— Возможно,— согласился Важа. Он действительно не думал об этом, лишь краем уха слушал разговор Гали со старшими. Мысли его были заняты только одним: успеют ли вовремя построить бараки, перевезенные с Ланчхутского на Чаладидский участок.
Рабочим было очень тяжело ходить пешком на стройку из окрестных селений, где их временно поместил Лонгиноз Ломджария. Между массивами не было ни проезжей, ни пешеходной дороги. Из-за большого расстояния и бездорожья рабочие часто опаздывали на работу и уходили раньше, чтобы засветло добраться до места ночлега. В темноте люди сбивались с пути и долго плутали в чащобе в смертельном соседстве с болотами и дикими зверями. Рассказывали, что однажды заплутавший в лесу рабочий ночевал на дереве, чтобы избежать встречи с волками, которых здесь было в избытке. Другой рабочий спасся лишь чудом. В темноте он попал в болото, и не миновать бы ему беды, не смекни он лечь на спину. Так, не шевелясь, ,и пролежал он всю ночь, пока не спасли рабочие, вышедшие на розыски товарища.
А тем, кто наслушался местных сказаний и легенд, то и дело мерещились лесные страшилища, то Очокоч, то Месефи, то охочая до мужчин ткашмапа. Никто не осмеливался ходить по лесу ночью.
— Не пеняйте на Важу, Русудан Григорьевна,— попросила Галина.— Он сейчас очень перегружен, и ему не до нас. Дайте срок, Важа и для нас найдет время. Так ведь,
Важа?— одними глазами улыбнулась она кужу. Важа благодарно улыбнулся ей в ответ. Галина поддержка помогала ему умерять тоску по Андро Гангия, облегчала работу, скрашивала жизнь.
«Как странно, говорят, любовь редко бывает счастливой,— думал Важа,— А вот мне без Галиной любви вряд ли удалось бы продержаться. Андро ведь тоже держался благодаря своей любви к людям».
— Важа, а я знаю, о чем ты сейчас думаешь,— сказала Галина.
— Это хорошо, что ты знаешь. Значит, я правильно думаю.
— Конечно же правильно,— снова улыбнулась ему Галина.
Да, главному инженеру было о чем подумать: консервация Ланчхутского участка и переброска рабочих на Чаладидский участок не только не сплотили людей, но вызвали разброд в коллективе, и дела на стройке пошли из рук вон плохо. Люди утратили веру, что грозило полным развалом.
Этому в немалой степени способствовали и недовольные, которых все еще было предостаточно среди рабочих, перешедших с уже обжитого места на новое.
Вода, взбаламученная Исидоре Сиордиа и его приспешниками Кириле Эбралидзе, Тенгизом Керкадзе и Эрмиле Джакели, продолжавшими исподтишка делать свое дело, очищалась медленно. Исидоре был так зол на Джапаридзе, что не отдавал себе отчета в собственных поступках. С одной стороны, он ироде бы стремился свести счеты с болотом, а с другой — всячески мешал делам стройки.
Да и строительство бараков было не таким уж легким делом, как это казалось вначале. Не хватало строительной древесины. Лонгинозу не всегда удавалось проследить за разборкой и перевозкой бараков. Раздосадованные рабочие, разбиравшие старые бараки, сквозь пальцы смотрели на дело своих рук. В итоге было приведено в негодность множество досок для пола, побиты окна и двери.
По массивам Чаладидского участка должна пройти траста главного канала, здесь надо было построить коллекторы, дренажеры, проложить дороги, возвести мосты, протянуть юлефонную линию, вырыть отводные каналы к Риони, Хобисцкали, Циви, срубить и выкорчевать лес.
Следовало составить новый технико-экономический проект Чаладидского участка. Для нужд строителей необходимо было построить дополнительные магазины, ларьки, столовки, амбулатории, стационары, аптеки.
Колхидская лихорадка свирепствовала почище черной чумы. Эту тяжелейшую болезнь особенно плохо переносили русские и украинцы, которых на стройке было немало.
Важа Джапаридзе выходил на работу на рассвете, забыв о еде и питье. Перехватывал на ходу где попало и что попало. Галина знала об этом и молча страдала, но помочь была не в силах. Впрочем, и ей было не до еды. С утра и до глубокой ночи пропадала она в лесах и на болотах с топографами и геологами, с гидрологами и плановиками. Где тут было думать о еде и о прочих мелочах. Даже о муже она думала урывками, да и то в редкие минуты отдыха.
Главного инженера утром видели на одном массиве, днем на другом, а вечером — на третьем. Оттуда он мчался либо в управление, либо в соседние Хобский и Ахалсенакский районы.
Стройке не хватало рабочих рук. Вместо необходимых пяти тысяч здесь работало только три тысячи рабочих.
Приближалась зима. Правда, зимы здесь бывали без снега и, что важнее, без морозов. Работа на стройке не прекращалась и зимой. На строительстве главного канала редкая неделя проходила без оползней. Видно, трасса здесь была выбрана неудачно, надо было ее менять, но решение об этом затягивалось.
Исидоре Сиордиа не мог дождаться дня, когда пробьет час долгожданной мести, когда канал выйдет к ненавистному болоту. Предвкушая заветный час, он тайком потирал руки. Исидоре ни на шаг не отходил от строителей канала и всячески подгонял их, побуждая вынимать больше грунта, выкорчевывать больше пней и кустарников. Все диву давались его прыти, которой что-то не замечалось на Ланчхутском участке. Так или иначе Исидоре Сиордиа не давал передохнуть ни себе, ни другим.
Хижина Гудуйа Эсванджиа была недалеко от трассы главного канала. Он и после установления Советской власти остался в своей хижине. Чего только не предлагал ему Варден Букиа: землю, еду, денежную помощь и еще всякую всячину, лишь бы Гудуйа вернулся в родное селение, вернулся к людям. Но ни посулы, ни просьбы не помогли — Гудуйа стоял на своем.
В тридцатые годы Вардена Букиа избрали секретарем Хобского райкома партии, начали создаваться колхозы, и Варден предпринял еще одну попытку извлечь Гудуйа из леса. И опять безуспешно: не сумел Варден сбить запоры с его закрытого сердца.
Но теперь, когда люди сами пришли в лес, Гудуйа не смог усидеть в хижине. Что нужно им тут, зачем они пришли? Грохот и гудение экскаваторов, рокот и лязг тракторов не давали ему покоя. А несмолкаемые взрывы совсем сбили его с толку. Близко подойти к источнику этих необычных звуков он не решался. Однажды к нему заявился Исидоре Сиордиа.
— Дед Гудуйа, помоги мне уничтожить это сучье болото,— подобострастно попросил он старика вслед за приветствием.— Я сын Татачиа Сиордиа.
— Чего зря слова тратить. Я и так признал тебя. Это болото ничего плохого мне не сделало. Твой отец заслуживал смерти, потому оно убило его.— Гудуйа резко повернулся, вошел в хижину и притворил дверь.
Сиордиа даже не пошевелился. Стоял безмолвный. Лишь заячьи его уши стали еще длинней и побагровели. Только теперь задался он вопросом, зачем это он вдруг пришел к Гудуйа, но ответить не сумел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105