Уча закрыл дверцу, взялся за рычаги и нажал на
педали. Ковш плавно опустился книзу, зачерпнул землю, резво понес ее к дамбе и, широко раскрыв пасть, высыпал. Все
это Уча повторил трижды, с такой быстротой и лихостью, что даже Бачило пришел в восхищение:
— Браво!
— Ура!
— Молодец, Уча!
— Да здравствует «Комсомолец»!
— Да славятся руки его создателей!
Люди бросились к экскаватору и, подхватив Учу, а заодно и Бачило на руки, стали высоко подбрасывать их в воздух. Веселые возгласы и смех неслись отовсюду.
Гремели аплодисменты, играл оркестр.
Народ медленно расходился.
Крестьяне двинулись в обратный путь, обнадеженные и обрадованные тем, что скоро на стройке будет много новых машин и дело пойдет повеселее.
Строители разошлись по своим массивам.
А драгеры и трактористы не могли оторваться от «Комсомольца»: они ходили вокруг машины, заглядывали в кабину, пробовали гусеницы. «Комсомолец» существенно отличался от «Пристмана» и «Коппеля». Хотя размером он был поменьше своих собратьев, но силы у него было больше. Ковш его брал столько же земли, сколько и другие, но в управлении он был надежен и прост.
В кабину залез Никита Ляшко.
— Дай сяду,— попросил он Учу.— И мне охота землю копнуть нашим экскаватором. Вы понимаете, ребята, что значит нашенская, родная машина, а?— восторженно говорил он. Взявшись за рычаги, он резко опустил ковш, зачерпнул землю и быстро повел ковш к дамбе.— Огонь, а не машина. Дай только волю, она сама без нас управится. Представляете, это лишь первая модель, а что дальше будет? Ну, теперь держись и «Пристман», и «Любек».
— Мы их не только догоним, но и перегоним,— вмешался в разговор драгер Квалонского массива Виталий Сомов.
— Перегнать-то перегоним, только, боюсь, не дожить мне до той поры,— подхватил слова Виталия старейший драгер на стройке Афрасион Челидзе.— Мне бы дожить хотя бы до того, когда догоним.
— Отчего же, Афрасион Павлович? Ведь мы пятилетки и четыре года выполняем. Двух пятилеток нам на это дело вполне хватит. Доживете, еще как доживете.
Заслонившись от солнца громадной заскорузлой ладонью, Афросион посмотрел на Виталия Сомова:
— Ты, наверное, юношей считаешь меня, сынок? А я ведь три четверти века прожил и последнюю четверть размениваю.
— Говорят, абхазские долгожители по сто сорок лет живут, а то и больше,— успокоил его Бачило.
— Так они на курорте живут, а меня комары да мошка заели в этих чертовых болотах. Как я до сих пор дотянул, и сам ума не приложу.
— Эти чертовы болота мы в сады превратим, Афрасион. Вот тогда и до двухсот дотянешь,— сказал Афрасиону его подручный Расул Мамедов.
Челидзе рассмеялся.
— Двести лет не то что человек, даже вороны не живут. Твоими устами да мед пить, спасибо на добром слове.
Уча привез из Натанеби Цисану тайком от Бачило. Ночевать она осталась у Ции. Девушки быстро нашли общий язык и полночи провели за разговорами. Ция поведала своей подруге, как очутилась она здесь, на опытной станции. Рассказала, как на другой же день нагрянули к ней родители, но, узнав, что живут они с Учей врозь, тут же успокоились и даже одобрили ее поступок.
— Оставайся и ты, Цисана,— сказала Ция.— И тебя родители бранить не станут, ведь и они когда-то любили друг друга. Вот тебе комната и вот кровать. Будем жить и работать вместе. Найдется и для тебя работа на нашей станции. Антон так тебя любит, что даже во сне тобой бредит.
— А ты откуда знаешь?— удивилась Цисана.
— Мне Уча говорил. Они ведь в одной комнате живут и работают тоже вместе. Они как братья родные. И мы с тобой будем как сестры. Оставайся, а то жаль Антона, извелся он без тебя.
— Жаль? Что это ты выдумала — жаль!
— Ведь ты же любишь его!
— Конечно, люблю. Он мне дороже всех на свете.
— Вот видишь! За чем же дело стало!
— Оно-то так, но, знаешь, родители... Не останусь же я без их согласия,— сказала Цисана.
— Но ведь я осталась с Учей без ведома родителей?
Цисана ничего ей не ответила, но было ясно, что Циины
слова заставили ее призадуматься. Цисана и сама была не прочь остаться, но решиться ей было трудно.
— Нет, нет, ты, наверное, не любишь Антона, не то.
— Что ты говоришь, Ция! Да я ради Антона на все готова, но ты же знаешь наши обычаи...
— Обычаи любви не помеха. Мне они, во всяком случае, помешать не смогли.
— Просто ты смелая, а я...
— При чем тут смелость? Я люблю, люблю, потому и смелой стала.
— Любить и я люблю, но все же... Я подумаю, ладно. А завтра...
И вот теперь Ция напомнила Цисане ночной разговор. Они медленно шли по дамбе.
— Ну, что ты надумала, Цисана? — спросила Ция.
— Знаешь, я думала, думала...
— Ну и как?
— Останусь я, но пусть сам Антон попросит меня остаться. Не могу же я сама... Тебя ведь Уча просил?
— Он попросит. Он обязательно попросит, вот увидишь, Цисана. И еще как попросит,— обняла подругу Ция.— Какая же ты молодчина, Цисана, ну просто душка,— радовалась Ция.— И работа у тебя будет. Ведь ты чаевод. Наш директор днем с огнем чаеводов ищет. Здесь на опытной станции выращивают саженцы японского чая. Говорят, это очень ценный сорт, а у нас в Грузии его почти не разводят. Боятся, что с него толку не будет.
— Не умеют за ним ухаживать, потому и боятся,— сказала Цисана.— У нас в колхозе есть одна плантация японского чая. И урожай мы на ней богатый собираем, и вкус у этого чая замечательный. Ни в какое сравнение не идет он ни с индийским, ни с цейлонским, ни с китайским чаем...
Ция и Цисана вставали рано утром и вместе шли на работу: Ция в парники с цитрусовыми саженцами, а Цисана — с чайными. Возвратившись с работы, они вместе прибирали комнату, вместе стряпали, стирали и гладили. Прошло совсем немного времени С той поры, как Цисана осталась работать на опытной станции, а подруг уже водой не разольешь: привыкли они друг к другу и даже представить себе не могли, как это раньше они жили врозь.
Так же, как недавно Циины родители, родители Цисаны тоже приехали на другой же день после ^е решения остаться. Были они не на шутку сердиты и возмущены. Но, убедившись, что дочь вовсе не собирается выходить замуж без их согласия, смирились.
Родители часто наведывались в гости к своим дочерям. Приезжали они, разумеется, не с пустыми руками. Антон и Уча в каждый их приезд приходили на ужин к своим невестам, и те щедро угощали их мингрельскими и гурийскими яствами. Антон давно уже привык к острым и вкусным грузинским блюдам и с удовольствием расправлялся с ними вместе со своими друзьями.
Каждое воскресенье Уча и Антон проводили в Поти со своими невестами.
Три дня дождь лил не переставая.
Гудуйа Эсванджиа, лежа в постели, смотрел в окно, за которым колыхалась плотная черная завеса дождя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105