— визгливо заорал Сиордиа издали, стремясь перекричать оглушительный грохот экскаватора.
Уча тут же выключил мотор. От кого бы могло быть это письмо? От Ции? Вряд ли. Но кто бы еще мог ему написать? Может, все-таки от Ции? Но ведь она не знает его адреса? Нет, наверняка от Ции. Уча стремительно выпрыгнул из кабины экскаватора и бросился навстречу Сиордиа.
— От кого письмо, Исидоре? — нетерпеливо крикнул он еще издали.
— Похоже на девичью руку,— с нескрываемой завистью посмотрел на подбежавшего Учу Сиордиа.— Мне его в управлении дали, может, передашь, мол. Я и взял. Как же я мог тебе письмо от девушки не принести? Бери, бери, но знай, что девушка, что женщина — дьявольское отродье. Так и запомни.
Уча чуть ли не вырвал письмо у него из рук. На. конверте крупными буквами было выведено: «Город Поти «Колхидстрой». Уче Шамугия».
Ведь Ция не знала, не могла знать, что Уча пошел работать на стройку. «Как же она догадалась? И, видно, была уверена, что письмо дойдет».
— Ну что, угадал я? От девушки твоей письмо, а?
— От Ции.
— От кого, от кого?
— Ну от девушки моей, понял?— в тон ему ответил Уча.
— Ты ей не верь. Девушки и женщины — дьявольское отродье!—зло сказал Сиордиа. Если. бы не малые дети, жена давно бы ушла от Исидоре. — Так она тебе первая пишет, да?
— Да, первая.
— Хм,— язвительно усмехнулся Сиордиа. Потом взглянул на сияющее лицо Учи.— Красивая хотя бы?
— Еще какая!
— Красивые еще хуже, помяни мое слово...
— Сам ты дьявольское отродье,— рассердился Уча и повернулся к нему спиной. Он направился к своему
«Пристману», на ходу распечатывая конверт. Подойдя к машине, Уча легко впрыгнул в кабину и захлопнул за собой дверцу.
— И я думал, что жена моя солнцеликая, а она ведьмой оказалась. Все они поначалу хороши. — Сиордиа говорил громко, чтобы услышал Уча. Но где там! Уча сидел в закрытой кабине, и, хоть ори Сиордиа во всю глотку, все равно он не услышал бы его. Но Сиордиа по-прежнему драл горло, изливая, видно, свою застарелую злость на жену. Потом Исидоре вдруг вспомнил слова Учи и стал браниться пуще прежнего: — Хайт! Ты смотри, что позволяет себе этот сопляк! «Дьявольское отродье»! Я тебе покажу кузькину мать.
«Дорогой Уча! — писала Ция.— Получишь ли ты это мое письмо? Ведь я не знаю точно, где ты сейчас. Ты говорил мне, что пойдешь прямехонько в «Колхидстрой». Вот и пишу я тебе туда. Авось получишь. Ты, наверное, обижен на меня, иначе написал хотя бы словечко. А я, как и прежде, люблю тебя. Знаешь, Уча, я себя просто обманывала. Время тянется бесконечно долго. Каждый час мне кажется днем, а день годом. Хочется верить, что ты пошел все же в «Колхидстрой» и осушаешь болота на земле, у которой Язон похитил золотое руно.
Уча! Каждый вечер останавливаюсь я у нашей калитки. Стою и гляжу на море. Мы с тобой стоим на берегу моря, стоим долго, стоим до тех пор, пока море не покроется золотом. Потом мы сбрасываем с себя одежду и вступаем в море. Помнишь эти слова, Уча? Ты должен их помнить, Уча! А знаешь, что я вижу еще? Тех самых трех коз. Они каждый вечер, как и в тот раз, первыми выбираются из лощины на дорогу, и мне кажется, что ты очень-очень любишь меня. Можно не поверить одной козе, но как не верить трем сразу? Я верю им, верю. И мне невмоготу жить без тебя. Какая же я была глупая, что послушалась отца с матерью! Я должна была пойти с тобой, Уча, рыть землю и осушать болота. На следующей неделе председатель нашего колхоза Эстате Парцвания собирается в Поти на опытную станцию за саженцами лимона. Я уговорила его взять меня с собой, чтобы повидаться с тобой. Если ты получишь мое письмо, жди меня в среду пополудни возле управления «Колхидстрой». Но прошу тебя, встань так, чтобы Эстате тебя не заметил. Я сама подойду к тебе. Боже мой, когда же настанет среда!
