— Лошадиное лицо Чичико вытянулось еще больше.— Ни за что! — внезапно заорал он.— Ну, теперь смотри у меня! Я бужу Эстате, ясно? Работать она здесь будет! Я тебе покажу работать здесь. Это же измена. Своему селению измена, родителям своим измена! — кипятился Чичико.
— Да, да, я здесь должна работать, Чичи, нетерпеливо перебила его Ция.— Потому что...— от волнения она осеклась.— Потому что... В общем, не все ли равно почему
— Нет, не все равно.
— Ну, хорошо. Потому что здесь работает Уча. Мы давно любим друг друга, Чичи. И больше ждать мы не намерены. Не можем мы жить друг без друга, понял теперь?
— А-а-а,— растрогался Чичико.
— А посаженым отцом ты у нас будешь, Чичи.
— Разумеется, я. Все ясно,— смягчился Чичико,— когда расписываться будете?
— Когда коратские болота осушим.
— Ничего себе!
— Не беспокойся, Чичи, мы их скоро одолеем. Как только закончится прокладка главного канала, нам дадут участок, и мы поставим дом... Если вдруг дядя Эстате проснется, ты его не пускай, ладно?
— Идите, идите. Я его по рукам-ногам свяжу.
Ция схватила Учу за руку. Они вбежали в калитку, бегом пересекли двор, осторожно обошли длинный ряд тускло сверкающих в лунном свете теплиц, вошли в коридор и робко остановились возле двери лаборатории. Только здесь осознали они, что сказал им Чичико: ведь они были босиком и насквозь мокры. И чувство стыда и неуверенности захлестнуло их. «Как же мы зайдем к директору в таком виде?»— глазами спросили они друг друга.
В это время дверь отворилась, и из лаборатории вышел сам Гванджи Букиа, с усталым лицом и портфелем под мышкой. Он с нескрываемым изумлением уставился на парочку, понурясь стоявшую у его дверей.
— Это мы, товарищ Гванджи... Я и Ция.
— Ах да, Ция. Конечно, конечно... Но что с вами случилось?—оглядывая их жалкие фигуры, спросил он.
— Ничего такого... Просто намокли... Знаете, дождь.
— Дождь? — выглянул в окно Гванджи.
— Ну, не то чтобы дождь...- Мы в море купались...
А нашу обувь унесла волна... И мы остались босиком.
— Как бы вы не простыли.
— Мы не Простудимся, товарищ Гванджи... Напротив, нам так жарко.
— Жарко? Ничего не понимаю.
— Да, знаете, немножко жарко,— не смея от стыда поднять голову, пробормотала Ция.
Гванджи распахнул дверь в лабораторию.
— Пожалуйте!
— В таком виде?— спросила Ция.
— Ничего страшного, Ция.
И все-таки Ция не осмелилась переступить порог лаборатории. Гванджи взял ее под руку и чуть ли не силой заставил ее войти. Положив портфель, Гванджи сел за стол и зажег настольную лампу. Перепуганная и растерянная, Ция, смущаясь, стояла у стола.
— Ну, здравствуйте, Ция. Вот вы, оказывается, какая.
— Да, да, босая, мокрая, смешная, во всем виноват Уча.
— Босая, мокрая — согласен, но вовсе не смешная,— серьезно сказал Гванджи. Ция ему понравилась сразу.
— А какая же?— подняла наконец голову Ция и посмотрела на Гванджи.
— Ну, знаете, такая... В общем, отказавшая Уче, пока он на земле не поселится.
— А вы откуда знаете?— удивилась Ция.
— Я все знаю.
— Я Уче не отказывала... Я иду за него. Вы просто не знаете, хоть сегодня за него иду,— затараторила Ция.— Я здесь остаюсь, если вы меня на работу возьмете. Я с Учей остаюсь.
— Да. Ция останется со мной, если вы ее на работу возьмете,— сказал Уча.— Она — цитрусовод, сможет саженцы выращивать.
