На ней был темный халат, подпоясанный шнуром. Лицо ее было мертвенно-бледно, черные волосы спутаны и взъерошены, а в глазах, которые упорно смотрели в какую-то невидимую точку, застыл ужас.
В разгоряченном мозгу Мадзи мелькнула дикая мысль, что пани Ляттер хочет убить ее. Она закрыла руками лицо и ждала, чувствуя, как замирает у нее сердце.
— Ты спишь, Мадзя? — склонившись над ее постелью, спросила пани Ляттер.
Не отнимая рук, Мадзя осторожно приоткрыла один глаз и увидела руку пани Ляттер; между пальцами сквозил розовый отблеск свечи.
— Ты спишь? — повторила начальница.
Мадзя внезапно села на постели, так что пани Ляттер даже отшатнулась и глаза ее утратили свое ужасное выражение.
— Ну, тут у вас спокойно. В этом дортуаре спят уже только две девочки… Что я хотела сказать тебе? Что я хотела?.. Не могу уснуть… Ах, да, покажи мне письмо.
— Какое письмо? — спросила Мадзя.
— От Ады.
Мадзя выдвинула ящик столика и достала письмо, которое лежало сверху. Пани Ляттер поднесла его к свече и начала читать.
— Да, да, это оно… Венеция… Возьми, дитя мое, свое письмо. Спокойной ночи.
И она вышла из дортуара, снова заслоняя свет, чтобы не разбудить девочек. Но те не спали.
— Зачем к нам приходила пани начальница? — спросила одна из них.
— Пришла, как всегда, посмотреть на нас, — ответила Мадзя, подавляя невольную дрожь.
— Как хорошо, что я завтра уезжаю, — прошептала другая. — Я бы здесь уже не уснула.
— Почему? — спросила первая.
— Разве ты не видела, какая страшная пани Ляттер?
Они умолкли. Мадзя стала раздеваться, давая себе обещание на следующую ночь перейти в другой дортуар.
На другой день в пансионе уже не было занятий. Некоторые ученицы собирались уезжать на праздники, те же, которые оставались, воспользовавшись хорошим апрельским днем, вышли с Мадзей на прогулку.
Улицы казались веселыми; дамы сбросили зимний наряд и, улыбаясь, торопились вперед с зонтиками в руках; от недавнего снега не осталось и следа, и в безоблачном небе сияло весеннее солнце. Пансионерки были в восторге и от хорошей погоды и от тепла и на минуту забыли о том, что они не уезжают на праздники.
Но Мадзя была удручена. В сердце ее пробуждались смутные опасения, в голове роились бессвязные мысли.
«Бедная пани Ляттер! И почему я не написала о ней Аде? Почему не сходила к Дембицкому? Один только он и помог бы нам…»
Потом ей пришло в голову, что если Сольский порвал с Эленой, то, пожалуй, не даст взаймы ее матери, да и сама пани Ляттер не сможет принять от него никаких услуг! Но внутренний голос упорно шептал ей, что она должна поговорить с Дембицким о положении в пансионе.
Чем мог тут помочь бедный учитель, с которым так некрасиво обошлись в пансионе? И все же Мадзю влекла к нему непонятная сила, и она бы тотчас пошла к старику, справилась бы об его здоровье и хоть рассказала ему о том, что давно сверлило ей мозг и терзало сердце.
Она бы пошла, но ей было стыдно.
— Каких бы сплетен наплели после этого? — говорила она, проходя под окнами дома, в котором жил Дембицкий.
— Неприлично, неприлично, — повторяла она про себя, подавляя предчувствие, что кто-то дорого заплатит за это слово «неприлично».
В это самое время пани Ляттер у себя в кабинете выдавала жалованье учителям. Каждому она говорила, что день нынче выдался прекрасный, затем предлагала расписаться в рапортичке, пододвигала незапечатанный конверт с деньгами, просила пересчитать и, наконец, выражала пожелание снова встретиться после праздников.
Никто из них, не исключая отца законоучителя и доктора Заранского, которые явились за жалованьем последними, не заметил в ней ничего особенного. Она осунулась, казалась усталой, но была спокойна и улыбалась.
Во дворе законоучитель встретился с доктором, опять поговорил с ним о прекрасной погоде, справился, не уезжает ли тот на праздники, и вдруг сказал:
— Хорошо баба держится, хлопот ведь пропасть!
— У кого их нет! — возразил Заранский. — С пансионом, мне кажется, все равно, что с фабрикой, хлопот не оберешься.
— Вот это, доктор, остроумно, — ухмыльнулся ксендз, — вот это вы удачно сравнили! Да, мы, как на фабрике, вырабатываем души человеческие! Ну, а пани Ляттер в последнее время все-таки сдала.
— Нервная стала, издергалась, — пробормотал доктор, глядя на свои панталоны. — Я бы послал ее на каникулы к морю, но она не признает медицины. До свидания, ваше преподобие!
— Желаю весело провести праздники, — ответил ксендз. — А меня бы тоже следовало послать на каникулы, только в такие места, где жизнь подешевле и повеселей, ну-ка, вспомните, доктор!
