Недолго думая, он бросил все и поехал на Колхидскую стройку. Какие только невзгоды не испытал он тут: жил в бараках, сам стирал одежду и постельное белье, стряпал, питался в рабочих столовках, дневал и ночевал в лесу и на болотах и тем не менее был доволен своей жизнью.
Гангия был его близким другом. Они прекрасно знали характер и нрав друг друга. Часто спорили, когда их мнения не совпадали. И споры эти всегда были принципиальны. Андро привлекало в Васо именно то, что он был придирчив, упрям и беспокоен. Зато и бескорыстен, беспредельно предан людям и делу. Ради человека он не пожалел бы даже жизни, но ради справедливости не пощадил бы ни друзей, ни близких, ни старших, ни младших. Потому и не хватало ему времени для себя. Так и дожил он до седых волос.
Где бы он ни работал, на строительстве или на производстве, он всегда был сторонником размаха, масштабности. Если не хватало средств, техники, рабочей силы, времени, он упорно и неотступно, где только можно, добивался необходимых средств, техники и рабочей силы. Что же касается времени, то он всегда жил завтрашним днем, будущим. И работал он для этого самого будущего.
Исидоре Сиордиа пришел на строительство, движимый яростным желанием мести. Однако к тому самому месту, где некогда бесславно сгинул в болоте его отец Татачиа Сиордиа, взводный меньшевистской гвардии, он даже близко не подходил. До что там близко, он старался вообще не переходить на правый берег Риони.
Если Важа Джапаридзе за чем-либо посылал его на правый берег, где располагался Чаладидский участок, Исидоре всегда находил отговорки или норовил послать туда кого-нибудь другого.
Теперь, когда стройка переместилась на правый берег, перед Исидоре во весь рост встал выбор: либо перейти работать на Чаладидский участок, либо вообще уйти со
стройки. Уйти со стройки он не мог — ведь тогда пришлось бы изменить клятве, данной у отцовской могилы. Всего лишь раз побывал Исидоре у болота, в котором нашел свое последнее пристанище Татачиа. Исидоре ни за что не осмелился бы прийти к этому месту в одиночку. Впрочем, он и не знал, где находится это самое болото. Люди посоветовали ему обратиться к Гудуйа Эсванджиа, который знал каждое болото в округе. И Исидоре последовал доброму совету.
Избегающий людей лесной человек так сказал Исидоре Сиордиа:
— Не к добру преследовал твой папаша посланца Ленина Вардена Букиа. В мою хижину шел Варден. Ради народного дела собирались там большевики. Вот и надумал предать их твой отец. Но болото преградило ему путь, связав его по рукам и ногам. Здесь и нашел свою могилу предатель. Поостерегись, парень, ходить дорогой, которой следовал твой отец, к добру это не приведет! — Если кто был не по душе Гудуйа, он так и обращался к нему — «парень».
Исидоре не приглянулся Гудуйа с первого взгляда. И, хмуро глянув на него, Гудуйа подумал: «Яблоко от яблони недалеко падает». Гудуйа, бывало, за версту обходил то самое болото. Грязным местом почитал он могилу Татачиа. И все же по доброте душевной не смог он отказать в просьбе Исидоре — повел его к могиле отца. Не дойдя до болота, Гудуйа рукой показал Исидоре: там, мол,— и остановился.
Исидоре не осмелился близко подойти к болоту. Дрожа как осиновый лист, он издали смотрел на болото. Холодный пот струился по его побелевшему лицу. Его узкие, словно прорезь копилки, глаза расширились, верхнее веко судорожно задергалось.
— Что с тобой, парень?
— Со мной?— еще больше задрожал Исидоре.
Болото глухо ворочалось и хлюпало, рождая панический страх в душе Исидоре. Вновь сузились его глаза, и он старательно отводил их от болота. Только верхнее веко по-прежнему неудержимо дергалось.
— Пройди к отцовской могиле, преклони колено. Иначе зачем было сюда тащиться?
— Чтобы отомстить, вот зачем! Разрази меня гром, если я не вымотаю душу у этого сучьего болота! Высушу. Дух из него вон. Высушу. Хайт!— погрозил кулаком
Исидоре, сухоньким сморщенным кулаком/ И тут же пронзительно заверещал: — Сиордиа я, Исидоре, запомни, хайт!
— Оно и видно, что Сиордиа ты. Смотри не ходи отцовской дорожкой, поскользнешься,— вновь повторил Эсванджиа и угрожающе потряс тяжелой суковатой палкой.— Иначе не миновать тебе людской или божьей кары,— и, повернувшись спиной к Исидоре, заковылял к своей хижине.
