На Руси боярство гневливое
похолопствовало простого человека, а на Дону - Бзыга на горе нашем жир
нагуливает! Кто сказал, что хлеба нет? Есть у нас и хлеб, и водица!
Щербатый есаул Бычкин повел рачьими глазами и выкрикнул в толпу:
- Что зипунника слухаете? Куда заведет вас?
Полетай гневно перебил есаула:
- Зипуны на мужиках серые, а ум богатый! Аль зипунники не Русь?
- Русь! Русь! - дружно ответили казаки и, оборотясь в сторону есаула,
сердито вопрошали: - Уж не ты ли со Бзыгой пашу Касима в степи поморил?
Шалишь - мы всем войском отстояли землю родную и Астрахани пособили! Где
Бзыга, зови его сюда, пусть скажет, где хлеб припрятал?
По возбужденным лицам, по яростным крикам догадался, что скажи он
слово поперек, казаки по кускам его растерзают. Понимая, как опасно
тревожить народ, есаул незаметно выбрался из толпы и задами, потный и
встревоженный, пробрался в станичную избу.
- Сила взбурлила! - закричал он с порога. - Поберегись, атаман!
Бзыга поднял мрачные глаза на есаула и строго сказал:
- Не пугай! Степной конь куда опасней, а и то стреножить можно.
- Из-за хлеба на все пойдут! - стоял на своем есаул.
С майдана в станичную избу вдруг донесся яростный гул толпы. Бзыга
побледнел.
Меж тем на майдане Ермак говорил:
- Не мы ли обливались слезами, жгли свою степь, когда ворог пошел на
Астрахань? Сколько муки перенесли, многого лишились, а Бзыга тем часом
хлеб свозил с верховых городков да прятал, чтобы с казака снять последнюю
рубаху. Из Москвы пришла будара с зерном. Почему не раздают народу хлеб?
Упрятал ее атаман в камышах за красноталом. От чужого хлеба жиреет Бзыга!
Ермак говорил страстно, каждое его слово жгло сердца.
Смуглая красивая казачка, на которую не так давно зарился Бзыга,
первой закричала:
- Женки, айда до атоманова двора, там в сусеках полно муки!
И пошел дым коромыслом. Люди бросились по куреням, хватали мешки,
торбы и бежали к атамановой избе. Там ворота уже были настежь, - от них
шел свежий след копыт: Бзыга, почуяв грозу, вскочил на коня и ускакал в
степь.
Резвый конь уносил атамана и его дружков все дальше и дальше от
народного гнева.
- В Раздоры! В Раздоры! - нещадно стегал плетью атаман скакуна. В
Раздорах он думал найти спасение. В верхних городках живет много заможних
казаков и они помогут.
На станице в это время распахнули атаманские амбары. Степанко
заглядывал в сусеки, полные золотого зерна, и призывал:
- Бери все! Жалуйте, вдовы, милости просим стариков. Эй, матка,
подставляй торбу, будешь с хлебом! Наголодалась, небось?
- Стой, донцы! - закричал вдруг набежавший дед-вековик Сопелка. - Где
это видано, чтобы атаманское добро растаскивать! - он размахивал палкой, а
глаза налились злобой. Было старику под сотню годов, огромная пушистая
борода пожелтела от времени, но голос сохранился звонкий и властный. -
Прочь, прочь, окаяницы! - гнал он женок от атаманских амбаров.
Ермак вырвал у деда его посох и, слегка подталкивая в плечи, вывел
старика из атаманского куреня.
- Иди, иди, Сопелка, не твое тут дело!
- Как не мое! - вскипел старик. Я на Доне старинный корень. Где это
писано, чтобы не слушать старших? Чужое добро - святыня!
- Эх, старина, старина, ну как тебе не стыдно! - укоризненно покачал
головой Ермак. - Не ты ли ныне трех внуков на погост отвез? Хлебушко для
всех людей отпущен, а Бзыга что делает?
Дед внезапно притих, глаза его заслезились. Вспомнил он про внуков,
погибших от голода, и губы его задрожали.
- Божья кара, божья кара, - прошептал он и склонил удрученно голову.
- Поди-ка сюда, дед, возьми и ты! - позвали его женки, тронутые его
беспомощным видом.
Старик однако отказался:
- Кто знает, что робить? Грех это! - шаркая ногами, он пошел прочь от
атаманских амбаров.
Древнее предание на Дону гласит: "Дон начался при устье Донца... там
и окончится". И впрямь, первым казачьим городком на прославленной реке
были Раздоры, которые возвели новгородские ушкуйники на острове при
впадении Донца в Дон. Отважные, предприимчивые новгородцы на своих стругах
побывали на многих отеческих русских реках - и на Каме светловодной, и на
Вятке-реке, и на Северной Двине; доходили они и до Каменного Пояса, а
перевалив его, объясачили Югорскую землю. Не миновали они и Волги, и Дона.
