не дав затем распасться половинкам, он снова сверкнул
клинком, и шар распался на четыре части.
- Любо! Хорош рубака! - похвалили Маметкула казаки.
- Честь с таким тягаться! - согласился Ермак и велел добыть длинный
волос из конского хвоста. Принесли волос и доску гладкую. Ермак сам туго
опоясал доску и так ловко прошел лезвием, что волос вдоль распался надвое.
Маметкул онемел от изумления. Затем, очухавшись, сказал:
- Велика верность твоих очей! На острие моего клинка - синий пламень!
Полюбуйся! - Он бросил волос на лезвие и тот сразу распался, будто и в
самом деле его коснулся пламень.
- Добра закалка! - по достоинству оценил клинок Ермак. - Эх,
рубануться бы и впрямь, и да обычай свят, с гостями не рубятся! Идем в
хоромы! - позвал атаман.
И снова пировали.
Маметкула отвели в шатер Кучума.
- Тут и живи! - указал Ермак.
Разожгли уголь в мангалах, проверили перины, настлали ковров и
приставили к шатру караул.
Ермак почтительно относился к пленнику, часто приходил в шатер и все
звал тайджи послужить Руси. Угадывал атаман в Маметкуле доброго воеводу,
но больше преклонялся перед воинскими доблестями недавнего врага, перед
его неустрашимостью. На все зазывы Ермака тайджи косил глазами и молчал.
Он заметно тосковал. Тянуло его на простор - в суровые сибирские степи.
Часто выходил он на вал и подолгу стоял, вперив глаза в туманную
даль. Потом вздыхал и осторожно озирался. Но везде за ним следили глаза
казаков. Маметкул понуро возвращался в шатер.
Подошла буйная сибирская весна: теплые ветры и весенние воды
искромсали толстые льды на реках, унесли их в Студеное море. Зазвенели
леса, косяки перелетных птиц день и ночь тянулись на север - в Обдорию,
Мангазею, на Конду. Вместе с теплом прикочевал в ишимские степи и Кучум.
Его большой стан раскинулся у чистых вод. Жили в шатрах молодые жены хана,
сыновья и многие мурзаки, все еще надеявшиеся на поворот в судьбе
повелителя. Все ликовало кругом, но Кучум был печален. Он тяжело переживал
пленение Маметкула - лучшего полководца. Мучило его и то, что лукавый
Карача оставил его, и то, что в Бухаре вырос сын Бекбулата, убитого
Кучумом, - волчонок Сейдяк. Сын грозил отомстить за кровь отца и захватить
Сибирь.
Несмотря на эти горести, Кучум не думал о покорности и делал все, что
мог, чтобы собрать сторонников. Он все еще надеялся вернуть престол.
И вдруг надежды хана внезапно потускнели и померкли - до него дошла
скорбная весть: Маметкул пытался бежать и ранен казаками. Не успел Кучум
оправиться от этой вести, как пришла другая: казаки увозят тайджи на Русь.
Кучум растерялся...
Все, что слышал хан о Маметкуле, было правдой. С приходом весны еще
больше заскучал царевич и, наконец, не выдержал - на глазах у стражи
бросился бежать. Он перелезал уже крепостной тын, еще миг и... свобода. И
в этот момент дозорный вскинул пищаль.
- Стой, не гоже! Не уйдешь! - закричал казак и, видя, что Маметкул не
слушается, прицелился и выстрелил. Пленник беспомощно повис на остроколье
тына.
- Эх, подбили-поранили! - заговорили казаки. - И кому мила неволя? -
Они бережно сняли Маметкула с тына и отнесли в лучшую избу. Выхаживали
месяц. Потом к пленнику пришел Ермак. Синие сумерки густели за окном.
Царевич лежал, вытянувшись, на скамье, безучастный и равнодушный ко всему.
Ермак понимал его кручину, но отпустить царевича было нельзя.
- От безделья и меч ржа ест! - сказал он ласково. - Доброму джигиту
нужен простор. Отправлю тебя за Камень, в Москву.
Маметкул быстро поднялся со скамьи и крикнул:
- Убегу я!
- Куда побежишь! - сдержанно сказал Ермак. - Там вольней тебе будет,
неужели здесь, под стражей. А Сибирь стала русской землей. Придут сюда
мужики - ратаи с сохами, посеют хлеб, и мир станет в этом краю.
- Я подыму племена, верные мне, и верну степи, Иртыш! - в
запальчивости перебил пленник.
- Не подымутся больше простолюдины, не пойдут за тобой, царевич! -
усмехнулся Ермак. - Надоело им ясак платить ханам. Да и покой труженику
дороже всего!
- Я ударю камень о камень, высеку искру и вздую пламя ненависти ко
всему русскому! - не унимался Маметкул.
- Пойми ты, горячее сердце, ушло оно, твое время, ушло... Поедешь в
Москву! - вдруг резко закончил атаман и поднялся со скамьи.
Приготовили струг, убрали коврами и усадили в него плененного
царевича. Иван Гроза и три десятка казаков отплыли из Искера. Ладья все
дальше и дальше отходила от знакомого высокого яра. С каждым взмахом весел
он становился все ниже и ниже и, наконец, растаял в серой мути туманов.
Маметкул, сидя в ладье, опустил голову на грудь, задумался: "Что ждет
его в далекой Московии?".
Татарского царевича провезли по Туре, по зеленым понизям зауралья, -
ни татары, ни вогулы, ни остяки не вышли взглянуть на кучумовский корень.
Все быстро зарастало быльем. И тут понял Маметкул: былое ушло навсегда и
не воротится вновь.

Ермаку хватало хлопот: ему все хотелось знать, все поднять и оживить
в сибирской земле. Прошла горячая военная пора, настало время хозяйскому
делу. Перво-наперво надо было привлечь сердца простых людей к Руси.
Сделать это можно не мечом, а добрым рачением о нем. Надо было хлопотать о
торговле и верных торговых путях. Грезился атаману океан-море, чтобы через
него плыть сибирской водой и добраться до Холмогор: водный путь и легче и
дешевле, чем дорожки через горы в тайгу.
Затепло Ермак послал сотника Кибиря с казаками на двух стругах на
Обь-реку - проведать проход в Студеное море. Сильные ветры и непреодолимое
течение подхватило струги и вынесли на бурный простор. Казаки погибли во
льдах.
Весна стояла в полном цвету, широко разлились реки. Ермак услал
Богдана Брязгу в незамиренные волости. Тут, в устье, стоял укрепленный
городок, и татары отбивались стрелами и калеными камнями. Разгорелось
сердце Брязги.
- Дорого обойдется вам смута! - пригрозил он и впереди своей малой
дружины бросился на валы. Закипел бой. Скоро низкие избенки запылали, и по
ветру потянулись клубы черного дыма. Татары побросали саадаки, сабли,
копья и униженно просили о пощаде.
Разгромив городок на Арямзянке, Брязга пошел в низовье, где кочевали
вогулы и остяки. О походе казаков проведал князец Нимнян. Он не терял
времени и разослал в паули гонцов, призывая воинов. Слово князьца разожгло
кочевников. Две тысячи остяков и вогулов, вооруженных мечами, копьями и
луками, явились на высокую гору к князьцу Нимняну, который умело укрепил
городище валами и заплотами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264