— В Остенде! — крикнул доктор, выходя на улицу.
— Это такому-то бедняку, как я? — смеясь, воскликнул ксендз.
В эту минуту он столкнулся со знакомым посыльным, тот извинился и поцеловал ему руку.
— Ах, какой ты, братец, невнимательный! — заметил ксендз. — Куда это ты бежишь?
— Несу письмо в пансион, пани Ляттер.
— От кого?
— От адвоката. Целую руки, ваше преподобие…
«От адвоката?.. — подумал законоучитель. — Гм! Лучше иметь дело с адвокатом, чем с доктором и ксендзом».
И он пошел по улице, улыбаясь солнцу.
Глава двадцать восьмая
Сообщение о сыне
Спустя несколько минут пани Ляттер получила письмо, в котором один из крупных адвокатов извещал ее, что пан Евгений Арнольд поручил ему «известное» дело и оставил в распоряжение пани Ляттер восемьсот рублей, которые могут быть вручены ей в любое время.
Пани Ляттер улыбнулась.
— Торопится муженек, — прошептала она, — ничего, подождет.
Она выдвинула ящик стола и пересчитала деньги.
«Это для прислуги, — думала она, ощупывая одну пачку, — это для учительниц, это на праздники… Будь у меня еще рублей шестьсот, я бы недельки на две могла заткнуть рот домовладельцу… А что, если взять у адвоката эти восемьсот рублей?.. Как не так! Он тотчас даст знать мужу, а тот — своей наложнице. Нет, миленькие, помучайтесь!»
Она внезапно вскочила из-за стола и сжала кулаки.
— Ах, эта негодяйка Эля, проклятая девчонка! Заставляет меня исполнять желания Ляттера, губить будущность брата! Нет у меня дочери, один только сын! А ты, чудовище, станешь гувернанткой. И, в лучшем случае, может, будешь за деньги учить детей этого негодяя Сольского, которые должны были бы родиться от тебя. Святая истина: всяк своего счастья кузнец.
Она позвонила и велела позвать панну Марту. Когда хозяйка вошла на цыпочках, жеманясь, как пансионерка, пани Ляттер спросила:
— Ну как, еврей пришел?
— Какой еврей? — спросила панна Марта. — Фишман?
— Да, Фишман.
— Я думала, он уже ненадобен, — опустив глаза, прошептала хозяйка.
Пани Ляттер была вне себя от изумления.
— Это почему же? — в гневе спросила она. — Ведь вчера после обеда я просила привести его ко мне… Уж не думаете ли вы, что ночью я выиграла в лотерее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255
В разгоряченном мозгу Мадзи мелькнула дикая мысль, что пани Ляттер хочет убить ее. Она закрыла руками лицо и ждала, чувствуя, как замирает у нее сердце.
— Ты спишь, Мадзя? — склонившись над ее постелью, спросила пани Ляттер.
Не отнимая рук, Мадзя осторожно приоткрыла один глаз и увидела руку пани Ляттер; между пальцами сквозил розовый отблеск свечи.
— Ты спишь? — повторила начальница.
Мадзя внезапно села на постели, так что пани Ляттер даже отшатнулась и глаза ее утратили свое ужасное выражение.
— Ну, тут у вас спокойно. В этом дортуаре спят уже только две девочки… Что я хотела сказать тебе? Что я хотела?.. Не могу уснуть… Ах, да, покажи мне письмо.
— Какое письмо? — спросила Мадзя.
— От Ады.
Мадзя выдвинула ящик столика и достала письмо, которое лежало сверху. Пани Ляттер поднесла его к свече и начала читать.
— Да, да, это оно… Венеция… Возьми, дитя мое, свое письмо. Спокойной ночи.
И она вышла из дортуара, снова заслоняя свет, чтобы не разбудить девочек. Но те не спали.
— Зачем к нам приходила пани начальница? — спросила одна из них.
— Пришла, как всегда, посмотреть на нас, — ответила Мадзя, подавляя невольную дрожь.
— Как хорошо, что я завтра уезжаю, — прошептала другая. — Я бы здесь уже не уснула.
— Почему? — спросила первая.
— Разве ты не видела, какая страшная пани Ляттер?
Они умолкли. Мадзя стала раздеваться, давая себе обещание на следующую ночь перейти в другой дортуар.
На другой день в пансионе уже не было занятий. Некоторые ученицы собирались уезжать на праздники, те же, которые оставались, воспользовавшись хорошим апрельским днем, вышли с Мадзей на прогулку.
Улицы казались веселыми; дамы сбросили зимний наряд и, улыбаясь, торопились вперед с зонтиками в руках; от недавнего снега не осталось и следа, и в безоблачном небе сияло весеннее солнце. Пансионерки были в восторге и от хорошей погоды и от тепла и на минуту забыли о том, что они не уезжают на праздники.
Но Мадзя была удручена. В сердце ее пробуждались смутные опасения, в голове роились бессвязные мысли.
