- согласился Иванко. - А мы по простоте своей думали
кистенем да чеканом, да сабелькой управитья. В Барабе удумали Кучума
настигнуть и порешить его остатное войско.
Грозный поднял умные, упрямые глаза и сказал:
- Скор, Иванушка! Кучум не так прост, чтобы разом сломиться... Дуб
надломленный бурей долго шумит.
Кольцо опустил глаза и стал теребить шапку. Грозный с ласковой
насмешкой следил за ним. Узловатые руки царя крепко сжимали подлокотники,
он весь подался вперед и, несмотря на ласковость, имел такой подавляюще
властный вид, что как ни храбр и беспечен был Кольцо, а чувствовал себя
малой птицей рядом с зорким орлом.
- Не кручинься, атаман, - добрым голосом сказал царь, - проси, чего
надобно, для закрепления сибирской землицы!
Кольцо встрепенулся, поднял на царя посмелевшие глаза и стал
перечислять нужды сибирского войска:
- Стрельцов бы побольше, пушек, фузий, зелья, коней добрых, мушкетов
метких...
Иванко говорил четко, толково. Стоявший рядом статный конюший боярин
с курчавой черной бородой одобрительно кивал головой. Царь сказал ему:
- Борис, дознаешься обо всем. Запиши!
Годунов поклонился, ответил вкрадчивым голосом:
- Будет исполнено, великий государь!
Он подмигнул Кольцо, и тот понял, что прием окончен. Казаки снова
опустились на колени. Царь открыл глаза.
- Оповести всех, Иван, - твердым голосом обратился он к атаману. -
Милую виновных казаков. Свою славу худую они смыли кровью и заслужили
прощение своими подвигами. Жалую тебе шубу со своих плеч. Вторую жалую
Ермаку. Сам отберешь по росту. А еще ему кольчугу, - выдать ее из
Оружейной палаты, да по доброй буланой сабле! А еще отпустить сорок пудов
пороху да сто свинцу. Об остальном подумает Борис... А ты, дьяк, разумная
голова, сготовь казакам подорожную грамоту и укажи в ней: по моему слову
пропустить атамана Ивана с сотоварищи, - тут царь ласково оглядел казаков
и князьца Ишбердея, - всем им ехать в сибирскую землю вольготно. А ехать
им на Вологду, Тотьму, Устюг, и чтобы при них ехали от города до города
провожатые и оберегали от воров...
Здоровенный казак Утков прищурил левый глаз под дремучей бровью и
вдруг заржал на всю палату:
- Это нас от воров оберегать? Аха-ха-ха! Дык мы сами с усами да с
кистенем, спуску не дадим...
Максим Строганов, до сей поры стоявший истуканом, в ужасе схватил
казака за рукав:
- Тишь-ко, стоялый жеребец!
Казак словно подавился, смолк. Царь поморщился, пристально посмотрел
на него и продолжал:
- А еще ты, дьяк, напиши, чтобы корм им и коням их давать досыта, и
не чинить никакого утеснения в пути. В придорожных кабаках вином вволю
поить. Воеводам особо напиши, чтоб помешки не чинили и всем сибирцы
довольны были...
Грозный вздохнул и сказал атаману:
- Ну, Иван, дозволяю по Сибири и Закамью сыскивать гулящих людей и
верстать в служилые. Надо домы строить, пашню поднимать, хлебушко сеять.
Пусть учатся по-человечески жить. Ясак собирать рухлядью, баранами,
шерстью и златом. Прямите мне службу, по крещенному снегу везите ясак под
надежной охраной... А я вас не забуду, и Строгановым накажу помогать вам
одеждой и сапогами. Тут ли наш гость?
Строгановы переглянулись, чинно и разом выступили вперед, поясно
поклонился Грозному.
- Тут мы, великий государь! - сказали дружно оба.
- И вас не забуду. Все зачту...
Иван Васильевич хотел улыбнуться, но вдруг беглая судорога исказила
его лик, он схватился за бок и тяжко вздохнул:
- Ох, грехи наши тяжкие...
Осанистый боярин в горлатной шапке опять встал впереди Иванки Кольцо:
- Великий государь притомился...
Строганов шепнул казакам:
- Пора, удальцы...
Сибирцы низко поклонились и стали медленно отступать. Иванко Кольцо с
тревогой видел, как высокий худой царь Иван вдруг ссутулился, голову
опустил долу, и руки его судорожно ухватились за поручни кресла.
"Скорбен государь, не протянет долго, - подумал атаман. - Ну, и
разгуляется тогда боярство!"
Высокие горлатные шапки бояр, как черные пни, сдвинулись и скрыли
Грозного от глаз Иванки. Широкие позолоченные двери распахнулись перед
казаками, и они покинули тронную.
