Старики привязались к ним и ни в какую не отпускали их в бараки. Пока Уча был на работе, Эсма ни на шаг не отходила от больного. Она кормила его с ложечки, обстирывала и обхаживала его. Бачило так ослаб от лихорадки и высокой температуры, что от него остались лишь кожа да кости. Он весь пожелтел, глаза глубоко запали, не было аппетита. Порошки не помогали, и тогда врач назначил ему уколы хинина. Провизор чаладидской аптеки Карло Хвингиа на просьбу Учи ответил, что он даже в глаза не видел ампул хинина.
Уча поехал за лекарством в Поти. Но и здесь лекарства не оказалось.
А Антону день ото дня становилось все хуже и хуже. Уча пришел в отчаяние. Умирал его друг, а он ничего не мог поделать.
Однажды Уча поведал о своем горе Адилю Чегиани. Адиль сказал, что у Хвингиа есть хинин в ампулах.
— Я уже был у него.
— Ну и что?
. — Нету, говорит.
— Так бы он и дал тебе!
— Это почему же?
— Да он за эти ампулы три шкуры дерет.
— Где это видано, чтобы провизор от больного лекарство утаивал? — не поверил Уча.
— А прячет же. За деньги совесть свою продает.
— Что же, выходит, он из-за денег человека убивает,
да?
— Так и получается.
— Ну, а люди, ослепли, что ли?
— Так люди об этом не знают.
— А кто их покупает?
— Покупают, у кого выхода нет.
— Убью! — взревел вдруг Уча.— Убью на месте! Тут человек погибает, а он на этом наживается. Убью!
— Туда ему и дорога,— поддакнул Адиль Чегиани.— Даже жалобу на него и то никто не пишет. Больному или его близким не до жалоб. Последнее отдадут за лекарство да еще и спасибо скажут.
— А ты-то, ты ему переплачивал?
— Я малярией не болел. И лекарство мне ни к чему вроде. А вот другие переплачивали, и не раз.
Уча побледнел.
— Говорят, и отец этого Хвингиа, Джорджиа, был собака дай боже. Он в селении полеводом работал. Так вот все селение его люто ненавидело. Когда на свадьбе его кинжалом закололи, все селение вздохнуло с облегчением. Отец мой зимой ходил в Одиши на заработки и знал этого Джорджиа. Был в том селении еще Караман Хвингиа. Вот кто, говорят, наводил страх на людей. И по сей день его именем детей пугают. Силен был, подлец, но зол и жесток, одно слово — бандит и ворюга. Оставаться в селении ему уже было нельзя. Так что, ты думаешь, он сделал? Продал дом односельчанину, которого ненавидел. В ту же ночь он поджег дом, а заодно и своего дружка лавочника Коста Цулая, с которым он из селения решил податься, спалил живым. Потом подпустил петуха под общественные амбары — да и был таков. Но недалеко ушел. Все селение в погоню за ним пустилось. Пристрелили его как пса бешеного.
— Что ж, собаке — собачья смерть! — гневно сказал Уча.— Этот наш провизор почище того бандита будет. Тот хоть в открытую грабил, а этот исподтишка норовит. Пойду душу из него вытрясу!— грозно пообещал Уча, иставая.
На следующий день Уча рано утром пошел к Карло Хнингиа. В аптеке было несколько мужчин и женщин.
Провизор был молодым человеком в очках. Он украдкой приглядывался к посетителям и, лишь внимательно изучив их, давал ответ, есть ли у него то или иное лекарство.
Все это не ускользнуло от Учи. Ага, значит, правду сказал Адиль, этот шакал, знает, как с кем себя вести, кому дать лекарство, а кого поводить за нос. Разговаривал провизор
высокомерно, получая, видимо, удовольствие от просительного и подобострастного тона посетителей.
— Что это на вас мор нашел, от работы, наверное, увиливаете — все больны да немощны?! — бурчал он под нос.— Я тут с ног сбиваюсь, вас — вон сколько, а я один на всех...— Обнаглевший вконец от полной безнаказанности, он издевался над больными.— Сидели бы себе дома, а вы претесь в аптеку, словно у меня и дела больше нет, только с вами цацкаться.
— Как же мы, сынок, можем сложа руки дома сидеть, когда больному лекарство требуется?! — попыталась было урезонить наглеца старая женщина в черном платье.
Хвингиа тут же взял у нее рецепт, долго небрежно разглядывал его и, наконец насладившись тревожным нетерпением старушки, вернул его. сказав, что такого лекарства нет.
Уча все это прекрасно видел, и кулаки его сжимались от ярости, но он до поры до времени сдерживался. Наконец подошел его черед. Уча, подобострастно заглядывая в глаза провизору, протянул ему рецепт.
— Нет и не будет, не глядя, бросил ему Хвингиа.
— Врешь, есть, сказал Уча с едва сдерживаемой яростью.
— Что, что?
— Врешь, говорю. Есть у тебя лекарство.
Хвингиа поднял голову.
— Я тебе еще вчера сказал, что нет.
— Ты обманул меня вчера,— Уча бросил рецепт на прилавок.— А ну, выкладывай лекарство, тебе говорят.
— Ты что, оглох? Откуда я тебе возьму, если его нет? — встал Хвингиа.
Уча ухватил провизора за воротник, рванул к себе его тяжелое тело и резко оттолкнул. Провизор с размаху плюхнулся на стул.
— Выкладывай, ну!
— Люди, убивают! — благим матом заорал провизор. Он попытался было встать, чтобы юркнуть в соседнюю комнату, но Уча разгадал его намерение. Он легко перемахнул через прилавок, и воротник Хвингиа вновь оказался в его руках.
— Я тебя сейчас прикончу, понял? Где ампулы? Давай их сюда, ну!
— Как же я их дам, когда ты меня душишь? Спасите, люди!
Но люди с одобрением и любопытством смотрели на эту
сцену.
— Пусти, дам я тебе эти чертовы ампулы, отпусти только!— прохрипел Хвингиа, хотя Уча держал его за ворот, а не за горло.— Задыхаюсь...
Уча отпустил ворот.
Провизор попытался было еще раз разжалобить присутствующих, но, заметив лишь осуждающие взгляды, тут же достал из-под прилавка коробку, доверху наполненную ампулами, и протянул ее Уче.
— Положи на прилавок.
— Ой, сколько, оказывается, ампул у этого прохиндея...— приложила к щеке руку старушка в черном платке.
— А ты говорил — нету? — с издевкой спросил провизора Уча.— Небось покажи тебе сотню, мигом найдешь, а? Голову, голову подними, посмотри в глаза людям!
Но провизор стоял, опустив очи долу.
— Что, стыдно людям в глаза смотреть, да? А может, страшно?— Уча повернулся к присутствующим: — Что делать будем, люди, милицию позовем или сами с ним рассчитаемся?
— Не надо, сынок,— попросила старушка в черном,— простим его на первый раз. И пусть слово нам даст, что не станет он больше лекарство прятать.
— Вору на слово поверим, тетушка, так, что ли?
— На первый раз простим ему, родненький, посмотри, на кого он стал похож. Что ни говори — человек он все же.
— Вот как! А скажи-ка, тетушка, станет ли человек от больных лекарство таить? Кто знает, скольких он на тот свет отправил, и хоть бы что! — вступил в разговор пожилой тракторист Павле Кантария.
— Ну коли еще раз он за старое примется, душа из пего вон.
— Что скажете? — спросил людей Уча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105