Сколько воды утекло с тех пор, как последний раз гляделся
Гудуйа в зеркало? Все эти годы он видел свое отражение разве что в реке да еще в лужах.
Когда Серова привела Гудуйа в коратскую контору, он едва не потерял голову от одного лишь вида экскаваторов, бульдозеров, землечерпалок, тракторов, грузовиков, не говоря уж о толпе рабочих стройки.
Деревенский житель, не видавший на своем веку ничего, кроме лошадей и телег, очутился вдруг в самой гуще галдящего пестрого люда, в окружении машин, вытряхивающих из земли душу. Немудрено, что все вокруг показалось ему странным наваждением.
Гудуйа изо всех сил тер глаза руками, кряхтел, вздрагивал, как ошпаренный отскакивал от людей, боясь наступить им на ноги, невзначай толкнуть или, что еще хуже, сбить кого-нибудь с ног.
Получив в конторе причитающиеся ему бумажки, Гудуйа в сопровождении Серовой пошел осматривать стройку. Серова долго показывала ему все, что уже сделано и что еще предстоит сделать.
— Осушим мы болота, дедушка, и столько земли получим. Поглядим тогда, как наши невесты будут отвергать женихов из-за безземелья.
Печаль, подобно туче, набежала на лицо Гудуйа.
— Так не станут невесты отвергать безземельных женихов, да?
— Конечно, не станут, дедушка.
— Ты, случаем, не знаешь Вардена Букиа?
— Нет, дедушка, не знаю.
— А Тариэла Карда?
— Тариэл Карда самый главный человек на нашей стройке.
— Не может быть?!—обрадовался Гудуйа.— Шестнадцать лет уже с тех пор минуло, а я как сейчас помню, Варден Букиа и Тариэл Карда говаривали, скоро, мол, такое время настанет, не будет на земле нашей ни одного безземельного крестьянина.
— Правду они сказали, дедушка.
— Это вроде бы Ленин сказал. Эту весть нам Варден Букиа привез. В той самой моей хижине и рассказал он об этом большевикам. Как это ты Вардена Букиа не знаешь, а?
— Не приходилось мне с ним встречаться.— Серова знала Вардена. Но зачем расстраивать старика вестью о его болезни.
— Ну, посуди сама, как я мог поверить, что не останется в нашей стране ни единого безземельного крестьянина?
— А теперь-то верите, дедушка?
— Коли вы и впрямь эти болота осушите, хочешь не хочешь, а поверишь. Тогда всем земли хватит.
— Вот тогда и бобылем никто не останется, ведь верно, дедушка? Вы знаете, сколько у нас на стройке бобылей поневоле работает? Уйма. И все из-за этого. Но отныне кончится у наших мужиков холостяцкое житье- бытье.
— Кончится,— эхом отозвался Гудуйа и отвел глаза в сторону.
С того самого дня Гудуйа Эсванджиа не давал Серовой проходу, выпрашивал у нее работу потяжелей да побольше.
На составление технико-экономического проекта потребовались вся осень и зима. Гудуйа Эсванджиа ни на один день не разлучался с партией Серовой. В холод он разводил костер в лесу, работал за двоих и к тому же ухитрялся еще и стряпать.
Все члены партии полюбили Гудуйа, относились к нему С уважением и даже с некоторой робостью. В один из солнечных весенних дней Серова усадила Гудуйа в машину мужа, ни слова не сказав, куда собирается его везти. Через некоторое время машина мчалась по улицам Поти. Никогда еще не покидал Гудуйа пределов своей деревни и Коратского леса.
Город он видел впервые в своей жизни. Но, как ни странно, тот не произвел никакого впечатления. Не удивили его ни корабли под чужеземными флагами на мачтах, которых было в порту великое множество, ни железнодорожный вокзал, ни поезда, ни мощеные или асфальтированные улицы с тротуарами, ни многоэтажные кирпичные и каменные дома, ни машины, ни толпы спешащего по делам люда.
В машине Гудуйа сидел спокойно и невозмутимо, ни к чему не проявляя особого интереса.
Галина возила его по всему городу, попутно объясняя, что к чему и как. Гудуйа хранил молчание и даже ничего не спросил.
Наконец Галина остановила машину возле управления строительства. Единственное, что нравилось Гудуйа,— как управляла машиной эта женщина. Серова вышла из машины, распахнула дверцу и помогла выбраться Гудуйа. Затем она
предложила ему зайти в помещение. Гудуйа безропотно последовал за ней.
Они поднялись на второй этаж. В коридоре было довольно многолюдно. То и дело открывались и закрывались двери, сотрудники управления и народ со строек заполняли коридор. На всех дверях были таблички с названием отделов и фамилиями сотрудников. И служащие управления, и посетители тепло и дружелюбно здоровались с Серовой. Ее приход всегда вносил оживление и радость в несколько однообразную жизнь управления.
