— Не машина, а чудовище какое-то этот твой экскаватор!— воскликнула Ция.
— До сих пор у нас иностранные экскаваторы работали. А теперь и наши заводы стали их выпускать. Вот как раз теперь такой экскаватор на «Колхидстрое» и дают мне.
— Чем же ты заслужил это?
— Понятия не имею.
— А кто же знает?
— Начальство, наверное.
— А что начальники твои говорят? За что тебе такая честь?
— Не знаю, чем я заслужил за такой короткий срок! Я ведь на старом английском экскаваторе работаю, на «Пристмане». Мне за другое новый экскаватор дают.
— За что же все-таки?
— За то, что родители за меня дочь свою не отдали, вот за что.
— Это почему же?
— А потому, что больше всех я тороплюсь эти самые болота осушить.
— Это все правильно, Уча, но неужели ты так и сказал начальству, что невесту за тебя не отдают?
— А что я еще мог сказать?
— Неужели так и сказал?
— Так и сказал.
— И ты вправду торопился осушать? Ни за что не поверю,— лукаво улыбнулась Ция.
Луна светила ей прямо в лицо, и Уча отчетливо видел ее глаза, такие родные, такие чистые, открытые глаза, непохожие на другие и... любимые.
— Я не только тогда торопился, я и сейчас еще тороплюсь. И даже больше, чем раньше,— поправил ее Уча.
— Это правда, Уча?— Ция быстро склонилась к Уче и поцеловала его.
Уча не отпустил ее. Так же как и на берегу моря, он крепко обхватил руками ее плечи и крепко прижал к себе. Ция сама подставила губы.
Спустя некоторое время, когда они оторвались друг от друга, Ция со страхом сказала:
— Что ты наделал, Уча. Лонгиноз Ломджария, наверное, заметит.
— Ну и пусть замечает,— сказал Уча.— Ты лучше волосы поправь.
— Да волосы не беда. Что мне с губами делать? Они у меня очень красные, да?
— Очень.
— Ты чуть не задушил меня.
— Может, ты не хотела?
— Хотела, очень даже хотела,— поправила волосы Ция;— Давай подождем чуть-чуть. Надо дух перевести. Ты меня так долго целовал.
— Долго? Я тебя еще раз поцелую.
— Только не сейчас...
— А когда же?
— Когда ты закончишь прокладку канала. Ты же сможешь новым экскаватором вынимать еще больше земли?
— Да я в день две нормы буду давать!
— Что это за экскаватор?— удивилась Ция.— Как он может две нормы за день вырабатывать?!
— При чем здесь экскаватор? Это я буду давать две нормы за день, чтобы...
— Не говори ничего больше, ладно? Сама знаю, почему ты будешь в день две нормы давать! Вот увидишь, и я от тебя не отстану, Уча.
В здании управления Лонгинозу не хватало комнат для всех своих сотрудников, и поэтому часть из них помещалась на втором этаже барака опытной станции. Здесь же был и кабинет Ломджария. Мотоцикл всегда стоял у входа, и стоило начальнику управления вызвать Ломджария по телефону, как он почти в ту же минуту входил в его приемную. Но здесь была его святая святых, и здесь он сам был себе хозяином, чем немало гордился.
В городе Ломджария был нарасхват, всем он был нужен и по всякому делу. «Ломджария сделает» — эта фраза переходила из уст в уста, и Лонгинозу нравилось ощущать себя нужным всем.
Была у Лонгиноза еще одна странность. Разговаривая но телефону, он всегда басил. Если кто-нибудь заходил к нему но время телефонного разговора, лицо его принимало многозначительно-загадочное выражение, и он, прикрыв рукой микрофон, сообщал посетителю, что говорит с начальником управления, или поднимал палец вверх, а это означало, что на проводе совсем уж высокое начальство. Он любил напускать на себя важность и басил, чтобы придать своему голосу солидность и строгость.
Обо всем этом были хорошо осведомлены его сотрудники, по, зная беззаветную преданность Лонгиноза порученному делу, прощали ему эти маленькие слабости.
Домой он всегда возвращался далёко за полночь. Дел у него было невпроворот, и он непрерывно носился на своем мотоцикле или допоздна засиживался в своем кабинете. Иногда и без дела, но в постоянной готовности к нему. Вот и теперь он был в кабинете. Уча робко, едва слышно поскребся в Дверь и, не ожидая разрешения, вошел в кабинет вместе с Цией.
Лонгиноз строго смерил Цию взглядом и едва не подмигнул ей, что происходило с ним всегда, когда он видел красивую женщину. А Ция настолько поразила Лонгиноза своей красотой, что даже пот выступил у него на лбу. Опасаясь, как бы спутник Ции не заметил его состояния, Ломджария строго спросил их:
— Что привело вас в столь позднее время? Вы что, не знаете, работа давно уже закончилась.
— Нужда привела нас к тебе, Лонгиноз.
Только сейчас Ломджария узнал Учу.
— Э, да ведь ты никак Уча Шамугия?
Что, не узнал меня?
Узнать-то узнал, но ты в таком виде, что. Ты, случаем, не с рыбалки возвращаешься? Где это тебя так угораздило?
— Какая там рыбалка, Лонгиноз...
— Ох и хитрец. А сам на крючок такую девочку подцепил.
— Эта девочка, Лонгиноз, моя невеста.
— Невеста?! — Лонгиноз вскочил, за руку поздоровался с Цией и, не сводя глаз с ее босых ног, подвинул ей стул.
— Ты, видать, босиком ее похитил! В спешке, видно, было не до обуви. Угадал?!— Лонгиноз по-прежнему не смог отвести глаза от стройных Цииных ног.
— И вовсе нет. Нашу обувь море унесло, дядя Лонгиноз,— смущенно пробормотала Ция и, стремясь спрятать ноги от его жадного взгляда, села на стул.
— Вы что же, прямо в одежде в море купались?
— Да, в одежде.
— Это еще почему?
— Не знаю.
— И ты не знаешь?— на этот раз Лонгиноз обратился к Ции.
— И я не знаю,— потупилась Ция.
— Ну и ну!
— Невелика отвага! — засмеялся Уча.
— Отвага в любом деле нужна, парень.
— Это верно, Лонгиноз,— согласился Уча.
— Еще бы, в этом уж я толк знаю. Долго ты собираешься босиком водить этого ангела?
— Ну, сейчас уже пора отдыхать. А утром я ей раздобуду обувку,— сказал Уча.
— Где же она спать собирается, если не секрет?
— У вас.
— Где, где?
Уча протянул ему записку Гванджи Букиа.
— Это вам директор опытной станции прислал.
Лонгиноз быстро пробежал записку глазами.
— Так вы в нашем бараке жить будете?
— В вашем бараке. Только не мы, а я одна.
— Ты — здесь, Уча — в Кулеви? Что это за жизнь?
— На первое время мы так решили.
— Так не годится. Я и дня не выдержал бы врозь.
— Но у нас нет другого выхода.
— Что значит нет? Есть у меня одна свободная комнатка. Вот и вселяйтесь вдвоем.
— Ничего не получится.
— Это отчего же?— заинтересовался Лонгиноз.
— Пока мы не закончим прокладку главного канала и не осушим Коратский массив, это невозможно.
— Ничего не понимаю,— удивился Лонгиноз.
— Пока мы на земле не поселимся, свадьбу играть не будем.
— Вот это да! Но при чем здесь земля?
— Мы обещание дали,— осмелев, сказала Ция.
— А еще молодежь называется!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105