На последнем и поставили свой городок, который назвали Раздорами. С
далекого Ильмень-озера и Волхова вечевики-новгородцы принесли сюда
непокорный дух и свободолюбие. Вольные и смелые, они всегда враждовали с
боярами и торговыми гостями, а на вечах дело нередко доходило до кулачной
расправы. Свой непокорный и вольнолюбивый дух новгородские посельники
проявили и в Раздорах. Как и в древнем Новгороде, тут существовали две
партии: заможных и голытьбы. Сюда и устремился атаман Бзыга, надеясь найти
поддержку против возмутившихся казаков. Ярость и гнев переполняли атамана.
Только одна думка одолевала его: "Спасти, во что бы то ни стало, спасти от
дележа свое добро. Не добраться голутвенным казакам до будары с хлебом!
Неужели раздорские дружки и атаманы оставят его и не вступятся? А коли
вступятся, тогда башку с Ермака долой!"
На коротких привалах беглецы давали коням отдохнуть, а сам Бзыга не
находил покоя, шагая возле костра, и думал о своем. Есаул Бычкин
успокаивал атамана:
- Ты, батька, не тужи, вернем свое добро! Голытьбу в жменю возьмем и
не пикнет больше!
- Жменя-то наша маленькая, всех не сгребешь! - сердито отозвался
Бзыга. - Ухх! - скрипнул он зубами.
Бычкин сочувственно смотрел на атамана. Был тот грузный, седой и
своей ухваткой напоминал остервенелого волка, попавшего в беду.
"Как бы своей свирепостью и ненасытством дела не испортил! - с
опаской подумал бывалый есаул. - В Раздорах одним криком не возьмешь, там
лукавство и хитрость нужны!"
По совести говоря, сам Бычкин боялся бывать в Раздорах: народ там
неугомонный и драчливый. Чуть что, сейчас засучивают рукава.
Дорога длинная. Много передумал Бзыга, пока, наконец, показалась
зеленая луковка церквушки в Раздорах. Издалека донесся благовест - звонили
к вечерне. Безмолвно и пустынно было на улицах городка, когда беглецы
добрались до него, никто не полюбопытствовал, по обычаю, не выглянул в
оконце. Дубовые ворота атаманского куреня оказались закрытыми. Бзыга с
волнением подъехал к ним и постучал. Долго никто не отзывался. Теряя
терпении и волнуясь от смутного предчувствия чего-то неладного, атаман
громко заколотил в тесины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
похолопствовало простого человека, а на Дону - Бзыга на горе нашем жир
нагуливает! Кто сказал, что хлеба нет? Есть у нас и хлеб, и водица!
Щербатый есаул Бычкин повел рачьими глазами и выкрикнул в толпу:
- Что зипунника слухаете? Куда заведет вас?
Полетай гневно перебил есаула:
- Зипуны на мужиках серые, а ум богатый! Аль зипунники не Русь?
- Русь! Русь! - дружно ответили казаки и, оборотясь в сторону есаула,
сердито вопрошали: - Уж не ты ли со Бзыгой пашу Касима в степи поморил?
Шалишь - мы всем войском отстояли землю родную и Астрахани пособили! Где
Бзыга, зови его сюда, пусть скажет, где хлеб припрятал?
По возбужденным лицам, по яростным крикам догадался, что скажи он
слово поперек, казаки по кускам его растерзают. Понимая, как опасно
тревожить народ, есаул незаметно выбрался из толпы и задами, потный и
встревоженный, пробрался в станичную избу.
- Сила взбурлила! - закричал он с порога. - Поберегись, атаман!
Бзыга поднял мрачные глаза на есаула и строго сказал:
- Не пугай! Степной конь куда опасней, а и то стреножить можно.
- Из-за хлеба на все пойдут! - стоял на своем есаул.
С майдана в станичную избу вдруг донесся яростный гул толпы. Бзыга
побледнел.
Меж тем на майдане Ермак говорил:
- Не мы ли обливались слезами, жгли свою степь, когда ворог пошел на
Астрахань? Сколько муки перенесли, многого лишились, а Бзыга тем часом
хлеб свозил с верховых городков да прятал, чтобы с казака снять последнюю
рубаху. Из Москвы пришла будара с зерном. Почему не раздают народу хлеб?
Упрятал ее атаман в камышах за красноталом. От чужого хлеба жиреет Бзыга!
Ермак говорил страстно, каждое его слово жгло сердца.
Смуглая красивая казачка, на которую не так давно зарился Бзыга,
первой закричала:
- Женки, айда до атоманова двора, там в сусеках полно муки!
И пошел дым коромыслом. Люди бросились по куреням, хватали мешки,
торбы и бежали к атамановой избе. Там ворота уже были настежь, - от них
шел свежий след копыт: Бзыга, почуяв грозу, вскочил на коня и ускакал в
степь.