Пишет тебе твоя Ция Цана».
Уча дважды перечитал письмо.
— Когда же наступит эта среда! — воскликнул он вслух. Потом распахнул дверцу кабины и заорал во все горло: — Когда же наступит эта среда!
— Что, что? — откликнулся Сиордиа. Он по-прежнему стоял рядышком.
Уча заметил, что Исидоре не ушел и ждет, когда он закончит читать письмо.
— Нет, Сиордиа, женщины и девушки не дьявольское отродье, а настоящие ангелы. Как. же ты посмел их так обзывать?! У тебя самого черт в душе сидит,— рассердился Уча. Он был готов задушить Сиордиа собственными руками. И чтобы пуще досадить Сиордиа, он стал нараспев читать отрывки из Цииного письма: — Послушай, что пишет мне моя девушка, моя Ция: «Мне невмоготу жить без тебя. Какая же я была глупая, Уча, что послушалась отца с матерью!» Слышал ты, оглохни твои уши? Слышал, собачья душонка? — Уча изо всех сил, словно перед носом Сиордиа, размахивал письмом.— Мог такое написать дьявол, а? Только ради этого письма стоит жить на свете. И работать тоже.— Уча захлопнул дверь и взялся за рычаги.
Огромный ковш «Пристмана» пополз вверх, потом коршуном кинулся на землю, жадно зачерпнул ее и, поднатужившись, поднял на высоту дамбы. Потом, развернувшись к дамбе и чуть наклонившись к ней, одним махом высыпал землю.
— Ах, ты, значит, так меня?!— Исидоре сорвался с места и помчался было к экскаватору.— Ну, погоди, я покажу тебе, у кого из нас собачья душонка! — Но на полпути Исидоре, парализованный страхом, застыл на месте.
А вдруг Шамугия изобьет его здесь, на безлюдье, с него медь станется. И никаких тебе свидетелей, поди потом доказывай. И Сиордиа, резко повернувшись, засеменил прочь, то и дело оглядываясь, не бежит ли за ним Уча.
Со дня получения письма Уча потерял покой: когда же наступит среда, когда приедет Ция? Все он мог себе представить, но то, что Ция сама приедет к нему, представить было невозможно.
«А я даже не удосужился съездить к Ции. Да что там съездить, даже письмо написать поленился,— сердился на тебя Уча.— Даже адреса и то не сообщил. Может, я и впрямь не люблю ее, а то как же я не повидал ее столько времени? Эта мысль страшила его.— Какое там люблю,
и жить без нее не могу. Потому я и не писал ей, потому
Но и не поехал повидать ее, потому я и обиделся на нее, что она не пошла за мной, послушалась отца с матерью... Что за глупости я горожу? Ция не последовала одному лишь зову сердца, она и к разуму еще прислушалась, поэтому и не поехала со мной. А вот у меня вообще нет разума. Но ведь сердцем не проживешь. Ция умнее меня. И любит она меня сильней. Ция вспомнила меня, вспомнила и приезжает ко мне, дураку».
Время тянулось для Учи нестерпимо медленно, никогда ему не казался день таким длинным, до нескончаемости длинным. Антона Бачило одолела малярия. Его лихорадило каждый день. Уча работал в две смены. До самой ночи он не видал Антона. Работа облегчала ему ожидание и тревогу за друга.
