..
А присмотришься, и увидишь другое: вечером по улицам парочки прогуливаются, девчонки бегают на свидания, в развалинах музыка — наверно, свадьбу справляют, а там демобилизованных встречают — на станции митинг со знаменами... .Ремонтируют сохранившиеся дома. Уже пустили на металлургическом первую домну...
Но работа у нас такая, что мы находимся в самом Центре человеческих несчастий — с жильем просто ужас. Люди приходят к нам. Требуют, скандалят. Кричат, плачут. И мы ничего пока сделать не можем. Жилой фонд разрушен на восемьдесят процентов — из каждых десяти домов осталось два. И ты бы посмотрел на эти здания,.. И все-таки играют свадьбы, ходят друг к другу в гости, учатся... Просто невероятно.
Но если, Леша, каждый раз изо дня в день ходить по развалинам или выслушивать жалобы... Одни жалобы и развалины! Мир становится черным. Уже ничего не видишь вокруг, кроме заплаканных лиц и горелого камня. Может быть, от этой человеческой бездомности мы и мерзнем, словно сырость всех подвалов вошла в наши кости... А ты говоришь, что на юге тепло, солнышко! Скажи, корешок, как увидеть все сразу: и свадьбы, и развалины, девчонок с модными причёсками, и рахитичных детей? Не с одной стороны, а со всех? Обойти вокруг, как памятник, и понять сложность существования...
Работь все больше. Прихожу домой поздно ночью. Плохо с дровами. Все заборы и сараи разобрали на топливо. На базаре маленькая вязанка — пятьдесят рублей... Я очень рад, что Домна поправилась. Ты ее не гоняй в холод на базар. Справляйся уж сам. Побереги женщину...»
РЕШЕНИЕ
Владимир пришел к базару. Огурцов ожидал давно, нервничал, то и дело курил.
— Слушай, не ходи туда, — сказал он. — Пусть будет по-старому...
— Как это? — спросил Владимир. Он не выспался, выбрался из хибары, даже не поев, и сейчас нерешительность инвалида раздражала.
— На черта я им такой нужен? Ты подумай... Ну, ищут меня. Забудут... Таких тысячи!
— Вперед, славянин, — пробормотал Владимир и, .подняв воротник, зашагал по дороге. Огурцов медленно покатился за ним, перебирая руками колеса коляски..
— Ну, куда ты спешишь?.. Подожди... Давай все обсудим... Примут они меня, обмоют, оденут... А дальше? Скоро, говорят, богадельни строить будут...
— Не так скоро... Да и не примут тебя в дом инвалидов.
— Почему?
— Здоров ты, как бык. — А ноги?
— Деревяшки прицепишь.
Огурцов замолчал, с силой крутнул коляску, ставя ее поперек дороги.
— Все.
— Давай, батя, давай,.— сердито сказал Владимир. — Некогда мне...
— Приехали,—инвалид кивнул на дом за дощатым забором.— Тут они сейчас... Мои Огурцовы.
— Стой здесь, — Владимир побрел .напрямик, проваливаясь в мокрый снег. У забора оглянулся. Инвалид одиноко
сидел в коляске. Земля была черной, с ледяными замерзшими лужами. А дальше виднелся базар — неутешная толпа, длинные столы и обожженные стволы деревьев.
Владимир оперся о доски и заглянул во двор. Ветер раскачивал задубелое на морозе белье. У крыльца стояла снежная обтаявшая баба и валялся веник. Двое закутанных по брови детишек таскали салазки.
— Эй! — позвал Владимир.— Где тут Огурцовы? Один из мальчиков неуверенно подошел к забору.
— Чего вам, дяденька?
— Ты Огурцов?
— Ага.
— Мамку позови.
— Ее нет... И бабки нет. К вечеру вернутся. Владимир растерянно посмотрел на пацана. Тот стоял,переминаясь с ноги на ногу, в тяжелом, из шинельного сукна пальто; из-под лохматой шапки, туго обмотанной шарфом, блестели любопытные глаза.
— Как звать-то тебя? — спросил Владимир.
- Федька,— охотно отозвался мальчишка.
— Так вот, Федя, — начал Владимир. — У тебя есть дедушка? Ну, тот, что был на фронте... Понимаешь?
— Он пропал, — сказал мальчишка.
— Как это? Разве люди пропадают? — удивился Владимир. — В-ыдумываешь...
Мальчишка задумался, ковыряя землю носком валенка. Потом поднял голову и робко проговорил:
— А что... это ты?
Владимир смущенно кашлянул и отвернулся... Ему стало стыдно под напряженным, ожидающим взглядом паренька.
— Нет. Не я. Но, понимаешь... Я знаю, где он...
Владимир обернулся и из-за плеча посмотрел на дорогу. Инвалид разворачивал коляску. На расстоянии не видно его лица, но в движениях торопливость — он застрял в сугробе, суетливо толкал руками колеса и все время оглядывался на дом.
