Они же прекрасно знают все, о чем здесь сегодня говорилось. Поэтому я считал излишним еще раз говорить об этом. Но теперь я вынужден повторить уже известное, чтобы обратить на это внимание товарищей.
В кабинете остро пахло нагретыми резиновыми сапогами и потом. Народ пришел прямо со стройки, не успев сменить рабочую одежду. Двери и окна были распахнуты настежь, сквозило, свежий ветерок с моря нес прохладу, но не в силах был выветрить из кабинета тяжелый дух. Гангия расстегнул ворот рубахи, но дышалось по-прежнему тяжело и пот заливал глаза. С трудом переводя дыхание, Гангия продолжал:
— В первую очередь я хочу подчеркнуть, что Поти не хватает продовольствия. Город растет быстро, соответственно
увеличивается и потребность в продовольствии. Если не принять срочных мер, город может остаться без продуктов. С осушением Чаладидского участка проблема снабжения Поти будет решена раз и навсегда»— Гангия остановился, вытер платком пот, передохнул. Еще одно обстоятельство: по дороге на совещание я встретил юношу из селения Диханцквили. И привел его сюда, вот он, перед вами, Гангия повернулся к Уче и ободряюще улыбнулся ему.
Шамугия нерешительно встал.
— Родители не отдают за него любимую девушку: поселись, мол, на земле сначала. Сколько юношей находятся в его положении в чаладидских селениях. Нет, не может Уча Шамугия ждать свою любимую двадцать лет!
Уча, оказавшийся вдруг в центре внимания, от неловкости мял в руках свою сванскую шапочку.
— Вот так положение! А захочет ли ваша невеста ждать двадцать лет?— сочувственно спросил Учу Васильев.
— Да что там двадцать, она и двух лет ждать не станет,— краснея, посмотрел на Васильева Уча.— Она сказала мне: попроси их, пусть побыстрее осушат болота,— запинаясь и путаясь, говорил он,— очень, мол, попроси.
Васильев, взволнованный искренней речью юноши, встал.
— Садитесь, пожалуйста, Андрей Николаевич,— сказал он Гангия, а затем обратился к Джапаридзе и Брегвадзе: — Вы слышали, товарищи, любовь просит вас поторопиться. Суть поправок Андро Гангия состоит как раз в выигрыше времени. Да, да, времени. Этого выигрыша требуют жители чаладидских селений, требует Поти, требуют тридцать тысяч гектаров осушаемых земель, на которых раскинутся чайные плантации и дадут нам шестьсот тысяч тонн чая. А это значит, что мы перестанем ввозить чай из-за границы и сохраним драгоценную для страны валюту. Правительство дало нам указание обеспечить страну чаем собственного производства. Прошу прощения, это не указание, а требование, ясно? Шестьсот тысяч тонн, и ни тонной меньше, товарищи. Вот почему нам необходимо выиграть время. Вот почему нам необходимо принять поправки Гангия.
Сверкнула молния. Дождь полил с новой силой.
— Этого требуют от нас юноша и многие его товарищи по несчастью. Не может Шамугия ждать двадцать лет, не может! Даже два года для него непомерный срок. Он любит, товарищи, а любовь, как вам известно, нетерпелива. Не так ли? — спросил он Шамугия.
Шамугия смущенно улыбнулся.
— Через двадцать лет этот юноша станет пожилым человеком. Не надо, я думаю, доказывать, что это не самое лучшее время для женитьбы... Чтобы ускорить свадьбу этого юноши, Андрей Николаевич даже больным пришел сюда. Подумать только, человек не может создать семью из-за того, что у него под ногами нет твердой земли. Вы понимаете, что это значит, товарищи?
— Понимать-то понимают, да не все,—сказала Серова.
Важа Джапаридзе вспыхнул, словно ему дали пощечину.
— И очень плохо, если кто-нибудь не понимает этого. Видно, никогда такой человек не любил. Вот товарищу Брегвадзе пришлись не по душе поговорки товарища Серовой. А ведь Галина Аркадьевна верно заметила, что чужая беда не болит. Нельзя, чтобы человека не трогала чужая беда, не по-нашему это, товарищи.
Все присутствующие с напряженным вниманием слушали начальника «Главводхоза».
Море грозно шумело. Казалось, оно вот-вот ринется на берег и затопит всю сушу.
То и дело вспыхивали молнии и гром глухо раскатывался вдали.
— Товарищи,— обратился Васильев к присутствующим,— «Главводхоз» целиком и полностью поддерживает поправки Андрея Николаевича Гангия. Лунчхутский участок необходимо консервировать. Всю технику с массивов этого участка перебросить на Чаладидский участок. Технико-экономический проект этого участка следует разработать без излишних проволочек. В течение трех лет пятьдесят тысяч гектаров болот Чаладидского участка должны быть осушены, и вся эта земля поступит в ведение колхозов и совхозов. И еще у меня есть личная просьба ко всем вам, товарищи: приусадебные участки в первую очередь надо выделять молодоженам.— Васильев посмотрел на Шамугия и улыбнулся.— У меня все
На столе начальника управления оглушительно и тревожно зазвонил вдруг телефон. Тариэл Карда поднял трубку.