Исидоре, оставшись один на один с болотом, встрепенулся и словно ветер понесся наутек от него в противоположную сторону. Он остервенело продирался сквозь сучья, бамбуковые заросли и кусты. Животный страх лишил его рассудка, зрения, и, налетев на дерево, он, словно подрубленный, шмякнулся оземь.
Это болото, на месте которого должен пойти главный канал, входило в массив, где прорабом был Исидоре Сиордиа.
Важа Джапаридзе, не дожидаясь приказа о назначении его главным инженером, с завидным рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Необходимо было в кратчайшие сроки внести изменения в проект строительства Чаладидского участка. Это и стало его основной заботой.
После поразившей его болезни Андро Гангия и беседы с начальником управления Важа старался отбросить все сомнения, связанные с консервацией Ланчхутского участка, и: с головой ушел в работу. День и ночь трудился он, не давая передышки ни себе, ни другим.
С Галиной он провел всего лишь первую ночь, тревожную и волнующую. С тех пор целыми днями им не удавалось видеться друг с другом. Даже ночевать не часто приходили они в дом тетушки Русудан — спали все больше н бараках в лесу.
— На что это похоже?!— спросила однажды тетушка Русудан, когда Важа, уставший и неразговорчивый, далеко за полночь уселся ужинать в кругу семьи.— Никуда не убежит это ваше болото. Оно за целые века никуда не делось, а теперь и подавно подождет маленько. Где это видано, чтобы молодожены хотя бы не побыли вместе не разлучаясь. Да так и семей много счастья не почувствуешь. Может, тебе бог так велел, но при чем тут твоя жена?
Тетя Русудан, — обескуражено посмотрел на нее
Важа,— да захоти я остаться, Галя тотчас на улицу меня выгонит. Да и она сама ни за какие блага не усидит дома.
— Важа правду говорит, Русудан Григорьевна,— обняла тетушку Русудан Галя.— И земля, и болото подождут — им действительно некуда деваться, а вот человек не может ждать, потому что ему тоже деваться некуда,— она улыбнулась Важе.
— Что правда, то правда, видимся мы и впрямь редко, но все равно мы всегда вместе.
— Это как же понимать?— удивился Петре.— День и ночь врозь — и все равно всегда вместе?
— Вот так и понимать, Петр Ражденович,— улыбнулась Серова.— Сердцем и душой мы всегда нераздельны. Разве я не права, Важа?
— Еще как права! — подтвердил Важа.
— Твои мысли где-то витают сейчас, Важа, сказала Русудан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Гангия был его близким другом. Они прекрасно знали характер и нрав друг друга. Часто спорили, когда их мнения не совпадали. И споры эти всегда были принципиальны. Андро привлекало в Васо именно то, что он был придирчив, упрям и беспокоен. Зато и бескорыстен, беспредельно предан людям и делу. Ради человека он не пожалел бы даже жизни, но ради справедливости не пощадил бы ни друзей, ни близких, ни старших, ни младших. Потому и не хватало ему времени для себя. Так и дожил он до седых волос.
Где бы он ни работал, на строительстве или на производстве, он всегда был сторонником размаха, масштабности. Если не хватало средств, техники, рабочей силы, времени, он упорно и неотступно, где только можно, добивался необходимых средств, техники и рабочей силы. Что же касается времени, то он всегда жил завтрашним днем, будущим. И работал он для этого самого будущего.
Исидоре Сиордиа пришел на строительство, движимый яростным желанием мести. Однако к тому самому месту, где некогда бесславно сгинул в болоте его отец Татачиа Сиордиа, взводный меньшевистской гвардии, он даже близко не подходил. До что там близко, он старался вообще не переходить на правый берег Риони.
Если Важа Джапаридзе за чем-либо посылал его на правый берег, где располагался Чаладидский участок, Исидоре всегда находил отговорки или норовил послать туда кого-нибудь другого.
Теперь, когда стройка переместилась на правый берег, перед Исидоре во весь рост встал выбор: либо перейти работать на Чаладидский участок, либо вообще уйти со
стройки. Уйти со стройки он не мог — ведь тогда пришлось бы изменить клятве, данной у отцовской могилы. Всего лишь раз побывал Исидоре у болота, в котором нашел свое последнее пристанище Татачиа. Исидоре ни за что не осмелился бы прийти к этому месту в одиночку. Впрочем, он и не знал, где находится это самое болото. Люди посоветовали ему обратиться к Гудуйа Эсванджиа, который знал каждое болото в округе. И Исидоре последовал доброму совету.