Резвый конь уносил атамана и его дружков все дальше и дальше от
народного гнева.
- В Раздоры! В Раздоры! - нещадно стегал плетью атаман скакуна. В
Раздорах он думал найти спасение. В верхних городках живет много заможних
казаков и они помогут.
На станице в это время распахнули атаманские амбары. Степанко
заглядывал в сусеки, полные золотого зерна, и призывал:
- Бери все! Жалуйте, вдовы, милости просим стариков. Эй, матка,
подставляй торбу, будешь с хлебом! Наголодалась, небось?
- Стой, донцы! - закричал вдруг набежавший дед-вековик Сопелка. - Где
это видано, чтобы атаманское добро растаскивать! - он размахивал палкой, а
глаза налились злобой. Было старику под сотню годов, огромная пушистая
борода пожелтела от времени, но голос сохранился звонкий и властный. -
Прочь, прочь, окаяницы! - гнал он женок от атаманских амбаров.
Ермак вырвал у деда его посох и, слегка подталкивая в плечи, вывел
старика из атаманского куреня.
- Иди, иди, Сопелка, не твое тут дело!
- Как не мое! - вскипел старик. Я на Доне старинный корень. Где это
писано, чтобы не слушать старших? Чужое добро - святыня!
- Эх, старина, старина, ну как тебе не стыдно! - укоризненно покачал
головой Ермак. - Не ты ли ныне трех внуков на погост отвез? Хлебушко для
всех людей отпущен, а Бзыга что делает?
Дед внезапно притих, глаза его заслезились. Вспомнил он про внуков,
погибших от голода, и губы его задрожали.
- Божья кара, божья кара, - прошептал он и склонил удрученно голову.
- Поди-ка сюда, дед, возьми и ты! - позвали его женки, тронутые его
беспомощным видом.
Старик однако отказался:
- Кто знает, что робить? Грех это! - шаркая ногами, он пошел прочь от
атаманских амбаров.
Древнее предание на Дону гласит: "Дон начался при устье Донца... там
и окончится". И впрямь, первым казачьим городком на прославленной реке
были Раздоры, которые возвели новгородские ушкуйники на острове при
впадении Донца в Дон. Отважные, предприимчивые новгородцы на своих стругах
побывали на многих отеческих русских реках - и на Каме светловодной, и на
Вятке-реке, и на Северной Двине; доходили они и до Каменного Пояса, а
перевалив его, объясачили Югорскую землю. Не миновали они и Волги, и Дона.
На последнем и поставили свой городок, который назвали Раздорами. С
далекого Ильмень-озера и Волхова вечевики-новгородцы принесли сюда
непокорный дух и свободолюбие. Вольные и смелые, они всегда враждовали с
боярами и торговыми гостями, а на вечах дело нередко доходило до кулачной
расправы. Свой непокорный и вольнолюбивый дух новгородские посельники
проявили и в Раздорах. Как и в древнем Новгороде, тут существовали две
партии: заможных и голытьбы. Сюда и устремился атаман Бзыга, надеясь найти
поддержку против возмутившихся казаков. Ярость и гнев переполняли атамана.
Только одна думка одолевала его: "Спасти, во что бы то ни стало, спасти от
дележа свое добро. Не добраться голутвенным казакам до будары с хлебом!
Неужели раздорские дружки и атаманы оставят его и не вступятся? А коли
вступятся, тогда башку с Ермака долой!"
На коротких привалах беглецы давали коням отдохнуть, а сам Бзыга не
находил покоя, шагая возле костра, и думал о своем. Есаул Бычкин
успокаивал атамана:
- Ты, батька, не тужи, вернем свое добро! Голытьбу в жменю возьмем и
не пикнет больше!
- Жменя-то наша маленькая, всех не сгребешь! - сердито отозвался
Бзыга. - Ухх! - скрипнул он зубами.
Бычкин сочувственно смотрел на атамана. Был тот грузный, седой и
своей ухваткой напоминал остервенелого волка, попавшего в беду.
"Как бы своей свирепостью и ненасытством дела не испортил! - с
опаской подумал бывалый есаул. - В Раздорах одним криком не возьмешь, там
лукавство и хитрость нужны!"
По совести говоря, сам Бычкин боялся бывать в Раздорах: народ там
неугомонный и драчливый. Чуть что, сейчас засучивают рукава.
Дорога длинная. Много передумал Бзыга, пока, наконец, показалась
зеленая луковка церквушки в Раздорах. Издалека донесся благовест - звонили
к вечерне. Безмолвно и пустынно было на улицах городка, когда беглецы
добрались до него, никто не полюбопытствовал, по обычаю, не выглянул в
оконце. Дубовые ворота атаманского куреня оказались закрытыми. Бзыга с
волнением подъехал к ним и постучал. Долго никто не отзывался. Теряя
терпении и волнуясь от смутного предчувствия чего-то неладного, атаман
громко заколотил в тесины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264