В большой сводчатой комнате их попросили повременить уходом. Казаки
расселись по широким скамьям, покрытым красным сукнами. Под грузными
каменными сводами было сумеречно. За слюдянными оконцами все еще
торжественно гудели колокола-Москва праздновала присоединение Сибири. Это
бодрило, радовало сибирцев. Сидели они долго, молчали. Князец Ишбердей,
поджав под себя ноги, устроился на полу подле цветной изразцовой печки. От
нее шло тепло. Вогулич с довольным видом поглядывал на горячие изразцы и
похваливал:
- Холос чувал, шибко холос... Когда угощать будут?
- Ты тишь-ко, тут не Сибирь. Знают, что делают, - заметил казак с
серьгой в ухе. - Слушай да помалкивай.
В сторонке раскрылась дверь и в горницу неслышными шагами вошел
конюший боярин Борис Федорович Годунов. Добродушно улыбаясь, он сказал
сибирцам:
- Ну, теперь о делах потолкуем со всем тщанием! - он посел к столу,
приглашая Иванку с товарищами.
Князец поклонился Годунову и сказал:
- Мой тут холосо, очень холосо...
Его оставили в покое. Через ту же дверь вошел подьячий со свитком, на
поясе-медная чернильница, за ухом - перо. Годунов внимательно поглядел на
Кольцо и предложил:
- Ну, сказывай, атаман, сколь войска осталось казачьего? Какое оружие
и много ли зелья? Сколько ясачных людишек?..
Голос у Бориса Федоровича мягкий, приятный. Улыбка не сходит с
красивого смуглого лица. Стройный, рослый, он приходился под стать
атаману.
"Сказывали-из татарских родов, красив муж!" - подумал Иванко и
подробно начал рассказывать о делах сибирского войска.
Подьячий, насторожив уши, гусиным пером стал быстро заносить в свиток
все поведанное казаками. Писал он проворно, на всю горницу скрипя пером.
Годунов внимательно следил за подьячим.
- Пиши, - негромко сказал он. - Дьяку Лукьнцу-отпустить сорок пудов
пороху, сто пудов свинцу, пищалей...
Он вспоминал все мелочи воинского обряженья.
- Не мешало бы тебе, атаман, сходить на Пушечный двор, что на берегу
Неглинки реки, отобрать пушки кованные и литые, - предложил он.
- Не миную, схожу, - охотно согласился Кольцо. - Но перво-наперво
прошу твою милость, боярин войско послать в Сибирь, - ослабла наша
дружина, много побито!
- Да, - задумчиво отозвался Годунов. - Надо ноне же в Сибирь послать
стрельцов. Твоя правда, крепить надо за собой землицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264
кистенем да чеканом, да сабелькой управитья. В Барабе удумали Кучума
настигнуть и порешить его остатное войско.
Грозный поднял умные, упрямые глаза и сказал:
- Скор, Иванушка! Кучум не так прост, чтобы разом сломиться... Дуб
надломленный бурей долго шумит.
Кольцо опустил глаза и стал теребить шапку. Грозный с ласковой
насмешкой следил за ним. Узловатые руки царя крепко сжимали подлокотники,
он весь подался вперед и, несмотря на ласковость, имел такой подавляюще
властный вид, что как ни храбр и беспечен был Кольцо, а чувствовал себя
малой птицей рядом с зорким орлом.
- Не кручинься, атаман, - добрым голосом сказал царь, - проси, чего
надобно, для закрепления сибирской землицы!
Кольцо встрепенулся, поднял на царя посмелевшие глаза и стал
перечислять нужды сибирского войска:
- Стрельцов бы побольше, пушек, фузий, зелья, коней добрых, мушкетов
метких...
Иванко говорил четко, толково. Стоявший рядом статный конюший боярин
с курчавой черной бородой одобрительно кивал головой. Царь сказал ему:
- Борис, дознаешься обо всем. Запиши!
Годунов поклонился, ответил вкрадчивым голосом:
- Будет исполнено, великий государь!
Он подмигнул Кольцо, и тот понял, что прием окончен. Казаки снова
опустились на колени. Царь открыл глаза.
- Оповести всех, Иван, - твердым голосом обратился он к атаману. -
Милую виновных казаков. Свою славу худую они смыли кровью и заслужили
прощение своими подвигами. Жалую тебе шубу со своих плеч. Вторую жалую
Ермаку. Сам отберешь по росту. А еще ему кольчугу, - выдать ее из
Оружейной палаты, да по доброй буланой сабле! А еще отпустить сорок пудов
пороху да сто свинцу. Об остальном подумает Борис... А ты, дьяк, разумная
голова, сготовь казакам подорожную грамоту и укажи в ней: по моему слову
пропустить атамана Ивана с сотоварищи, - тут царь ласково оглядел казаков
и князьца Ишбердея, - всем им ехать в сибирскую землю вольготно. А ехать
им на Вологду, Тотьму, Устюг, и чтобы при них ехали от города до города
провожатые и оберегали от воров...