Избегающий людей лесной человек так сказал Исидоре Сиордиа:
— Не к добру преследовал твой папаша посланца Ленина Вардена Букиа. В мою хижину шел Варден. Ради народного дела собирались там большевики. Вот и надумал предать их твой отец. Но болото преградило ему путь, связав его по рукам и ногам. Здесь и нашел свою могилу предатель. Поостерегись, парень, ходить дорогой, которой следовал твой отец, к добру это не приведет! — Если кто был не по душе Гудуйа, он так и обращался к нему — «парень».
Исидоре не приглянулся Гудуйа с первого взгляда. И, хмуро глянув на него, Гудуйа подумал: «Яблоко от яблони недалеко падает». Гудуйа, бывало, за версту обходил то самое болото. Грязным местом почитал он могилу Татачиа. И все же по доброте душевной не смог он отказать в просьбе Исидоре — повел его к могиле отца. Не дойдя до болота, Гудуйа рукой показал Исидоре: там, мол,— и остановился.
Исидоре не осмелился близко подойти к болоту. Дрожа как осиновый лист, он издали смотрел на болото. Холодный пот струился по его побелевшему лицу. Его узкие, словно прорезь копилки, глаза расширились, верхнее веко судорожно задергалось.
— Что с тобой, парень?
— Со мной?— еще больше задрожал Исидоре.
Болото глухо ворочалось и хлюпало, рождая панический страх в душе Исидоре. Вновь сузились его глаза, и он старательно отводил их от болота. Только верхнее веко по-прежнему неудержимо дергалось.
— Пройди к отцовской могиле, преклони колено. Иначе зачем было сюда тащиться?
— Чтобы отомстить, вот зачем! Разрази меня гром, если я не вымотаю душу у этого сучьего болота! Высушу. Дух из него вон. Высушу. Хайт!— погрозил кулаком
Исидоре, сухоньким сморщенным кулаком/ И тут же пронзительно заверещал: — Сиордиа я, Исидоре, запомни, хайт!
— Оно и видно, что Сиордиа ты. Смотри не ходи отцовской дорожкой, поскользнешься,— вновь повторил Эсванджиа и угрожающе потряс тяжелой суковатой палкой.— Иначе не миновать тебе людской или божьей кары,— и, повернувшись спиной к Исидоре, заковылял к своей хижине.
Исидоре, оставшись один на один с болотом, встрепенулся и словно ветер понесся наутек от него в противоположную сторону. Он остервенело продирался сквозь сучья, бамбуковые заросли и кусты. Животный страх лишил его рассудка, зрения, и, налетев на дерево, он, словно подрубленный, шмякнулся оземь.
Это болото, на месте которого должен пойти главный канал, входило в массив, где прорабом был Исидоре Сиордиа.
Важа Джапаридзе, не дожидаясь приказа о назначении его главным инженером, с завидным рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Необходимо было в кратчайшие сроки внести изменения в проект строительства Чаладидского участка. Это и стало его основной заботой.
После поразившей его болезни Андро Гангия и беседы с начальником управления Важа старался отбросить все сомнения, связанные с консервацией Ланчхутского участка, и: с головой ушел в работу. День и ночь трудился он, не давая передышки ни себе, ни другим.
С Галиной он провел всего лишь первую ночь, тревожную и волнующую. С тех пор целыми днями им не удавалось видеться друг с другом. Даже ночевать не часто приходили они в дом тетушки Русудан — спали все больше н бараках в лесу.
— На что это похоже?!— спросила однажды тетушка Русудан, когда Важа, уставший и неразговорчивый, далеко за полночь уселся ужинать в кругу семьи.— Никуда не убежит это ваше болото. Оно за целые века никуда не делось, а теперь и подавно подождет маленько. Где это видано, чтобы молодожены хотя бы не побыли вместе не разлучаясь. Да так и семей много счастья не почувствуешь. Может, тебе бог так велел, но при чем тут твоя жена?
Тетя Русудан, — обескуражено посмотрел на нее
Важа,— да захоти я остаться, Галя тотчас на улицу меня выгонит. Да и она сама ни за какие блага не усидит дома.
— Важа правду говорит, Русудан Григорьевна,— обняла тетушку Русудан Галя.— И земля, и болото подождут — им действительно некуда деваться, а вот человек не может ждать, потому что ему тоже деваться некуда,— она улыбнулась Важе.
— Что правда, то правда, видимся мы и впрямь редко, но все равно мы всегда вместе.
— Это как же понимать?— удивился Петре.— День и ночь врозь — и все равно всегда вместе?
— Вот так и понимать, Петр Ражденович,— улыбнулась Серова.— Сердцем и душой мы всегда нераздельны. Разве я не права, Важа?
— Еще как права! — подтвердил Важа.
— Твои мысли где-то витают сейчас, Важа, сказала Русудан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105