Серова тоже радовалась встрече с работниками управления. Для каждого из них у нее находились добрые, ласковые слова, улыбка. Но сейчас она едва здоровалась со знакомыми, направляясь с Гудуйа прямо к кабинету начальника управления.
— Тариэл Григорьевич у себя? — поздоровавшись, спросила она у секретарши.
— У себя, у себя, Галина Аркадьевна,— сердечно отозвалась секретарша.
— Есть у него кто-нибудь?
— Никого, Галина Аркадьевна, пожалуйста.
Секретарша открыла дверь. Серова посторонилась, пропуская вперед Гудуйа, и последовала за ним. Не успел старик войти в кабинет, как тут же застыл как вкопанный. Он сразу признал Тариэла Карда, несмотря на то что тот основательно изменился. Гудуйа помнил его в гимнастерке, перетянутой портупеей, в бурке и башлыке. Но, самое главное, Карда тогда носил бороду.
Теперь же за столом сидел совершенно седой, гладко выбритый мужчина в костюме.
Гудуйа признал Карда, а вот Карда никак не мог признать Гудуйа в этом тщательно остриженном, гладко выбритом старике в спецодежде строителя. Да и как было узнать, если в памяти его навсегда остался эдакий леший, с бородой по самые глаза, с нечесаными длинными космами, босоногий и в козьей шкуре со свалявшейся шерстью. Запомнился ему и его сучковатый посох в локоть толщиной.
— Что, не узнали своего старого друга, Тариэл Григорьевич?— спросила Серова.
Тариэл Карда с напряженным вниманием разглядывал старика и никак не мог понять, где он видел его раньше. Карда встал, подошел вплотную к Гудуйа и еще раз внимательно вгляделся в его лицо. И наконец он вспомнил,
узнал его. По глазам. По невыразимо 'печальным глазам.
— Э-э, да ведь это Гудуйа Эсванджиа! — воскликнул Тариэл и обнял Гудуйа.— Гудуйа-леший, вот ты кто, я по глазам тебя признал.— Тариэл изо всей силы тряс узловатую руку Гудуйа, не сводя с него глаз.— Как же ты изменился, Гудуйа!
— Вот и мне он лешим показался, когда я впервые увидела его в лесу возле хижины.
— Рад, от всей души рад видеть тебя, Гудуйа! — Тариэл еще раз оглядел Гудуйа с головы до ног.— Я вижу, и ты за осушение болот принялся. Вот это здорово! — Карда, радуясь как дитя, подвел Гудуйа к дивану, усадил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Гудуйа в зеркало? Все эти годы он видел свое отражение разве что в реке да еще в лужах.
Когда Серова привела Гудуйа в коратскую контору, он едва не потерял голову от одного лишь вида экскаваторов, бульдозеров, землечерпалок, тракторов, грузовиков, не говоря уж о толпе рабочих стройки.
Деревенский житель, не видавший на своем веку ничего, кроме лошадей и телег, очутился вдруг в самой гуще галдящего пестрого люда, в окружении машин, вытряхивающих из земли душу. Немудрено, что все вокруг показалось ему странным наваждением.
Гудуйа изо всех сил тер глаза руками, кряхтел, вздрагивал, как ошпаренный отскакивал от людей, боясь наступить им на ноги, невзначай толкнуть или, что еще хуже, сбить кого-нибудь с ног.
Получив в конторе причитающиеся ему бумажки, Гудуйа в сопровождении Серовой пошел осматривать стройку. Серова долго показывала ему все, что уже сделано и что еще предстоит сделать.
— Осушим мы болота, дедушка, и столько земли получим. Поглядим тогда, как наши невесты будут отвергать женихов из-за безземелья.
Печаль, подобно туче, набежала на лицо Гудуйа.
— Так не станут невесты отвергать безземельных женихов, да?
— Конечно, не станут, дедушка.
— Ты, случаем, не знаешь Вардена Букиа?
— Нет, дедушка, не знаю.
— А Тариэла Карда?
— Тариэл Карда самый главный человек на нашей стройке.
— Не может быть?!—обрадовался Гудуйа.— Шестнадцать лет уже с тех пор минуло, а я как сейчас помню, Варден Букиа и Тариэл Карда говаривали, скоро, мол, такое время настанет, не будет на земле нашей ни одного безземельного крестьянина.
— Правду они сказали, дедушка.
— Это вроде бы Ленин сказал. Эту весть нам Варден Букиа привез. В той самой моей хижине и рассказал он об этом большевикам. Как это ты Вардена Букиа не знаешь, а?
— Не приходилось мне с ним встречаться.— Серова знала Вардена. Но зачем расстраивать старика вестью о его болезни.
— Ну, посуди сама, как я мог поверить, что не останется в нашей стране ни единого безземельного крестьянина?
— А теперь-то верите, дедушка?
— Коли вы и впрямь эти болота осушите, хочешь не хочешь, а поверишь. Тогда всем земли хватит.