«Бедная пани Ляттер! И почему я не написала о ней Аде? Почему не сходила к Дембицкому? Один только он и помог бы нам…»
Потом ей пришло в голову, что если Сольский порвал с Эленой, то, пожалуй, не даст взаймы ее матери, да и сама пани Ляттер не сможет принять от него никаких услуг! Но внутренний голос упорно шептал ей, что она должна поговорить с Дембицким о положении в пансионе.
Чем мог тут помочь бедный учитель, с которым так некрасиво обошлись в пансионе? И все же Мадзю влекла к нему непонятная сила, и она бы тотчас пошла к старику, справилась бы об его здоровье и хоть рассказала ему о том, что давно сверлило ей мозг и терзало сердце.
Она бы пошла, но ей было стыдно.
— Каких бы сплетен наплели после этого? — говорила она, проходя под окнами дома, в котором жил Дембицкий.
— Неприлично, неприлично, — повторяла она про себя, подавляя предчувствие, что кто-то дорого заплатит за это слово «неприлично».
В это самое время пани Ляттер у себя в кабинете выдавала жалованье учителям. Каждому она говорила, что день нынче выдался прекрасный, затем предлагала расписаться в рапортичке, пододвигала незапечатанный конверт с деньгами, просила пересчитать и, наконец, выражала пожелание снова встретиться после праздников.
Никто из них, не исключая отца законоучителя и доктора Заранского, которые явились за жалованьем последними, не заметил в ней ничего особенного. Она осунулась, казалась усталой, но была спокойна и улыбалась.
Во дворе законоучитель встретился с доктором, опять поговорил с ним о прекрасной погоде, справился, не уезжает ли тот на праздники, и вдруг сказал:
— Хорошо баба держится, хлопот ведь пропасть!
— У кого их нет! — возразил Заранский. — С пансионом, мне кажется, все равно, что с фабрикой, хлопот не оберешься.
— Вот это, доктор, остроумно, — ухмыльнулся ксендз, — вот это вы удачно сравнили! Да, мы, как на фабрике, вырабатываем души человеческие! Ну, а пани Ляттер в последнее время все-таки сдала.
— Нервная стала, издергалась, — пробормотал доктор, глядя на свои панталоны. — Я бы послал ее на каникулы к морю, но она не признает медицины. До свидания, ваше преподобие!
— Желаю весело провести праздники, — ответил ксендз. — А меня бы тоже следовало послать на каникулы, только в такие места, где жизнь подешевле и повеселей, ну-ка, вспомните, доктор!
— В Остенде! — крикнул доктор, выходя на улицу.
— Это такому-то бедняку, как я? — смеясь, воскликнул ксендз.
В эту минуту он столкнулся со знакомым посыльным, тот извинился и поцеловал ему руку.
— Ах, какой ты, братец, невнимательный! — заметил ксендз. — Куда это ты бежишь?
— Несу письмо в пансион, пани Ляттер.
— От кого?
— От адвоката. Целую руки, ваше преподобие…
«От адвоката?.. — подумал законоучитель. — Гм! Лучше иметь дело с адвокатом, чем с доктором и ксендзом».
И он пошел по улице, улыбаясь солнцу.
Глава двадцать восьмая
Сообщение о сыне
Спустя несколько минут пани Ляттер получила письмо, в котором один из крупных адвокатов извещал ее, что пан Евгений Арнольд поручил ему «известное» дело и оставил в распоряжение пани Ляттер восемьсот рублей, которые могут быть вручены ей в любое время.
Пани Ляттер улыбнулась.
— Торопится муженек, — прошептала она, — ничего, подождет.
Она выдвинула ящик стола и пересчитала деньги.
«Это для прислуги, — думала она, ощупывая одну пачку, — это для учительниц, это на праздники… Будь у меня еще рублей шестьсот, я бы недельки на две могла заткнуть рот домовладельцу… А что, если взять у адвоката эти восемьсот рублей?.. Как не так! Он тотчас даст знать мужу, а тот — своей наложнице. Нет, миленькие, помучайтесь!»
Она внезапно вскочила из-за стола и сжала кулаки.
— Ах, эта негодяйка Эля, проклятая девчонка! Заставляет меня исполнять желания Ляттера, губить будущность брата! Нет у меня дочери, один только сын! А ты, чудовище, станешь гувернанткой. И, в лучшем случае, может, будешь за деньги учить детей этого негодяя Сольского, которые должны были бы родиться от тебя. Святая истина: всяк своего счастья кузнец.
Она позвонила и велела позвать панну Марту. Когда хозяйка вошла на цыпочках, жеманясь, как пансионерка, пани Ляттер спросила:
— Ну как, еврей пришел?
— Какой еврей? — спросила панна Марта. — Фишман?
— Да, Фишман.
— Я думала, он уже ненадобен, — опустив глаза, прошептала хозяйка.
Пани Ляттер была вне себя от изумления.
— Это почему же? — в гневе спросила она. — Ведь вчера после обеда я просила привести его ко мне… Уж не думаете ли вы, что ночью я выиграла в лотерее?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255