— Во-о-он твой дед, — вдруг сказал Владимир. Он резко перегнулся через забор, подхватил мальчишку под мышки и поставил около себя.— Беги к нему... Кричи: «Де-де-ед... Быстрее».
Мальчишка сделал несколько шагов и тихо позвал:
- Дед.. Инвалид уже выбрался на сухое место и погнал коляску по дороге.
— Сто-о-ой! — закричал Владимир и сердито бросил мальчишке:—Бегом! Ну!
Мальчишка кинулся через сугробы, спотыкаясь и чуть не падая, на ходу крича с недетским отчаянием:
— Де-е-ед!...Дедушка-а-а!.. Де-е-ед!..
Владимир видел, как завиляла коляска, уткнувшись в обочину, и, покосившись, застыла в снегу. Мальчишка бежал к ней, разбросав руки и путаясь в длинном пальто. Тонкий голос его звенел в морозном воздухе. .
К. горлу подступил комок жалости к этим людям, которые даже встретиться не могли по-человечески. Ожидать четыре года, вынашивать каждое слово, выдумывать, изобретать самые невероятные обстоятельства свидания... И когда оказывается, вот они, рядом, неожиданно йе найти в себе сил сделать навстречу первый шаг... Как это все запутанно, словно клубок нитей,-— ни конца, ни начала...
Владимир торопливо зашагал в сторону.
Архитекторы уже рассаживались за чертежные столы, когда пришел саперный капитан в перепачканных глиной сапогах и с толстой полевой сумкой через плечо. Он спросил Волжского, козырнул ему и выложил из сумки пачку перепревших, с обугленными краями чертежей.
- Горисполком предупредил, нас, — сказал он, — что, возможно, будут попадаться определенные документы. Прошу ознакомиться и, если они представляют для вас ценность, принять под расписку.
Волжский подозвал архитекторов. Осторожно разбирая склеившиеся листы, мягкие, расползающиеся под пальцами, словно они были сотканы из мокрой ваты, люди пытались прочитать размытые надписи.
— Это все, что там было, — продолжал капитан. Он сидел у печки, подбрасывая в топку дощечки и с наслаждением курил самокрутку. — Мы старались быть внимательными. Можете убедиться на месте. У нас ребята сознательные, но вам придется, товарищи, поторопиться. Завтра этот завал подрываем.
— Это явно чертежи по городу, — проговорил Волжский. — К сожалению, они в ужасном состоянии. Макулатура.
— Я так и думал, — капитан поднялся и стал застегивать шинель.
— Простите, -— сказал Иван Иванович, — в каком районе вы их нашли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
А присмотришься, и увидишь другое: вечером по улицам парочки прогуливаются, девчонки бегают на свидания, в развалинах музыка — наверно, свадьбу справляют, а там демобилизованных встречают — на станции митинг со знаменами... .Ремонтируют сохранившиеся дома. Уже пустили на металлургическом первую домну...
Но работа у нас такая, что мы находимся в самом Центре человеческих несчастий — с жильем просто ужас. Люди приходят к нам. Требуют, скандалят. Кричат, плачут. И мы ничего пока сделать не можем. Жилой фонд разрушен на восемьдесят процентов — из каждых десяти домов осталось два. И ты бы посмотрел на эти здания,.. И все-таки играют свадьбы, ходят друг к другу в гости, учатся... Просто невероятно.
Но если, Леша, каждый раз изо дня в день ходить по развалинам или выслушивать жалобы... Одни жалобы и развалины! Мир становится черным. Уже ничего не видишь вокруг, кроме заплаканных лиц и горелого камня. Может быть, от этой человеческой бездомности мы и мерзнем, словно сырость всех подвалов вошла в наши кости... А ты говоришь, что на юге тепло, солнышко! Скажи, корешок, как увидеть все сразу: и свадьбы, и развалины, девчонок с модными причёсками, и рахитичных детей? Не с одной стороны, а со всех? Обойти вокруг, как памятник, и понять сложность существования...
Работь все больше. Прихожу домой поздно ночью. Плохо с дровами. Все заборы и сараи разобрали на топливо. На базаре маленькая вязанка — пятьдесят рублей... Я очень рад, что Домна поправилась. Ты ее не гоняй в холод на базар. Справляйся уж сам. Побереги женщину...»
РЕШЕНИЕ
Владимир пришел к базару. Огурцов ожидал давно, нервничал, то и дело курил.
— Слушай, не ходи туда, — сказал он. — Пусть будет по-старому...
— Как это? — спросил Владимир. Он не выспался, выбрался из хибары, даже не поев, и сейчас нерешительность инвалида раздражала.
— На черта я им такой нужен? Ты подумай... Ну, ищут меня. Забудут... Таких тысячи!
— Вперед, славянин, — пробормотал Владимир и, .подняв воротник, зашагал по дороге. Огурцов медленно покатился за ним, перебирая руками колеса коляски..
— Ну, куда ты спешишь?.. Подожди... Давай все обсудим... Примут они меня, обмоют, оденут... А дальше? Скоро, говорят, богадельни строить будут...
