали невидимые механизмы — бесшумно сдвинулись шестеренки, освободился взрыватель, в детонаторе вспыхнуло пламя... И вот!..
«Рыжая Машка» исходила паром, темное от воды тело ее, промерзшее за годы лежания в стене подвала, не нагревалось— оно было ледяным, шершавым; с несмываю-щейся окалиной.
Обнаженная от кирпичей бомба несла взрыватель ударного типа. Владимир тщательно очистил его от грязи, достал из сумки нужный инструмент.
Бог знает, почему она не взорвалась при падении? Взрыватель помят и приплюснут. Что помешало взрыву? Поди, догадайся... Внутрь проклятой не влезешь. Иной снаряд год в земле пролежит, его плугом на поверхность вывалят. Человек возьмет в руки и швырнет на край поля. А через три месяца самопроизвольный взрыв... Сейчас один способ обезвредить бомбу — выкрутить взрыватель. Потом можно будет закинуть его к черту на кулички, сидеть на бомбе, покуривать, погрузить ее в кузов бронетранспортера и вывезти за город, чтобы с помощью пакетов тола поднять к небу в безопасном месте. А пока она наискось лежит на кирпичной, стене, отмытая от пикратов, тяжелая, в рыжей ржавчине. В ее рыбьем раздутом теле чувствуется мрачная сила.-Ждет неосторожного движения, любой промах человека — толкнул, тронул с места, и что-то распрямится п ней с чудовищной яростью, плеснет огнем и рваным железом. Гул прокатится по улицам, города.. Рухнут стены и паутина стальных ферм крыши...
— Ты давно сапером? — спрашивает капитан. Он веником сметает со стены пыль, сгребает в угол осколки кирпичей.
— Да ну, какой я сапер! — усмехается Владимир.— Призвали нас в начале войны. В запасном полку... Так... В общем и по верхам...
«...Хорошо ли держится она в кирпичах? Кажется, зажато накрепко... Пожалуй, можно и приступать... Все ли сделал до конца?..»
— ...А на фронте зачислили в саперный взвод... Туг уж практика началась. Иногда и не поймёшь, кем мы были,— пас и в окопы, нас и на минные поля... А в тыл отведут, так но лесам и полям шарим со щупами. Миноискатели уже потом поступили... Взводный у нас был просто, профессором...
«...Ну вот, пора...»
— Не пошел бы ты, Петр Степанович, проведать окружение? На месте ли солдаты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71