— Я знаю. Ты мне уже говорил. Взять-то я ее возьму, только вот где она жить будет? С жильем у нас туго! Общежитие — это все, чем мы располагаем.
— В общежитии я и буду жить... если вы позволите,— быстро ответила Ция, боясь, что директор вдруг передумает.
— В общежитии? Как же вы будете в общежитии жить вдвоем? — улыбнулся нетерпению Ции Гванджи.
— Мы еще не муж и жена, товарищ Гванджи,— сказал Уча.— Мы пока врозь поживем. Я — в Кулеви, она — здесь.
— Врозь?
— Да, да, врозь. Вот когда главный закончим, тогда и станем жить вместе.
— Ну что ж, главное — любить друг друга, а немного потерпеть можно.
— Мы любим друг друга,— выпалила Ция и покраснела.— Мы потерпим.
— Вот и прекрасно. Ради любви человек все на свете вытерпеть может.— Гванджи что-то написал на листке блокнота, вырвал его и, сложив вдвое, протянул Уче:— Отнеси это Лонгинозу Ломджария. Пусть он ее во второй барак поселит. Это здесь, во дворе.
«Здесь я буду жить»,— повторила про себя Ция, переминаясь с ноги на ногу. Она боялась, что Эстате уже проснулся и вот-вот зайдет сюда. Поэтому она с испугом, не отрываясь смотрела на дверь.
— Ну что ж, до свидания, друзья.
— Большое спасибо, товарищ Гванджи,— направляясь к двери, сказала Ция.
Выйдя в коридор, Ция взяла записку у Учи и быстро пошла к выходу. Эстате по-прежнему храпел в машине
— Ну, как дела? — спросил их Чичико.
— Все в порядке. И на работу взяли, и жилье дали,- сказала Ция.— У тебя нет карандаша, Чичи?
— Есть,— Чичико протянул ей карандаш. .
Ция осторожно оторвала кусочек чистой бумаги от записки Гванджи, положила ее на крыло машины и написала мелким почерком: «Дядя Эстате! Я вышла замуж. Отцу с матерью передайте, что я вышла за того парня. Не обижайтесь, дядя Эстате, что я не пишу имени и фамилии того парня. Ция на мгновение задумалась. Я очень счастлива дядя Эстате. Люблю, люблю, люблю. Ваша сумасбродная Ция». Записку она отдала Чичико.
— Эту записку ты отдашь дядя Эстате в Хораги, хорошо? А теперь поезжай. Счастливо ехать.— Ция приподнялась на цыпочки и поцеловала Чичико в щеку.— Если бы ты знал, Чичи, какая я счастливая.
— Не растравляй мне рану, девочка.
— Ты не знаешь, что такое любовь, Чичи.
— Знаю, знаю. Не заставляй меня плакать, девочка...— расчувствовался Чичико. Потом он медленно забрался в машину и тихонечко захлопнул дверцу.— Не забывай о своем обещании, девочка.
— Где же я найду лучшего посаженого отца, Чичи?
— Пока.
...До самого Хораги Чичико вел машину осторожно. Председатель спал все в той же позе, привалясь к дверце машины. Во сне он сердился на Цию, грозил ей, ругал. В промежутках так храпел и сопел, что Чичико со страхом смотрел на него.
— Улетела, дядюшка Эстате, наша сумасбродная девочка. Фьюить! Улетела,— бормотал Чичико, сожалея в душе, что она действительно улетела.
Уже светало, когда они добрались до Хораги. Эстате зашевелился. Он обычно всегда просыпался в это время, вместе с птицами. Поэтому и просила Ция передать ему записку в Хораги — она знала, что раньше председателя не добудишься. И правда, стоило только машине въехать в Хораги, как Эстате проснулся и стал протирать глаза.
— Где мы, Чичико?— удивился он, заметив, что машина уже не у ворот опытной станции.
