Все мы
голодны, волочимся в наготе и в босоте, - все передрали. И силушку свою
вымотали. Женки на сносях до последнего часа коробья с солью волокут в
амбары, ребята малые, неокрепшие, уже силу теряют, надрываются. А вместо
хлебушка, - батоги и рогатки. Многие в леса сбежали, иные от хвори
сгинули, а то с голоду перемерли.
Казаки стояли понурив головы. Проняло и их горькое слово солевара.
Многие вздыхали: не то ли самое заставило их бежать с Руси в Дикое Поле?
Конь Ермака бил в землю копытом. В тишине тонко позвякивали удила.
Евстрат продолжал:
- Сил не хватит пересказать все наши обиды. Праздников и отдыха не
знаем, поборами замучали. Не успел в церковь сбегать, - плати две гривны,
в другой раз оплошал, - грош, а в третий раз, - ложись в церковной ограде
под батоги. Богу молятся Строгановы, а сами нутром ироды!
- Ироды... - словно эхо, отозвался атаман. Но тут же спохватился и
сказал:
- Ты тише, человече, а то как бы холопы этого ирода тебя плетями не
засекли!
- Батько! - вскричал Дударек-казак. - Вели унять смутьянов - душу
рвут своим горем!
- Стой! - гневно отрезал Ермак. - Тут все тяготы к нам принесли,
слушать мы должны и понять! Мы - не каты! Эй, солевары, браты-горщики,
расходись! Бить вас у нас рука не поднимается, а прощать - силы нет.
- Уходи! - закричал Ерошка Рваный. - Уходи, казак отсюда. Мы сами
управимся...
- Мы все тут покрушим! Все сожгем! - закричали холопы.
- Вижу, что так и будет! - сказал Ермак и поднял руку. - Слушайте
меня, работяги! Пожгете варницы, затопите рудники, все запустеет тут - вам
же хуже будет. Разойдитесь, браты! А я упрошу господина помиловать вас,
смягчить вашу тяжкую жизнь. - Ермак тронул повод, и застоявшийся конь
понес его среди бушующих солеваров. Они все еще кричали, жаловались, но
давали казакам дорогу.
Ворота острожка распахнулись и навстречу Ермаку вышел Максим
Строганов, одетый в малиновый кафтан, в мурмолке, расшитой жемчугом. За
ним толпилась многочисленная челядь - спальники, хожалые, псари,
медвежатники, выжлятники, ловчие. Они жили привольно, сытно, и для
господина готовы были на любую послугу. Хозяин поднял руку и, прищурив
лукавые глаза, ощупал пышную бороду.
- Так что ж ты, атаман, не разогнал смердов? О том мы просили нашего
дядю Семена Аникиевича. Разве он не сказывал тебе нашей просьбы?
- Сказывал, - резко ответил Ермак и выпрямился на коне. Крепкий и
мускулистый, он высоко поднял голову. - Но мы в наймиты не шли. Не можно
бить и калечить за правду человека. Люди робят от всей силы, а заботы о
них нет. Скот свой и тот бережешь, хозяин, а смердов и за скот не
считачешь!
- Помилуй бог, казак, о чем молвишь? Тут как бы не ко времени, и не к
месту! - Строганов покосился на дворню.
- Это верно, может и лишнее сказал, - счел нужным согласиться Ермак.
- Но от всего товариства казацкого скажу. Не для того сюда шли, чтобы
смердов бить. Не будем, господин! И тебе не советую. Миром договорись.
Помилосердствуй!..
Строганов опустил глаза, круто повернулся и пошел в хоромы, - так и
не позвал атаманов в гости. Он долго расхаживал по горнице, все думал. "Не
ко времени!.. И впрямь, ноне идет война с ливонцами, не до свар царю. Не
будет слать стрельцов, коли что!" - Максим хмурился, кипел злобой, но все
чаще раскидывал мыслью, как и в чем уступить.
Простояли казаки в Усолье неделю. Выходили на яр, песни пели,
потешались в кулачном бою, но с рудокопами и солеварами не спорили.
Поутру, после Троицына дня, над солеварнями заклубился белесый дым, и
опять в шахту полезли рудокопы. Наказал Строганов выдать из амбаров
холопам зерно и заколоть быка на мясо.
К Ермаку пришел Ерошка Рваный и поклонился:
- Послушались твоего совета, ноне зачали новую варю. Приходи-ко,
атаман, взгляни на работенку нашу.
- Приду, - довольный, что удалось предотвратить грозу, ответил Ермак.
Он пришел на другой день. Большая потемневшая изба была заполнена
соляным паром, от которого сразу запершило в горле. Ермак с любопытством
вгляделся: большой цырен, подвешенный на железных полотенцах к матицам,
испускал пар. Под ним, в глубокой яме, пылал огонь, то которого и
нагревался рассол. Повар Ерошка зорко всматривался в кипеж раствора, из
которого начинала уже рождаться соль. Тут же хлопотали два подварка, да
ярыжки время от времени подбрасывали рассол, который ведрами подавался из
ларя.
На ресницах и бороде солеваров оседал соленый налет. Ермак ухватился
за свою кучерявую, и под пальцами тоже заскрипела соль.
"Этак в мощи обратишься", - невесело подумал атаман и услышал, как в
цырене пошел шум.
- Что такое? - поднял он глаза на повара.
- Началось кипение соли! - выкрикнул Ерошка и махнул подваркам: - А
ну, живей, живей!
Подварки бросились к железным заслонкам печи и стали умерять жар, а
повар поднялся к цырену и огромной железной кочергой равномерно разгонял
рассол...
Так и не дождался Ермак до полного увару, когда стала оседать
белоснежная соль. Откашливаясь, весь распаренный, потирая глаза, он
выбежал из варницы.
За ним вышел Ерошка:
- Ну, как тебе понравилась наша работенка?
- Подвиг трудный! - убежденно ответил Ермак. - Тут не только
бунтовать, а резать с обеих рук зачнешь...
Солевар присел на бревнышко и со вздохом сказал:
- Вот видишь... каторга! А мы тихи... и мало того: любим эту каторгу,
работу, то-есть...
Ермак грузным шагом вошел в острожек. Мысли были злые, непокорные. Он
чутьем догадывался, что не простят ему Строгановы непослушания, но не мог
поступить иначе. И в самом деле, Максим закрылся у себя в хоромах и больше
не показывался.
А в избах, на постое, казаки кричали:
- Хватит, наслужились у господ. Нам бы в Сибирь идти, зипунов
пошарпать!
- В Сибирь!
- А не то Усолье раскидаем!
- Скука, на безделье руки чешутся!
- Дорога трудна! - осторожно заговорил Матвей Мещеряк. - Лето давно
на перевале.
- Брысь! - заорал на него полусотник Брязга. - Для нас, ходунов, лишь
бы до урманов добраться!
- Погребли, братцы...
Гомон стих, когда появился Ермак, медный от загара, решительный.
- Что за крик? - сурово спросил он.
- Батько, - кинулся к нему Брязга, - спор вышел. Осатанело нам от
скуки, без драки, ей-ей, с ножами друг на друга кинемся. Обленились, яко
псы.
И разом заорали десятки глоток:
- Веди, батько, в Сибирь. Тут у господ нам не житье!
Атаман взглянул на разгоряченные, возбужденные лица казаков, на
задорные глаза и махнул рукой:
- Тихо, дай подумаем! - и опустился на скамью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264