— Не так скоро... Да и не примут тебя в дом инвалидов.
— Почему?
— Здоров ты, как бык. — А ноги?
— Деревяшки прицепишь.
Огурцов замолчал, с силой крутнул коляску, ставя ее поперек дороги.
— Все.
— Давай, батя, давай,.— сердито сказал Владимир. — Некогда мне...
— Приехали,—инвалид кивнул на дом за дощатым забором.— Тут они сейчас... Мои Огурцовы.
— Стой здесь, — Владимир побрел .напрямик, проваливаясь в мокрый снег. У забора оглянулся. Инвалид одиноко
сидел в коляске. Земля была черной, с ледяными замерзшими лужами. А дальше виднелся базар — неутешная толпа, длинные столы и обожженные стволы деревьев.
Владимир оперся о доски и заглянул во двор. Ветер раскачивал задубелое на морозе белье. У крыльца стояла снежная обтаявшая баба и валялся веник. Двое закутанных по брови детишек таскали салазки.
— Эй! — позвал Владимир.— Где тут Огурцовы? Один из мальчиков неуверенно подошел к забору.
— Чего вам, дяденька?
— Ты Огурцов?
— Ага.
— Мамку позови.
— Ее нет... И бабки нет. К вечеру вернутся. Владимир растерянно посмотрел на пацана. Тот стоял,переминаясь с ноги на ногу, в тяжелом, из шинельного сукна пальто; из-под лохматой шапки, туго обмотанной шарфом, блестели любопытные глаза.
— Как звать-то тебя? — спросил Владимир.
- Федька,— охотно отозвался мальчишка.
— Так вот, Федя, — начал Владимир. — У тебя есть дедушка? Ну, тот, что был на фронте... Понимаешь?
— Он пропал, — сказал мальчишка.
— Как это? Разве люди пропадают? — удивился Владимир. — В-ыдумываешь...
Мальчишка задумался, ковыряя землю носком валенка. Потом поднял голову и робко проговорил:
— А что... это ты?
Владимир смущенно кашлянул и отвернулся... Ему стало стыдно под напряженным, ожидающим взглядом паренька.
— Нет. Не я. Но, понимаешь... Я знаю, где он...
Владимир обернулся и из-за плеча посмотрел на дорогу. Инвалид разворачивал коляску. На расстоянии не видно его лица, но в движениях торопливость — он застрял в сугробе, суетливо толкал руками колеса и все время оглядывался на дом.
— Во-о-он твой дед, — вдруг сказал Владимир. Он резко перегнулся через забор, подхватил мальчишку под мышки и поставил около себя.— Беги к нему... Кричи: «Де-де-ед... Быстрее».
Мальчишка сделал несколько шагов и тихо позвал:
- Дед.. Инвалид уже выбрался на сухое место и погнал коляску по дороге.
— Сто-о-ой! — закричал Владимир и сердито бросил мальчишке:—Бегом! Ну!
Мальчишка кинулся через сугробы, спотыкаясь и чуть не падая, на ходу крича с недетским отчаянием:
— Де-е-ед!...Дедушка-а-а!.. Де-е-ед!..
Владимир видел, как завиляла коляска, уткнувшись в обочину, и, покосившись, застыла в снегу. Мальчишка бежал к ней, разбросав руки и путаясь в длинном пальто. Тонкий голос его звенел в морозном воздухе. .
К. горлу подступил комок жалости к этим людям, которые даже встретиться не могли по-человечески. Ожидать четыре года, вынашивать каждое слово, выдумывать, изобретать самые невероятные обстоятельства свидания... И когда оказывается, вот они, рядом, неожиданно йе найти в себе сил сделать навстречу первый шаг... Как это все запутанно, словно клубок нитей,-— ни конца, ни начала...
Владимир торопливо зашагал в сторону.
Архитекторы уже рассаживались за чертежные столы, когда пришел саперный капитан в перепачканных глиной сапогах и с толстой полевой сумкой через плечо. Он спросил Волжского, козырнул ему и выложил из сумки пачку перепревших, с обугленными краями чертежей.
- Горисполком предупредил, нас, — сказал он, — что, возможно, будут попадаться определенные документы. Прошу ознакомиться и, если они представляют для вас ценность, принять под расписку.
Волжский подозвал архитекторов. Осторожно разбирая склеившиеся листы, мягкие, расползающиеся под пальцами, словно они были сотканы из мокрой ваты, люди пытались прочитать размытые надписи.
— Это все, что там было, — продолжал капитан. Он сидел у печки, подбрасывая в топку дощечки и с наслаждением курил самокрутку. — Мы старались быть внимательными. Можете убедиться на месте. У нас ребята сознательные, но вам придется, товарищи, поторопиться. Завтра этот завал подрываем.
— Это явно чертежи по городу, — проговорил Волжский. — К сожалению, они в ужасном состоянии. Макулатура.
— Я так и думал, — капитан поднялся и стал застегивать шинель.
— Простите, -— сказал Иван Иванович, — в каком районе вы их нашли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71