— Мы в Хораги!
— Что-о-о?
— В Хораги, говорю, приехали.
Эстате высунулся в окно и заглянул в кузов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Да, да, я здесь должна работать, Чичи, нетерпеливо перебила его Ция.— Потому что...— от волнения она осеклась.— Потому что... В общем, не все ли равно почему
— Нет, не все равно.
— Ну, хорошо. Потому что здесь работает Уча. Мы давно любим друг друга, Чичи. И больше ждать мы не намерены. Не можем мы жить друг без друга, понял теперь?
— А-а-а,— растрогался Чичико.
— А посаженым отцом ты у нас будешь, Чичи.
— Разумеется, я. Все ясно,— смягчился Чичико,— когда расписываться будете?
— Когда коратские болота осушим.
— Ничего себе!
— Не беспокойся, Чичи, мы их скоро одолеем. Как только закончится прокладка главного канала, нам дадут участок, и мы поставим дом... Если вдруг дядя Эстате проснется, ты его не пускай, ладно?
— Идите, идите. Я его по рукам-ногам свяжу.
Ция схватила Учу за руку. Они вбежали в калитку, бегом пересекли двор, осторожно обошли длинный ряд тускло сверкающих в лунном свете теплиц, вошли в коридор и робко остановились возле двери лаборатории. Только здесь осознали они, что сказал им Чичико: ведь они были босиком и насквозь мокры. И чувство стыда и неуверенности захлестнуло их. «Как же мы зайдем к директору в таком виде?»— глазами спросили они друг друга.
В это время дверь отворилась, и из лаборатории вышел сам Гванджи Букиа, с усталым лицом и портфелем под мышкой. Он с нескрываемым изумлением уставился на парочку, понурясь стоявшую у его дверей.
— Это мы, товарищ Гванджи... Я и Ция.
— Ах да, Ция. Конечно, конечно... Но что с вами случилось?—оглядывая их жалкие фигуры, спросил он.
— Ничего такого... Просто намокли... Знаете, дождь.
— Дождь? — выглянул в окно Гванджи.
— Ну, не то чтобы дождь...- Мы в море купались...
А нашу обувь унесла волна... И мы остались босиком.
— Как бы вы не простыли.
— Мы не Простудимся, товарищ Гванджи... Напротив, нам так жарко.
— Жарко? Ничего не понимаю.
— Да, знаете, немножко жарко,— не смея от стыда поднять голову, пробормотала Ция.
Гванджи распахнул дверь в лабораторию.
— Пожалуйте!
— В таком виде?— спросила Ция.
— Ничего страшного, Ция.
И все-таки Ция не осмелилась переступить порог лаборатории. Гванджи взял ее под руку и чуть ли не силой заставил ее войти. Положив портфель, Гванджи сел за стол и зажег настольную лампу. Перепуганная и растерянная, Ция, смущаясь, стояла у стола.
— Ну, здравствуйте, Ция. Вот вы, оказывается, какая.
— Да, да, босая, мокрая, смешная, во всем виноват Уча.
— Босая, мокрая — согласен, но вовсе не смешная,— серьезно сказал Гванджи. Ция ему понравилась сразу.
— А какая же?— подняла наконец голову Ция и посмотрела на Гванджи.
— Ну, знаете, такая... В общем, отказавшая Уче, пока он на земле не поселится.
— А вы откуда знаете?— удивилась Ция.
— Я все знаю.
— Я Уче не отказывала... Я иду за него. Вы просто не знаете, хоть сегодня за него иду,— затараторила Ция.— Я здесь остаюсь, если вы меня на работу возьмете. Я с Учей остаюсь.
— Да. Ция останется со мной, если вы ее на работу возьмете,— сказал Уча.— Она — цитрусовод, сможет саженцы выращивать.
— Я знаю. Ты мне уже говорил. Взять-то я ее возьму, только вот где она жить будет? С жильем у нас туго! Общежитие — это все, чем мы располагаем.