— Вот тогда и бобылем никто не останется, ведь верно, дедушка? Вы знаете, сколько у нас на стройке бобылей поневоле работает? Уйма. И все из-за этого. Но отныне кончится у наших мужиков холостяцкое житье- бытье.
— Кончится,— эхом отозвался Гудуйа и отвел глаза в сторону.
С того самого дня Гудуйа Эсванджиа не давал Серовой проходу, выпрашивал у нее работу потяжелей да побольше.
На составление технико-экономического проекта потребовались вся осень и зима. Гудуйа Эсванджиа ни на один день не разлучался с партией Серовой. В холод он разводил костер в лесу, работал за двоих и к тому же ухитрялся еще и стряпать.
Все члены партии полюбили Гудуйа, относились к нему С уважением и даже с некоторой робостью. В один из солнечных весенних дней Серова усадила Гудуйа в машину мужа, ни слова не сказав, куда собирается его везти. Через некоторое время машина мчалась по улицам Поти. Никогда еще не покидал Гудуйа пределов своей деревни и Коратского леса.
Город он видел впервые в своей жизни. Но, как ни странно, тот не произвел никакого впечатления. Не удивили его ни корабли под чужеземными флагами на мачтах, которых было в порту великое множество, ни железнодорожный вокзал, ни поезда, ни мощеные или асфальтированные улицы с тротуарами, ни многоэтажные кирпичные и каменные дома, ни машины, ни толпы спешащего по делам люда.
В машине Гудуйа сидел спокойно и невозмутимо, ни к чему не проявляя особого интереса.
Галина возила его по всему городу, попутно объясняя, что к чему и как. Гудуйа хранил молчание и даже ничего не спросил.
Наконец Галина остановила машину возле управления строительства. Единственное, что нравилось Гудуйа,— как управляла машиной эта женщина. Серова вышла из машины, распахнула дверцу и помогла выбраться Гудуйа. Затем она
предложила ему зайти в помещение. Гудуйа безропотно последовал за ней.
Они поднялись на второй этаж. В коридоре было довольно многолюдно. То и дело открывались и закрывались двери, сотрудники управления и народ со строек заполняли коридор. На всех дверях были таблички с названием отделов и фамилиями сотрудников. И служащие управления, и посетители тепло и дружелюбно здоровались с Серовой. Ее приход всегда вносил оживление и радость в несколько однообразную жизнь управления.
Серова тоже радовалась встрече с работниками управления. Для каждого из них у нее находились добрые, ласковые слова, улыбка. Но сейчас она едва здоровалась со знакомыми, направляясь с Гудуйа прямо к кабинету начальника управления.
— Тариэл Григорьевич у себя? — поздоровавшись, спросила она у секретарши.
— У себя, у себя, Галина Аркадьевна,— сердечно отозвалась секретарша.
— Есть у него кто-нибудь?
— Никого, Галина Аркадьевна, пожалуйста.
Секретарша открыла дверь. Серова посторонилась, пропуская вперед Гудуйа, и последовала за ним. Не успел старик войти в кабинет, как тут же застыл как вкопанный. Он сразу признал Тариэла Карда, несмотря на то что тот основательно изменился. Гудуйа помнил его в гимнастерке, перетянутой портупеей, в бурке и башлыке. Но, самое главное, Карда тогда носил бороду.
Теперь же за столом сидел совершенно седой, гладко выбритый мужчина в костюме.
Гудуйа признал Карда, а вот Карда никак не мог признать Гудуйа в этом тщательно остриженном, гладко выбритом старике в спецодежде строителя. Да и как было узнать, если в памяти его навсегда остался эдакий леший, с бородой по самые глаза, с нечесаными длинными космами, босоногий и в козьей шкуре со свалявшейся шерстью. Запомнился ему и его сучковатый посох в локоть толщиной.
— Что, не узнали своего старого друга, Тариэл Григорьевич?— спросила Серова.
Тариэл Карда с напряженным вниманием разглядывал старика и никак не мог понять, где он видел его раньше. Карда встал, подошел вплотную к Гудуйа и еще раз внимательно вгляделся в его лицо. И наконец он вспомнил,
узнал его. По глазам. По невыразимо 'печальным глазам.
— Э-э, да ведь это Гудуйа Эсванджиа! — воскликнул Тариэл и обнял Гудуйа.— Гудуйа-леший, вот ты кто, я по глазам тебя признал.— Тариэл изо всей силы тряс узловатую руку Гудуйа, не сводя с него глаз.— Как же ты изменился, Гудуйа!
— Вот и мне он лешим показался, когда я впервые увидела его в лесу возле хижины.
— Рад, от всей души рад видеть тебя, Гудуйа! — Тариэл еще раз оглядел Гудуйа с головы до ног.— Я вижу, и ты за осушение болот принялся. Вот это здорово! — Карда, радуясь как дитя, подвел Гудуйа к дивану, усадил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105