— Мне нужен Тариэл Карда,— раздался в трубке взволнованный голос, сопровождаемый ужасающим ревом бури.
— Тариэл Карда слушает. Это ты, Нико?— узнал он по голосу начальника гидрометеорологической станции.
— Говорит Черкезия.— Голос Черкезия слышен был так явственно, словно говорил он где-то рядом.
— Я слушаю, Нико,— повторил начальник управления. За воем ветра и дождя Черкезия, видимо, не слышал голоса Тариэла.
— Это вы, товарищ Тариэл?
— Да, да, Тариэл я! — громко закричал в трубку Тариэл и прикрыл микрофон ладонью.
— В горах льет как из ведра, товарищ Тариэл,— надрывался в трубку Черкезия.— Резко поднялся уровень воды в Цхенисцкали, Циви, Техуре, Ногеле, Ханисцкали, Квириле, Губисцкали...
Присутствующие с тревогой переглянулись. Ведь все эти реки впадают в Риони. Значит, надо было ждать половодья и на Риони. Андро Гангия предвидел это, и сейчас, слушая сообщения, он едва сдерживал лихорадочную дрожь, охватившую все его тело.
— Поти под угрозой наводнения,— сорвался голос Нико Черкезия. И вдруг мощный раскат грома заглушил, поглотил этот задыхающийся голос.
Тяжелое молчание воцарилось в комнате. Тариэл Карда все еще держал трубку в руке, но голоса Черкезия уже не было слышно. Лишь яростные порывы бури и зловещие, участившиеся раскаты грома сотрясали мембрану. Териэл Карда положил трубку на рычажок.
— Дважды, в тысяча девятьсот двадцать втором и в тысяча девятьсот двадцать четвертом, уже бывало такое, — нарушил молчание семидесятилетний Нестор Хунцария, бывший штурман старенького катера, ходившего по Риони. Нестор давно был на пенсии, но все еще щеголял в морской форме. Старому морскому волку бью невмочь навсегда расстаться с катером. Вот уже двенадцать лет работал он на «Колхидстрое», считал эту свою работу делом всей жизни. Катер уже долгое время был в ремонте, но Нестор со стройки не уходил и не пропускал ни одного совещания в управлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
В кабинете остро пахло нагретыми резиновыми сапогами и потом. Народ пришел прямо со стройки, не успев сменить рабочую одежду. Двери и окна были распахнуты настежь, сквозило, свежий ветерок с моря нес прохладу, но не в силах был выветрить из кабинета тяжелый дух. Гангия расстегнул ворот рубахи, но дышалось по-прежнему тяжело и пот заливал глаза. С трудом переводя дыхание, Гангия продолжал:
— В первую очередь я хочу подчеркнуть, что Поти не хватает продовольствия. Город растет быстро, соответственно
увеличивается и потребность в продовольствии. Если не принять срочных мер, город может остаться без продуктов. С осушением Чаладидского участка проблема снабжения Поти будет решена раз и навсегда»— Гангия остановился, вытер платком пот, передохнул. Еще одно обстоятельство: по дороге на совещание я встретил юношу из селения Диханцквили. И привел его сюда, вот он, перед вами, Гангия повернулся к Уче и ободряюще улыбнулся ему.
Шамугия нерешительно встал.
— Родители не отдают за него любимую девушку: поселись, мол, на земле сначала. Сколько юношей находятся в его положении в чаладидских селениях. Нет, не может Уча Шамугия ждать свою любимую двадцать лет!
Уча, оказавшийся вдруг в центре внимания, от неловкости мял в руках свою сванскую шапочку.
— Вот так положение! А захочет ли ваша невеста ждать двадцать лет?— сочувственно спросил Учу Васильев.
— Да что там двадцать, она и двух лет ждать не станет,— краснея, посмотрел на Васильева Уча.— Она сказала мне: попроси их, пусть побыстрее осушат болота,— запинаясь и путаясь, говорил он,— очень, мол, попроси.
Васильев, взволнованный искренней речью юноши, встал.
— Садитесь, пожалуйста, Андрей Николаевич,— сказал он Гангия, а затем обратился к Джапаридзе и Брегвадзе: — Вы слышали, товарищи, любовь просит вас поторопиться. Суть поправок Андро Гангия состоит как раз в выигрыше времени. Да, да, времени. Этого выигрыша требуют жители чаладидских селений, требует Поти, требуют тридцать тысяч гектаров осушаемых земель, на которых раскинутся чайные плантации и дадут нам шестьсот тысяч тонн чая. А это значит, что мы перестанем ввозить чай из-за границы и сохраним драгоценную для страны валюту. Правительство дало нам указание обеспечить страну чаем собственного производства. Прошу прощения, это не указание, а требование, ясно? Шестьсот тысяч тонн, и ни тонной меньше, товарищи. Вот почему нам необходимо выиграть время. Вот почему нам необходимо принять поправки Гангия.