— В общежитии я и буду жить... если вы позволите,— быстро ответила Ция, боясь, что директор вдруг передумает.
— В общежитии? Как же вы будете в общежитии жить вдвоем? — улыбнулся нетерпению Ции Гванджи.
— Мы еще не муж и жена, товарищ Гванджи,— сказал Уча.— Мы пока врозь поживем. Я — в Кулеви, она — здесь.
— Врозь?
— Да, да, врозь. Вот когда главный закончим, тогда и станем жить вместе.
— Ну что ж, главное — любить друг друга, а немного потерпеть можно.
— Мы любим друг друга,— выпалила Ция и покраснела.— Мы потерпим.
— Вот и прекрасно. Ради любви человек все на свете вытерпеть может.— Гванджи что-то написал на листке блокнота, вырвал его и, сложив вдвое, протянул Уче:— Отнеси это Лонгинозу Ломджария. Пусть он ее во второй барак поселит. Это здесь, во дворе.
«Здесь я буду жить»,— повторила про себя Ция, переминаясь с ноги на ногу. Она боялась, что Эстате уже проснулся и вот-вот зайдет сюда. Поэтому она с испугом, не отрываясь смотрела на дверь.
— Ну что ж, до свидания, друзья.
— Большое спасибо, товарищ Гванджи,— направляясь к двери, сказала Ция.
Выйдя в коридор, Ция взяла записку у Учи и быстро пошла к выходу. Эстате по-прежнему храпел в машине
— Ну, как дела? — спросил их Чичико.
— Все в порядке. И на работу взяли, и жилье дали,- сказала Ция.— У тебя нет карандаша, Чичи?
— Есть,— Чичико протянул ей карандаш. .
Ция осторожно оторвала кусочек чистой бумаги от записки Гванджи, положила ее на крыло машины и написала мелким почерком: «Дядя Эстате! Я вышла замуж. Отцу с матерью передайте, что я вышла за того парня. Не обижайтесь, дядя Эстате, что я не пишу имени и фамилии того парня. Ция на мгновение задумалась. Я очень счастлива дядя Эстате. Люблю, люблю, люблю. Ваша сумасбродная Ция». Записку она отдала Чичико.
— Эту записку ты отдашь дядя Эстате в Хораги, хорошо? А теперь поезжай. Счастливо ехать.— Ция приподнялась на цыпочки и поцеловала Чичико в щеку.— Если бы ты знал, Чичи, какая я счастливая.
— Не растравляй мне рану, девочка.
— Ты не знаешь, что такое любовь, Чичи.
— Знаю, знаю. Не заставляй меня плакать, девочка...— расчувствовался Чичико. Потом он медленно забрался в машину и тихонечко захлопнул дверцу.— Не забывай о своем обещании, девочка.
— Где же я найду лучшего посаженого отца, Чичи?
— Пока.
...До самого Хораги Чичико вел машину осторожно. Председатель спал все в той же позе, привалясь к дверце машины. Во сне он сердился на Цию, грозил ей, ругал. В промежутках так храпел и сопел, что Чичико со страхом смотрел на него.
— Улетела, дядюшка Эстате, наша сумасбродная девочка. Фьюить! Улетела,— бормотал Чичико, сожалея в душе, что она действительно улетела.
Уже светало, когда они добрались до Хораги. Эстате зашевелился. Он обычно всегда просыпался в это время, вместе с птицами. Поэтому и просила Ция передать ему записку в Хораги — она знала, что раньше председателя не добудишься. И правда, стоило только машине въехать в Хораги, как Эстате проснулся и стал протирать глаза.
— Где мы, Чичико?— удивился он, заметив, что машина уже не у ворот опытной станции.
— Мы в Хораги!
— Что-о-о?
— В Хораги, говорю, приехали.
Эстате высунулся в окно и заглянул в кузов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105