Радости Бондо не было границ. Ведь он плясал с Цией, смотрел ей в глаза, полы его чохи касались Цииного платья, его руки касались Цииной руки, отсветы Цииной улыбки освещали его лицо, его дыхание смешивалось с нежным Цииным дыханием. Бондо едва сдерживался, чтобы не закричать во весь голос: «Ция, Ция, любимая!»
Ция плясала, боясь поднять глаза на Бондо, голову она склонила набок, тонкие гибкие руки скрывали пунцовое от смущения лицо.
Публика, возбужденная и взбудораженная нежной и вместе с тем огненной пляской девушки и юноши, не переставая хлопать, в полный голос подхватила песню:
Нынче ночью грядет к нам Чагу, Нареченный зятем, Избранный мною и пожалованный В женихи Ции. Ликом он вылитый Тариэл, Статью он не уступает Арам-Хуту, Узкие бедра, широкие плечи, А повадка оленья.
Показался жених в башлыке, запахнутый в огромную бурку.
Люди разомкнули круг, уступая дорогу суженому девушки.
Чагу стремительно преодолел луг, бурка как крылья неслась за ним. Он ворвался в круг, облетел его раз, два, три, потом вклинился между Цией и Бондо, выхватил свою невесту из широко распахнутых рук соперника и^промчался с ней перед публикой.
Чагуния, Чагуна, ха, Воделия, Чугану, ха, Чагу, Чагу, Чагу, Чагу, Чагуния, Чагуна, ха.
Прикрыв Цию полой бурки, Уча орлом летал по кругу. Хор и публика, возбужденные вихревой пляской девушки и юноши, все убыстряли и без того головокружительный темп песни.
Бондо стоял отвергнутый и потрясенный. Чтобы Ция с Учей не увидели его настроения, он незаметно выскользнул из круга, скрылся за спинами зрителей, а потом и вовсе исчез с лужайки.
Ликом он вылитый Тариэл, Статью он не уступает Арам-Хуту,—
величали Учу певцы.
Лонгиноз Ломджария от возбуждения и радости не чуял под собой ног. Огромный успех «Чагуны» растрогал его.
Уча в последний раз прошелся в танце перед разгоряченными зрителями и, укутав Цию в бурку, выхватил ее из круга.
Чагуния, Чагуна, ха, Воделия, Чагуна, ха, Чагу, Чагу, Чагу, Чагу. Чагуния, Чагуна, ха,—
пели и прихлопывали в такт дети и взрослые.
Слова песни и хлопки молотом стучали в уши Бондо. Чтобы не слышать этого, он зажал уши руками и бегом бросился к лесу. Здесь можно было укрыться от терзающего душу мотива, остаться одному со своими горькими думами. «Узкие бедра, широкие плечи, а повадка оленья» — это красоту и удаль его соперника прославляли многочисленные зрители.
Опустошенный и разбитый, Бондо долго слонялся по лесу. Солнце зашло. Стемнело. Беспросветная мгла навалилась на
лес. Но Бондо все не уходил. Совесть вконец замучила его. Он не мог себе простить, что любит невесту другого, и если бы просто другого, но своего же друга! Единственное, чем он оправдывал себя, что Цию он полюбил до знакомства с Учей. Да что там полюбил — считал ее своей невестой.
Он решил больше не возвращаться в барак. Видеть Учу и Цию ему было невмоготу. «Прямо отсюда пойду на вокзал и айда с первым же поездом. А вещи? Бог с ними, с вещами. Обойдусь без них как-нибудь. Но что подумают товарищи? Наверняка сочтут за дезертира, да еще в такое время. Интересно, кого посадят на экскаватор? Некого, где теперь найдешь драгера. И все же что подумают товарищи? Да пусть себе думают что хотят... А я так больше не могу, не могу, и все... Не надо было приезжать на стройку... И на что я надеялся, на кого?.. И Уча, видно, просто терпит меня. А в душе презирает... Поделом мне! А что думает Ция? Да ничего, смеется, видно, надо мной. Нет, не может быть. Но почему же не может быть?»