Здоровенный казак Утков прищурил левый глаз под дремучей бровью и
вдруг заржал на всю палату:
- Это нас от воров оберегать? Аха-ха-ха! Дык мы сами с усами да с
кистенем, спуску не дадим...
Максим Строганов, до сей поры стоявший истуканом, в ужасе схватил
казака за рукав:
- Тишь-ко, стоялый жеребец!
Казак словно подавился, смолк. Царь поморщился, пристально посмотрел
на него и продолжал:
- А еще ты, дьяк, напиши, чтобы корм им и коням их давать досыта, и
не чинить никакого утеснения в пути. В придорожных кабаках вином вволю
поить. Воеводам особо напиши, чтоб помешки не чинили и всем сибирцы
довольны были...
Грозный вздохнул и сказал атаману:
- Ну, Иван, дозволяю по Сибири и Закамью сыскивать гулящих людей и
верстать в служилые. Надо домы строить, пашню поднимать, хлебушко сеять.
Пусть учатся по-человечески жить. Ясак собирать рухлядью, баранами,
шерстью и златом. Прямите мне службу, по крещенному снегу везите ясак под
надежной охраной... А я вас не забуду, и Строгановым накажу помогать вам
одеждой и сапогами. Тут ли наш гость?
Строгановы переглянулись, чинно и разом выступили вперед, поясно
поклонился Грозному.
- Тут мы, великий государь! - сказали дружно оба.
- И вас не забуду. Все зачту...
Иван Васильевич хотел улыбнуться, но вдруг беглая судорога исказила
его лик, он схватился за бок и тяжко вздохнул:
- Ох, грехи наши тяжкие...
Осанистый боярин в горлатной шапке опять встал впереди Иванки Кольцо:
- Великий государь притомился...
Строганов шепнул казакам:
- Пора, удальцы...
Сибирцы низко поклонились и стали медленно отступать. Иванко Кольцо с
тревогой видел, как высокий худой царь Иван вдруг ссутулился, голову
опустил долу, и руки его судорожно ухватились за поручни кресла.
"Скорбен государь, не протянет долго, - подумал атаман. - Ну, и
разгуляется тогда боярство!"
Высокие горлатные шапки бояр, как черные пни, сдвинулись и скрыли
Грозного от глаз Иванки. Широкие позолоченные двери распахнулись перед
казаками, и они покинули тронную.
В большой сводчатой комнате их попросили повременить уходом. Казаки
расселись по широким скамьям, покрытым красным сукнами. Под грузными
каменными сводами было сумеречно. За слюдянными оконцами все еще
торжественно гудели колокола-Москва праздновала присоединение Сибири. Это
бодрило, радовало сибирцев. Сидели они долго, молчали. Князец Ишбердей,
поджав под себя ноги, устроился на полу подле цветной изразцовой печки. От
нее шло тепло. Вогулич с довольным видом поглядывал на горячие изразцы и
похваливал:
- Холос чувал, шибко холос... Когда угощать будут?
- Ты тишь-ко, тут не Сибирь. Знают, что делают, - заметил казак с
серьгой в ухе. - Слушай да помалкивай.
В сторонке раскрылась дверь и в горницу неслышными шагами вошел
конюший боярин Борис Федорович Годунов. Добродушно улыбаясь, он сказал
сибирцам:
- Ну, теперь о делах потолкуем со всем тщанием! - он посел к столу,
приглашая Иванку с товарищами.
Князец поклонился Годунову и сказал:
- Мой тут холосо, очень холосо...
Его оставили в покое. Через ту же дверь вошел подьячий со свитком, на
поясе-медная чернильница, за ухом - перо. Годунов внимательно поглядел на
Кольцо и предложил:
- Ну, сказывай, атаман, сколь войска осталось казачьего? Какое оружие
и много ли зелья? Сколько ясачных людишек?..
Голос у Бориса Федоровича мягкий, приятный. Улыбка не сходит с
красивого смуглого лица. Стройный, рослый, он приходился под стать
атаману.
"Сказывали-из татарских родов, красив муж!" - подумал Иванко и
подробно начал рассказывать о делах сибирского войска.
Подьячий, насторожив уши, гусиным пером стал быстро заносить в свиток
все поведанное казаками. Писал он проворно, на всю горницу скрипя пером.
Годунов внимательно следил за подьячим.
- Пиши, - негромко сказал он. - Дьяку Лукьнцу-отпустить сорок пудов
пороху, сто пудов свинцу, пищалей...
Он вспоминал все мелочи воинского обряженья.
- Не мешало бы тебе, атаман, сходить на Пушечный двор, что на берегу
Неглинки реки, отобрать пушки кованные и литые, - предложил он.
- Не миную, схожу, - охотно согласился Кольцо. - Но перво-наперво
прошу твою милость, боярин войско послать в Сибирь, - ослабла наша
дружина, много побито!
- Да, - задумчиво отозвался Годунов. - Надо ноне же в Сибирь послать
стрельцов. Твоя правда, крепить надо за собой землицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264