Сверкнула молния. Дождь полил с новой силой.
— Этого требуют от нас юноша и многие его товарищи по несчастью. Не может Шамугия ждать двадцать лет, не может! Даже два года для него непомерный срок. Он любит, товарищи, а любовь, как вам известно, нетерпелива. Не так ли? — спросил он Шамугия.
Шамугия смущенно улыбнулся.
— Через двадцать лет этот юноша станет пожилым человеком. Не надо, я думаю, доказывать, что это не самое лучшее время для женитьбы... Чтобы ускорить свадьбу этого юноши, Андрей Николаевич даже больным пришел сюда. Подумать только, человек не может создать семью из-за того, что у него под ногами нет твердой земли. Вы понимаете, что это значит, товарищи?
— Понимать-то понимают, да не все,—сказала Серова.
Важа Джапаридзе вспыхнул, словно ему дали пощечину.
— И очень плохо, если кто-нибудь не понимает этого. Видно, никогда такой человек не любил. Вот товарищу Брегвадзе пришлись не по душе поговорки товарища Серовой. А ведь Галина Аркадьевна верно заметила, что чужая беда не болит. Нельзя, чтобы человека не трогала чужая беда, не по-нашему это, товарищи.
Все присутствующие с напряженным вниманием слушали начальника «Главводхоза».
Море грозно шумело. Казалось, оно вот-вот ринется на берег и затопит всю сушу.
То и дело вспыхивали молнии и гром глухо раскатывался вдали.
— Товарищи,— обратился Васильев к присутствующим,— «Главводхоз» целиком и полностью поддерживает поправки Андрея Николаевича Гангия. Лунчхутский участок необходимо консервировать. Всю технику с массивов этого участка перебросить на Чаладидский участок. Технико-экономический проект этого участка следует разработать без излишних проволочек. В течение трех лет пятьдесят тысяч гектаров болот Чаладидского участка должны быть осушены, и вся эта земля поступит в ведение колхозов и совхозов. И еще у меня есть личная просьба ко всем вам, товарищи: приусадебные участки в первую очередь надо выделять молодоженам.— Васильев посмотрел на Шамугия и улыбнулся.— У меня все
На столе начальника управления оглушительно и тревожно зазвонил вдруг телефон. Тариэл Карда поднял трубку.
— Мне нужен Тариэл Карда,— раздался в трубке взволнованный голос, сопровождаемый ужасающим ревом бури.
— Тариэл Карда слушает. Это ты, Нико?— узнал он по голосу начальника гидрометеорологической станции.
— Говорит Черкезия.— Голос Черкезия слышен был так явственно, словно говорил он где-то рядом.
— Я слушаю, Нико,— повторил начальник управления. За воем ветра и дождя Черкезия, видимо, не слышал голоса Тариэла.
— Это вы, товарищ Тариэл?
— Да, да, Тариэл я! — громко закричал в трубку Тариэл и прикрыл микрофон ладонью.
— В горах льет как из ведра, товарищ Тариэл,— надрывался в трубку Черкезия.— Резко поднялся уровень воды в Цхенисцкали, Циви, Техуре, Ногеле, Ханисцкали, Квириле, Губисцкали...
Присутствующие с тревогой переглянулись. Ведь все эти реки впадают в Риони. Значит, надо было ждать половодья и на Риони. Андро Гангия предвидел это, и сейчас, слушая сообщения, он едва сдерживал лихорадочную дрожь, охватившую все его тело.
— Поти под угрозой наводнения,— сорвался голос Нико Черкезия. И вдруг мощный раскат грома заглушил, поглотил этот задыхающийся голос.
Тяжелое молчание воцарилось в комнате. Тариэл Карда все еще держал трубку в руке, но голоса Черкезия уже не было слышно. Лишь яростные порывы бури и зловещие, участившиеся раскаты грома сотрясали мембрану. Териэл Карда положил трубку на рычажок.
— Дважды, в тысяча девятьсот двадцать втором и в тысяча девятьсот двадцать четвертом, уже бывало такое, — нарушил молчание семидесятилетний Нестор Хунцария, бывший штурман старенького катера, ходившего по Риони. Нестор давно был на пенсии, но все еще щеголял в морской форме. Старому морскому волку бью невмочь навсегда расстаться с катером. Вот уже двенадцать лет работал он на «Колхидстрое», считал эту свою работу делом всей жизни. Катер уже долгое время был в ремонте, но Нестор со стройки не уходил и не пропускал ни одного совещания в управлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105