Уча и Антон по-прежнему жили в Кулеви в семье Якова и Эсмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Уча тут же выключил мотор. От кого бы могло быть это письмо? От Ции? Вряд ли. Но кто бы еще мог ему написать? Может, все-таки от Ции? Но ведь она не знает его адреса? Нет, наверняка от Ции. Уча стремительно выпрыгнул из кабины экскаватора и бросился навстречу Сиордиа.
— От кого письмо, Исидоре? — нетерпеливо крикнул он еще издали.
— Похоже на девичью руку,— с нескрываемой завистью посмотрел на подбежавшего Учу Сиордиа.— Мне его в управлении дали, может, передашь, мол. Я и взял. Как же я мог тебе письмо от девушки не принести? Бери, бери, но знай, что девушка, что женщина — дьявольское отродье. Так и запомни.
Уча чуть ли не вырвал письмо у него из рук. На. конверте крупными буквами было выведено: «Город Поти «Колхидстрой». Уче Шамугия».
Ведь Ция не знала, не могла знать, что Уча пошел работать на стройку. «Как же она догадалась? И, видно, была уверена, что письмо дойдет».
— Ну что, угадал я? От девушки твоей письмо, а?
— От Ции.
— От кого, от кого?
— Ну от девушки моей, понял?— в тон ему ответил Уча.
— Ты ей не верь. Девушки и женщины — дьявольское отродье!—зло сказал Сиордиа. Если. бы не малые дети, жена давно бы ушла от Исидоре. — Так она тебе первая пишет, да?
— Да, первая.
— Хм,— язвительно усмехнулся Сиордиа. Потом взглянул на сияющее лицо Учи.— Красивая хотя бы?
— Еще какая!
— Красивые еще хуже, помяни мое слово...
— Сам ты дьявольское отродье,— рассердился Уча и повернулся к нему спиной. Он направился к своему
«Пристману», на ходу распечатывая конверт. Подойдя к машине, Уча легко впрыгнул в кабину и захлопнул за собой дверцу.
— И я думал, что жена моя солнцеликая, а она ведьмой оказалась. Все они поначалу хороши. — Сиордиа говорил громко, чтобы услышал Уча. Но где там! Уча сидел в закрытой кабине, и, хоть ори Сиордиа во всю глотку, все равно он не услышал бы его. Но Сиордиа по-прежнему драл горло, изливая, видно, свою застарелую злость на жену. Потом Исидоре вдруг вспомнил слова Учи и стал браниться пуще прежнего: — Хайт! Ты смотри, что позволяет себе этот сопляк! «Дьявольское отродье»! Я тебе покажу кузькину мать.
«Дорогой Уча! — писала Ция.— Получишь ли ты это мое письмо? Ведь я не знаю точно, где ты сейчас. Ты говорил мне, что пойдешь прямехонько в «Колхидстрой». Вот и пишу я тебе туда. Авось получишь. Ты, наверное, обижен на меня, иначе написал хотя бы словечко. А я, как и прежде, люблю тебя. Знаешь, Уча, я себя просто обманывала. Время тянется бесконечно долго. Каждый час мне кажется днем, а день годом. Хочется верить, что ты пошел все же в «Колхидстрой» и осушаешь болота на земле, у которой Язон похитил золотое руно.
Уча! Каждый вечер останавливаюсь я у нашей калитки. Стою и гляжу на море. Мы с тобой стоим на берегу моря, стоим долго, стоим до тех пор, пока море не покроется золотом. Потом мы сбрасываем с себя одежду и вступаем в море. Помнишь эти слова, Уча? Ты должен их помнить, Уча! А знаешь, что я вижу еще? Тех самых трех коз. Они каждый вечер, как и в тот раз, первыми выбираются из лощины на дорогу, и мне кажется, что ты очень-очень любишь меня. Можно не поверить одной козе, но как не верить трем сразу? Я верю им, верю. И мне невмоготу жить без тебя. Какая же я была глупая, что послушалась отца с матерью! Я должна была пойти с тобой, Уча, рыть землю и осушать болота. На следующей неделе председатель нашего колхоза Эстате Парцвания собирается в Поти на опытную станцию за саженцами лимона. Я уговорила его взять меня с собой, чтобы повидаться с тобой. Если ты получишь мое письмо, жди меня в среду пополудни возле управления «Колхидстрой». Но прошу тебя, встань так, чтобы Эстате тебя не заметил. Я сама подойду к тебе. Боже мой, когда же настанет среда!