Бондо даже не заметил, как он вышел из лесу и направился по дороге, ведущей к Поти. Что ж, он навсегда уходит от Ции, никогда больше не встретится с ней, никогда больше не услышит ее голоса. Но голос Ции звучал в его ушах, и образ Ции, той Ции, которая, печалясь, провожала его в армию, неотступно преследовал его. И как говорила она тогда: «Я подожду тебя, Бондо». Нет, не дождалась она его, отдала свое сердце другому. Не надо было сюда приезжать, не надо было снова встречаться с Цией....
В ожидании Бондо Гудуйа всю ночь не сомкнул глаз. Он ворочался с боку на бок, кряхтел и стонал. Куда мог деваться Бондо? Экскаватор сегодня не работал, кино давно закончилось, столовка и клуб закрыты, народ разошелся по домам. Где же до сих пор Бондо?
Едва только рассвело, как Гудуйа был уже на ногах. Барак спал. Гудуйа решил было пойти на канал, но вспомнил, что сегодня Бондо работает во вторую смену.
Собака с удивлением смотрела на хозяина. С тех пор как они покинули хижину, Гудуйа ни разу не поднимался в такую рань. И вообще хозяин не любил суетиться. Но сейчас он вдруг засуетился, не зная, что предпринять и куда идти. Невольно ноги понесли его к дверям комнаты Васо Брегвадзе. Даже не постучавшись, он открыл дверь и вошел в комнату.
Заслышав скрип двери, Брегвадзе тут же проснулся и сел в постели. Он явно не ждал гостя в такую пору. Нашарив на
тумбочке очки, он надел их и, щурясь, не узнаю уставился на раннего посетителя. Наконец он признал Гудуйа и сразу догадался, что тот чем-то не на шутку взволнован.
— Что стряслось, Гудуйа?
— Бондо не пришел... Уже утро, а Бондо все нет,— в голе се Гудуйа слышалась тревога, и Васо мигом пришел в себя.
— Который час?
— Уже утро, — повторил Гудуйа.— Уже с полчаса, как рассвело.
— Да, да... Наверное, он выпил и его кто-нибудь зазвал в гости...
— Но он не пил, даже к столу не пришел. Как только Чагу отнял у него свою невесту, Бондо выскочил из круга и бросился к лесу.
— Что ему было делать в лесу?
— Не знаю. Я его больше не видел.
— Он, наверное, на работу пошел.
— Он сегодня во вторую смену работает...
Неяркий утренний свет осветил задумчивые лица стариков...
Гудуйа частенько помогал Лонгинозу Ломджария. У снабженца дел было невпроворот, и только Гудуйа улучит, бывало, свободную минутку, тут же бежит на подмогу Лонгинозу: то в Поти отправится с поручением, то на завод, то в порт, то на железнодорожную станцию. Вот и сегодня Гудуйа с утра собирался на станцию справиться о прибытии состава с лесом. Попрощавшись с Брегвадзе в коратской конторе, Гудуйа поспешил на станцию, так ничего и не узнав о Бондо...
Только вошел Гудуйа в здание вокзала, как тут же увидел Бондо, стоявшего в очереди к билетной кассе. Лицо Бондо было серым от бессонницы, а одежда помята, — видно, ночь он провел на вокзале. «Куда это он собрался?» Гудуйа быстро направился к Бондо.
— Доброе утро, Бондо,— коснувшись рукой его плеча, сказал Гудуйа.
Бондо, вздрогнув, обернулся. Лицо его было настолько измученным, что Гудуйа с трудом признал в этом человеке прежнего Бондо. «И это за одну-то ночь?!»
Юноша на приветствие не ответил.
— Где ты пропадал всю ночь?
— Я был здесь.
Гудуйа понял, что встреча с ним и расспросы неприятны Бондо, но удержаться все же не смог:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105