Пишет тебе твоя Ция Цана».
Уча дважды перечитал письмо.
— Когда же наступит эта среда! — воскликнул он вслух. Потом распахнул дверцу кабины и заорал во все горло: — Когда же наступит эта среда!
— Что, что? — откликнулся Сиордиа. Он по-прежнему стоял рядышком.
Уча заметил, что Исидоре не ушел и ждет, когда он закончит читать письмо.
— Нет, Сиордиа, женщины и девушки не дьявольское отродье, а настоящие ангелы. Как. же ты посмел их так обзывать?! У тебя самого черт в душе сидит,— рассердился Уча. Он был готов задушить Сиордиа собственными руками. И чтобы пуще досадить Сиордиа, он стал нараспев читать отрывки из Цииного письма: — Послушай, что пишет мне моя девушка, моя Ция: «Мне невмоготу жить без тебя. Какая же я была глупая, Уча, что послушалась отца с матерью!» Слышал ты, оглохни твои уши? Слышал, собачья душонка? — Уча изо всех сил, словно перед носом Сиордиа, размахивал письмом.— Мог такое написать дьявол, а? Только ради этого письма стоит жить на свете. И работать тоже.— Уча захлопнул дверь и взялся за рычаги.
Огромный ковш «Пристмана» пополз вверх, потом коршуном кинулся на землю, жадно зачерпнул ее и, поднатужившись, поднял на высоту дамбы. Потом, развернувшись к дамбе и чуть наклонившись к ней, одним махом высыпал землю.
— Ах, ты, значит, так меня?!— Исидоре сорвался с места и помчался было к экскаватору.— Ну, погоди, я покажу тебе, у кого из нас собачья душонка! — Но на полпути Исидоре, парализованный страхом, застыл на месте.
А вдруг Шамугия изобьет его здесь, на безлюдье, с него медь станется. И никаких тебе свидетелей, поди потом доказывай. И Сиордиа, резко повернувшись, засеменил прочь, то и дело оглядываясь, не бежит ли за ним Уча.
Со дня получения письма Уча потерял покой: когда же наступит среда, когда приедет Ция? Все он мог себе представить, но то, что Ция сама приедет к нему, представить было невозможно.
«А я даже не удосужился съездить к Ции. Да что там съездить, даже письмо написать поленился,— сердился на тебя Уча.— Даже адреса и то не сообщил. Может, я и впрямь не люблю ее, а то как же я не повидал ее столько времени? Эта мысль страшила его.— Какое там люблю,
и жить без нее не могу. Потому я и не писал ей, потому
Но и не поехал повидать ее, потому я и обиделся на нее, что она не пошла за мной, послушалась отца с матерью... Что за глупости я горожу? Ция не последовала одному лишь зову сердца, она и к разуму еще прислушалась, поэтому и не поехала со мной. А вот у меня вообще нет разума. Но ведь сердцем не проживешь. Ция умнее меня. И любит она меня сильней. Ция вспомнила меня, вспомнила и приезжает ко мне, дураку».
Время тянулось для Учи нестерпимо медленно, никогда ему не казался день таким длинным, до нескончаемости длинным. Антона Бачило одолела малярия. Его лихорадило каждый день. Уча работал в две смены. До самой ночи он не видал Антона. Работа облегчала ему ожидание и тревогу за друга.
Уча и Антон по-прежнему жили в Кулеви в семье Якова и Эсмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105